Страница 12 из 17
Первый лестничный пролет заканчивался площадкой, на которой обнаружилась дверь.
– Она ведет в галерею, – пояснил Гэбриел, но открывать ее не стал, к моему разочарованию, ведь мне хотелось увидеть, есть ли там кто-нибудь.
Я была уверена, что заметила в галерее какое-то движение, и хотела узнать, кто из домочадцев предпочел, прячась наверху, наблюдать за мной, вместо того чтобы спуститься и поздороваться.
Лестница была широкая и очень красивая, но в свете масляных ламп казалась полной теней. Пока мы поднимались по ней, меня охватило необъяснимое ощущение, будто все представители рода Рокуэлл, жившие в этом доме последние три сотни лет, неодобрительно наблюдают за мной, девушкой, которую Гэбриел привел сюда, не посоветовавшись с семьей.
– Мои комнаты, – сказал мне муж, – на самом верху. Долго подниматься.
– Ты останешься в них теперь, после женитьбы? – спросила Руфь из-за моей спины.
– Конечно останусь. Разумеется, если Кэтрин там понравится.
– Я уверена, что понравится.
– А если не понравится, у нас есть и другие, – заметила Руфь.
Мы поднялись на третий этаж, и перед нами предстал юноша. Высокий, худощавый, очень похожий на Руфь.
– Мама, они еще не приехали? Что она… – крикнул он, прежде чем увидел нас.
Он замолчал, ничуть не смутившись, когда его взгляд упал на меня.
– Это Люк… мой племянник, – представил юношу Гэбриел.
– Мой сын, – проворчала Руфь.
– Очень рада знакомству, – сказала я, протягивая ему руку.
Люк взял ее и поклонился так низко, что локон его длинных волос свесился ему на лицо.
– В таком случае радость взаимна, – произнес он нараспев. – Так забавно, когда кто-то в семье женится.
Он очень сильно напоминал мать, а значит, и Гэбриела. Такие же аристократические черты, деликатная светлокожесть, расслабленность движений, граничащая с вялостью.
– Что вы думаете о нашем доме? – с любопытством поинтересовался Люк.
– Она не пробыла здесь еще и десяти минут, не увидела еще и десятой части, а если что-то и увидела, то не при дневном свете, – напомнила ему мать.
– Завтра устрою вам экскурсию, – пообещал Люк, и я поблагодарила его.
Он снова поклонился и отступил в сторону, освобождая нам дорогу, но, когда мы прошли, присоединился к нашей процессии и пошел вместе с нами до комнат на четвертом этаже, которые, как мне стало понятно, всегда занимал Гэбриел.
Мы дошли до круговой галереи, и ощущение, что за мной наблюдают, усилилось, ведь здесь висели фамильные портреты, сделанные в полный рост. Горели три-четыре лампы из розового кварца, и в их призрачном свете казалось, будто фигуры на полотнах оживают.
– Пришли, – сообщил Гэбриел, и пальцы на моем локте сжались сильнее.
Я услышала, как в корзине зашевелился Пятница. Он тихонько тявкнул, словно напоминая о своем присутствии. Думаю, пес угадал мое настроение и знал, что я чувствовала себя так, будто меня заключают в тюрьму и мое присутствие здесь вызывает раздражение. Конечно, напомнила я себе, всему виной наш поздний приезд. Если бы мы прибыли ярким солнечным утром, все выглядело бы иначе.
В старинных домах, подобных этому, всегда таинственная атмосфера, и с наступлением темноты людей, у которых слишком живое воображение, начинают преследовать тени. Я оказалась в необычном положении. Мне предстояло стать хозяйкой этого дома, но каких-то три дня назад никто в нем даже не подозревал о моем существовании. Неудивительно, что я вызывала раздражение.
Прогнав необоснованные недобрые чувства, я повернулась спиной к портретам и следом за Гэбриелом шагнула в коридор, расположенный справа. Мы шли по нему, пока не оказались перед дверью. Гэбриел распахнул ее, и я ахнула от восхищения, ибо мы стояли на пороге очаровательнейшей комнаты. На окнах висели тяжелые шторы из красного дамаста, в большом открытом камине уютно горел огонь, свечи в блестящих серебряных подсвечниках, стоявших на каминной полке из изумительного резного белого мрамора, озаряли комнату мягким светом. Я увидела кровать с четырьмя столбиками по углам и балдахином, идеально гармонирующим со шторами. Высокий комод, кресла со спинками, расшитыми алыми и золотыми нитями, красные ковры, как будто окрапленные золотом, – все это наполняло помещение ощущением теплоты. Дополняла картину ваза с красными розами на столе.
