Кёрклендские забавы

Вместо этого письма я отправила Дилис обычное приглашение на свадьбу.

Фанни все еще была настроена скептически. Ей казалось, что спешка тут неуместна. Она то и дело вспоминала разные подходящие, как ей казалось, пословицы, вроде «женишься на скорую руку, да на долгую муку», и заводила разговоры о том, что мне придется «хлебнуть горя большой ложкой». И все же мысль о предстоящем несчастье, похоже, немало ее радовала, и она была решительно настроена сделать все, чтобы мои будущие уважаемые родственники, если они явятся на свадьбу, не были разочарованы праздничным застольем.

Гэбриел писал мне часто, и его письма были полны страсти, но говорилось в них только о его преданности мне и о том, как он ждет нашего союза. О том, как восприняла новость его семья, он не написал ни слова.

Пришел ответ от Дилис. Она писала, что я слишком поздно поставила ее в известность о свадьбе, что у нее столько дел, что уехать из Лондона никак не получится. Тогда я поняла, что наши пути разошлись настолько, что от близости, которая некогда нас соединяла, ничего не осталось.

За три дня до свадьбы Гэбриел вернулся и поселился в гостинице «Королевская голова», менее чем в полумиле от Глен-хауса.

Когда ко мне в комнату вошла Мэри с известием о том, что жених ждет меня в гостиной на втором этаже, я бросилась вниз. Он стоял спиной к камину, глядя на дверь, и как только я отворила ее, шагнул ко мне и мы обнялись.

Гэбриел выглядел возбужденным, моложе, чем перед отъездом, потому что в нем исчезла былая напряженность.

Я обхватила его лицо ладонями и поцеловала.

– Мы как мать и любимое дитя, – пробормотал он.

Это была очень точная характеристика моих чувств. Мне хотелось заботиться о нем, хотелось наполнить абсолютным счастьем время, которое ему осталось. Я не испытывала к Гэбриелу страстной любви, но не придавала этому особого значения, ибо в то время ровным счетом ничего не знала о страсти.

И все же я любила его и, когда он крепко прижал меня к себе, поняла, что ему как раз и нужна такая любовь, какую я к нему испытываю.

Я высвободилась из объятий и усадила Гэбриела на кушетку, набитую конским волосом. Мне не терпелось узнать, как восприняли новость о помолвке его родственники и сколько их приедет на свадьбу.

– Понимаете, – медленно произнес Гэбриел, – мой отец слишком немощен, чтобы куда-то ездить. Что же до остальных… – Он пожал плечами.

– Гэбриел! – ошеломленно вскричала я. – Вы хотите сказать, что никто из них не приедет?

– Ну, у меня есть тетя Сара… Она, как и отец, слишком стара для поездок. И…

– А ваша сестра? И ее сын?

Он забеспокоился, между бровями пролегла складка.

– Дорогая, какое это имеет значение? – сказал Гэбриел. – Это же не их свадьба, правда?

– Но как можно не приехать на свадьбу? Они не одобрили наш брак?

– Разумеется, они не будут против. Но сама церемония – это ведь не так уж важно, правда? Кэтрин, послушайте, мы снова вместе. Я хочу быть счастлив.

Видеть, как на его лицо снова наползает туча, было невыносимо, и я попыталась скрыть охватившее меня беспокойство. Это было очень странно. Чтобы никто из его родственников не присутствовал на свадьбе… В высшей степени необычно. Впрочем, если оглянуться назад, все, что привело нас к этому браку, было довольно необычно.

Тут за дверью послышалось царапание. Пятница узнал, что Гэбриел вернулся, и хотел поскорее его увидеть. Я открыла дверь; пес бросился прямиком на руки Гэбриелу и потянулся мордой к его лицу, пытаясь лизнуть. Тот со смехом уворачивался.

Я сказала себе: не надо думать, что родственники Гэбриела более консервативны, нежели он сам. И очень хорошо, что Дилис отклонила мое приглашение.

– Они думают, что вы их недостойны. – Таков был вердикт Фанни.

Я не хотела показывать ей, как меня тревожит поведение родственников Гэбриела, поэтому просто пожала плечами.

