Страница 4 из 5
А значит, евреям следовало обратиться не к писателям, а к самим себе: обычным мужчинам и женщинам, старым и молодым, членам подвергающегося гонениям меньшинства, которое не может не понимать настоятельной необходимости вести хронику катастрофы в реальном времени. И, уж конечно, они не должны полагаться на милость чужаков, то есть врагов Израиля, которые не преминут очернить евреев и наверняка выстроят против них целую «фабрику лжи и фальсификаций»[6]. Если не будет свидетельств того, что во время войны евреи страдали, мучились, жертвовали собой, – предостерегали трое подписантов – после войны для евреев не найдется места за столом переговоров о реституциях, и ничто не сдержит новую волну дискриминации и гонений.
И хотя Первая мировая война была еще в самом начале, для объективного описания вершащейся катастрофы было уже слишком поздно. Еврейская Варшава выбивалась из сил, пытаясь помочь тысячам наводнивших город беженцев из местечек и городков, и Перец, трудившийся в самой гуще этого движения помощи пострадавшим, добиваясь увеличения числа бесплатных столовых, сиротских приютов, детских образовательных учреждений, в апреле скончался от сердечного приступа; ему было шестьдесят четыре года. В июле царское правительство закрыло все еврейские газеты, ввело строжайшую цензуру новостей с фронта, запретило использовать в письмах древнееврейский алфавит. А в августе Германия захватила Варшаву.
2 ноября 1917 года министр иностранных дел Великобритании Артур Джеймс Бальфур в официальном письме барону Ротшильду сообщил, что «Правительство Его Величества благосклонно смотрит на создание в Палестине национального государства для еврейского народа», и часы истории начали новый отсчет. Под ближневосточным солнцем нашлась, по словам Теодора Герцля, «старая новая земля», которую можно было избавить от мифического прошлого. Через пять дней[7] власть в Петрограде захватили большевики, положив начало долгожданной революции в России, а следом и по всему миру. А когда мировая война наконец закончилась, на Парижской мирной конференции была официально принята концепция прав меньшинств, защищавшая национальную и культурную независимость евреев и других этнических меньшинств. В 1919 году евреям не просто предоставили место за столом переговоров о послевоенных реституциях – отныне они были вольны переосмыслить прошлое и придумать себе новое будущее.
Среди национальных государств, подписавших договор, была и возрожденная Польская Республика. Это были трудные годы и для Польши, только-только отделившейся от империи, и для польских евреев, вырвавшихся за пределы штетлов, средневековых торговых местечек, которые евреи веками называли своим домом. К концу войны Варшава стала новым центром еврейской культурной жизни, и еще до заключения перемирия в ноябре 1918 года варшавский Союз еврейских писателей и журналистов перебрался на постоянное место – на улицу Тломацкую, 13, по соседству с Большой синагогой. Там-то прозаик Иешуа Перле, писавший на идише, оказался в своей стихии. Веселый, общительный, энергичный, один из лучших сынов еврейского народа, он во всеуслышанье изъяснялся на свободном, щедром на красочные обороты польском идише. Многим запомнились те его выступления на публике, которым покровительствовал, словно олимпийский бог, Ицхок-Лейбуш Перец, – ведь Перле перебрался в Варшаву еще в 1905-м, когда ему было всего-то семнадцать лет. Именно Перец на репетиции пьесы в Еврейском драматическом кружке познакомил молодого человека с талантливой красавицей Сарой, дочерью могильщика, которая стала любовью всей жизни Перле.
А вот двадцатитрехлетний аспирант исторического факультета университета Эммануэль Рингельблюм переехал в Варшаву относительно недавно. Но сразу же проявил себя способным организатором: помог создать Кружок молодых историков, в который со временем вошло сорок участников. Их работы (как индивидуальные, так и в соавторстве) позволили переосмыслить масштаб, язык и цель исторических исследований. Вместо славной истории древнего Израиля или «золотого века» евреев в Испании они, по примеру Семена Марковича Дубнова, корифея истории еврейского народа, обратили взоры к современным евреям Восточной Европы. Рингельблюм защитил диссертацию о «варшавских евреях до 1527 года», а впоследствии опубликовал исследование об участии евреев в восстании Тадеуша Костюшко в 1794 году, которое было подавлено российскими войсками. Участники кружка принадлежали к обеим культурам, еврейской и польской, учились в польских университетах, однако для распространения знаний о прошлом они избрали идиш, разговорный язык восточноевропейских евреев, поскольку верили в то, что «историю народа пишет народ». Да и надежд на научную карьеру в польских университетах они не питали. Они были не единственными, кто по-новому подходил к истории, потому что в 1925 году возник Исследовательский институт идиша, YIVO, как независимое учреждение для изучения идиша – сперва в Берлине, потом в Вильно и Варшаве. Вскоре открылись четыре научных отделения: филологическое (изучение языка, литературы и фольклора), экономико-статистическое, историческое и психолого-педагогическое. Рингельблюм работал в YIVO с года его основания и вскоре стал ведущим сотрудником исторического отделения[8].