Взглянув на них, Гэбриел вспыхнул и сказал сестре:
– Спасибо, Руфь.
– На большее не хватило времени.
– Какая красивая комната, – искренне сказала я.
Руфь кивнула.
– Жаль, что сейчас нельзя насладиться видом из окна.
– Через час у нас появится такая возможность, – вставил Гэбриел. – Поднимется луна.
Мои страхи испарились.
– Теперь я вас оставлю, – сказала Руфь. – Распоряжусь принести горячей воды. Вы будете готовы к ужину через три четверти часа?
Я ответила, что будем, и они с сыном вышли из комнаты. Когда дверь закрылась, мы с Гэбриелом молча посмотрели друг на друга. Потом он сказал:
– Что не так, Кэтрин? Вам здесь не нравится?
– Тут великолепно, – начала я. – Я и не думала, что… – Но потом чувство обиды вырвалось наружу. – Господи, почему вы не сказали им, что женитесь?
Гэбриел покраснел и сник, но я вознамерилась наконец добиться от него правды.
– Ну, я не хотел поднимать шума…
– Шума! – оборвала я его. – Но вы же говорили, что ездили домой, чтобы сообщить новость семье.
– Так и было.
– И не смогли… заставить себя, когда дошло до дела?
– Они могли бы возражать. Я не желал этого.
– Вы хотите сказать, что они могли бы счесть меня недостойной вашего семейства?
Я знала, что в этот миг мои глаза пылали огнем. Я одновременно и злилась, и чувствовала себя несчастной. Моя жизнь в этом доме начиналась с разочарования. Гэбриел обидел меня, я была подавлена, потому что осознавала: то, что муж скрывал наш брак до тех пор, пока он не стал fait accompli[5], означало, что жизнь моя с новыми родственниками не будет беззаботной.
– Боже правый, нет! – с чувством вскричал Гэбриел и схватил меня за плечи, но я нетерпеливо освободилась. – Они будут счастливы… когда узнают вас получше. Просто они не любят перемен. Вы же знаете, какими бывают родственники…
– Нет, – отрубила я. – Не знаю. Они недовольны, и это понятно. Вот так взять и предъявить нового члена семьи! Воображаю, что они чувствуют.
– Но вы не понимаете, Кэтрин, – с мольбой протянул Гэбриел.
– Так объясните! – накинулась я на него. – Расскажите. Что это за тайны?
В эту минуту он выглядел несчастным.
– Нет никаких тайн. Просто я не рассказал им, что собираюсь вступить в брак, вот и все. Мне не хотелось, чтобы поднялся шум, не хотелось суеты. Я желал поскорее жениться на вас, чтобы мы были вместе и смогли взять от оставшейся жизни как можно больше.
Когда он произнес это, мой гнев улетучился. Меня переполняли нежность и желание сделать его счастливым, заставить позабыть о том, чего он боялся (быть может, то был страх смерти). Все дело в его желании видеть меня своей женой. Я смутно догадывалась, что Гэбриела страшит нечто, находящееся в этом доме, и что ему нужен союзник. Я должна была стать таким союзником. Я знала это, потому что, не пробыв в Кёрклендских Забавах и получаса, почувствовала этот страх.
– Пятница все еще сидит в корзине, – напомнила я.
– Я достану его.
Гэбриел открыл крышку, и пес с лаем выпрыгнул наружу, радуясь свободе. В следующую секунду раздался стук, и я, вздрогнув, обернулась, потому что звук шел не от той двери, через которую мы вошли. Оказывается, в комнате было два входа.
Голос с сильным йоркширским акцентом произнес:
– Горячая вода, хозяин.
Дверь захлопнулась, прежде чем я успела увидеть, кто говорит.
– Это старая комната, где раньше пудрили парики, – кивнул на дверь Гэбриел. – Теперь я там умываюсь. Она и вам пригодится. Но запирайте обе двери, когда будете раздеваться. В комнату может зайти кто-нибудь из слуг.
5
Свершившимся фактом (фр.).