После свадьбы мы с Гэбриелом планировали провести неделю в Скарборо, а потом собирались отправиться в Кёрклендские Забавы. Всему свое время, думала я. Рано или поздно я все равно узнаю, что его родственники думают о нашем браке. Просто нужно набраться терпения.

Мы поженились в нашей деревенской церквушке в июне, примерно через два месяца после первой встречи. К алтарю меня вел отец; на мне было белое платье, в кратчайшие сроки сшитое местной портнихой, белая вуаль и венок из флердоранжа.

На приеме, который мы устроили в гостиной Глен-хауса, гостей почти не было: приходской священник, доктор и их жены.

Мы с Гэбриелом ушли сразу же после того, как подняли тост за наше здоровье. Свадьба была скромной, и мы с радостью покинули немногочисленных гостей, чтобы отправиться на станцию, где сели на поезд до побережья.

В купе первого класса, когда мы с Гэбриелом остались наедине, я впервые почувствовала, что мы похожи на самых обычных жениха с невестой. Прежде необычность нашей свадьбы – ее поспешность, малочисленность гостей, отсутствие родственников жениха на церемонии – придавала всему происходящему какой-то странный оттенок, как будто все это было не по-настоящему, но теперь, когда мы были одни и вместе, нервное напряжение спало.

Гэбриел держал меня за руку, на лице – удовлетворенная улыбка, смотреть на которую мне было приятно. Никогда прежде я не видела его столь умиротворенным и поняла: вот чего ему всегда не хватало – покоя. Пятница ехал с нами. Нам бы не пришло в голову его бросить. Я нашла для него дорожную корзинку, потому что не знала, как он поведет себя в пути. Специально выбрала с крупным плетением, чтобы он мог видеть нас, и объяснила ему, что его заключение продлится недолго. У меня появилась привычка разговаривать с псом и все ему объяснять. Фанни только ухмылялась. Она считала, что я «совсем ополоумела», раз уж разговариваю с собакой.

Через некоторое время мы добрались до гостиницы. В первые дни нашего медового месяца я чувствовала, что моя любовь к Гэбриелу только растет, ведь он так отчаянно нуждался во мне, так хотел, чтобы я избавила его от приступов меланхолии, которые могли охватить его в любую минуту. Эта нужность другому человеку приносила мне ощущение удивительного удовлетворения, которое, как мне кажется, я тогда ошибочно принимала за любовь.

Погода стояла восхитительная, дни были солнечные. Мы много гуляли втроем, ведь Пятница всегда был рядом с нами. Мы исследовали побережье, от Робин-Худс-Бэй[3] до мыса Фламборо-Хэд. Восторгались чудесными маленькими бухтами, величественными отвесными скалами, гротами и вересковыми равнинами, видневшимися то тут, то там. Нам нравилось совершать прогулки, что мы и делали едва ли не каждый день. Иногда мы брали лошадей и удалялись от моря, исследуя местные равнины и сравнивая их с нашими в Западном Райдинге. Вдоль береговой линии можно наткнуться на осыпающиеся стены древних замков, а однажды мы обнаружили остатки старинного монастыря.

Гэбриела притягивали древние развалины. Очень скоро я поняла, что у этого влечения болезненная природа, и впервые с начала нашего путешествия увидела, что к нему вернулась мрачная молчаливость, от которой я так хотела его избавить. Пятница вскоре заметил, что Гэбриела покидает счастливое умиротворение, в которое он погрузился с началом медового месяца. Однажды, когда мы исследовали заброшенный монастырь, я увидела, как пес трется головой о ногу Гэбриела, глядя на него снизу вверх, словно умоляя вспомнить о том, что мы трое вместе и потому должны быть счастливы.

Именно тогда я заметила первые признаки тревоги, нарушившие мою безмятежность. Я сказала Гэбриелу:

– Этот монастырь похож на Кёрклендское аббатство?

– Все древние развалины похожи друг на друга, – неопределенно ответил он.

Мне захотелось расспросить его подробнее. Я была уверена, что его что-то беспокоит, и причиной этому наверняка являлись Кёрклендское аббатство и Забавы.

Я осторожно продолжила:

– Но, Гэбриел, вам это сходство, кажется, неприятно.

3

Рыбацкая деревушка и залив в графстве Норт-Йоркшир.