Десятью годами ранее писатели Перец, Динезон и Ан-ский опубликовали пылкий призыв к простому народу, к коллективному банку памяти. Какой же спонтанной и дилетантской могла показаться эта идея после того, как стали возможны глобальные социально-экономические, демографические, этнографические, лингвистические, литературные, исторические и социально-психологические исследования, а в YIVO открылось и американское подразделение. С появлением YIVO и Ландкентениш – движения увлеченных краеведов, которое развивало «познавательный туризм» и призвано было подчеркнуть укорененность евреев в Польше, – сохранение своеобычности и индивидуальности польского еврейства стало делом общественной важности. В 1931 году лингвист Макс Вайнрайх, теоретик и ведущий исследователь YIVO, призвал польских евреев цу деркенен дем хайнт, то есть систематически изучать повседневную жизнь. Вскоре Вайнрайх основал Отделение молодежных исследований для междисциплинарного изучения проблем современных еврейских детей и подростков. А поскольку в идише нет слова, обозначающего подростковый возраст, Вайнрайх его придумал. Не существовало никаких документальных свидетельств о жизни еврейской молодежи, поэтому к ней обратились с предложением рассказать о своем опыте, поучаствовав в трех автобиографических конкурсах (всего было прислано более шестисот письменных работ[9]). Часы истории завели, и они снова затикали, и еврейская историография пошла в ногу с актуальными научными течениями и самыми насущными нуждами общества.
1 сентября 1939 года разразился блицкриг, ознаменовав начало новой мировой войны. Помимо комендантского часа и бесконечных очередей за хлебом и в органы внутренней безопасности, в гетто сказывалась еще и тактика юденрата, направленная на то, чтобы выиграть время, но эта тактика не помогла предотвратить ни голод, ни депортации. Одни евреи стремились выиграть время, прячась в укрытия, другие – участвуя в сопротивлении, большинству же европейских евреев выиграть время не удалось: для них настало время умирать – в ближайшем ли лесу, в лагере ли с незнакомым названием, – то есть, по сути, конец времен[10]. Генерал СС Юрген Штроп в знак победы в тотальной войне с евреями послал Гиммлеру 125-страничный рапорт в кожаном переплете с большим количеством фотографий; на обложке каллиграфическим почерком значилось: Es gibt keinen jüdischen Wohnbezirk in Warschau mehr! («Еврейского района в Варшаве больше нет!»). Подробный отчет Штропа (о том, как его войска сломили сопротивление вооруженных «еврейских бандитов», как выкурили еврейских бойцов и выживших горожан из подземных бункеров, как спалили гетто дотла) должен был стать последним словом, словом безжалостного врага, какого евреи прежде не знали. Так бы и оказалось, если бы не стремление евреев увековечить память – миссия, так глубоко осознанная и осуществленная вопреки всему. Собрав группу хроникеров, статистиков, экономистов, социологов, общественников, врачей, репортеров, поэтов, фотографов и художников, тридцатидевятилетний Эммануэль Рингельблюм дал жертвам возможность рассказать свою историю от первого лица, в реальном времени, вопреки времени и на все времена.
6
A[bramovich] D[ina] Oyfruf // YIVO-bleter, 26. 1952, 351.
7
Здесь и далее автор приводит все даты по григорианскому календарю. – Примеч. ред.
8
Kassow S. D. Ringelblum, Emmanuel // YIVO Encyclopedia, по состоянию на 1 января 2017 года, www.yivoencyclopedia.org / article. aspx / Ringelblum_Emanuel.
9
См. Awakening Lives: Autobiographies of Jewish Youth in Poland before the Holocaust. New Haven, CT: Yale University Press, 2002.
10
Marrus M. R. Killing Time: Jewish Perceptions during the Holocaust // Hasho’ah: Historyah vezikaron: Kovets ma’amarim shai leYisrael Gutman. Jerusalem: Yad Vashem and the Institute of Contemporary Jewry, 2001, 10–38.