Демонолог

— Он с нами не общается, — буркнул я. — Даже не помогает. Так мама сказала.

— Органы опеки начнут с него, — заявила Веденеева. — Свяжутся, опишут ситуацию, предложат забрать к себе вас с Полиной.

— Не согласится, — предположил я.

— Тогда — интернат, — вздохнула участковая.

— Другого пути нет?

— Я подумаю, — пообещала одноклассница нашей мамы, — но ничего не обещаю.

— Хорошо, — кивнул я. — Что сейчас?

— В морг. Потом отвезу вас домой. И выясню, кто займется организацией похорон.

Не стану описывать наш спуск по запасной лестнице отделения, выход во двор, поиск отдельно стоящего здания морга и уворачивания от проносящихся машин скорой помощи. Краем глаза я увидел один из таких микроавтобусов с распахнутыми настежь задними дверцами. Из нутра автомобиля санитары выдвигали носилки на колесиках с лежащим телом, облепленным датчиками и пластиковыми трубками…

Дальше было опознание.

Участковая присела на скамейку рядом с Полиной, начала ей что-то втолковывать тихим и спокойным голосом. А я последовал за мужиком в синем халате, кожаном переднике и в перчатках, пахнущих антисептиком. Мужик привел меня в комнату с металлическими ячейками во всю стену. Ячеек было много, целая система хранения для мертвецов. Камеры были скомпонованы в три ряда, а к стене кто-то прислонил красную стремянку. Мужик открыл дверцу одной из камер среднего ряда и ловко выдвинул из холодильного агрегата носилки с мамой.

Да, это была она.

Анна Васильевна.

Замерзшая, окостеневшая, с запекшейся кровью на темени. Глаза закрыты, словно женщина прилегла отдохнуть и не проснулась. Часть волос на затылке сострижена, но заглядывать туда я не решился.

Кожа моей несостоявшейся матери уже приобрела мертвенно-бледный оттенок.

— Это она, — подтвердил я. — Анна Васильевна Невзорова.

Работник морга кивнул, накинул отворот ткани на лицо женщины и задвинул носилки обратно в холодильник.

Участковая отвезла нас домой, записала наши телефоны и оставила свой номер. Сказала, что свяжется со мной по похоронам. Всё это время Полина тупо смотрела перед собой, не встревая в разговоры и полностью игнорируя реальность.

Когда дверь за Веденеевой закрылась, девочка направилась в нашу комнату, не проронив ни слова. Я сбросил кеды, положил рюкзак на тумбу и двинулся на кухню. В руке у меня был запечатанный пластиковый конверт с личными вещами мамы, обнаруженными в ее сумочке. Саму сумочку я не стал тащить домой — вряд ли она потребуется кому-то из нас.

Присев к столу, я вскрыл конверт.

Внутри обнаружились ключи от квартиры, косметичка, мобильник, проездной билет на все виды транспорта, кроме метро, пара красных жетонов и потрепанный черный кошелек. Расстегнув кошелек, я внимательно изучил его содержимое. Бумажными купюрами — сорок пять рублей. Монетами — чуть больше трех. Плюс карточка, пин-кода которой я не знаю. Бело-голубой пластик Европейского Континентального Банка. Повертев карту в руках, я принялся с удвоенной энергией обшаривать кошелек и был вознагражден скомканной бумажкой с четырьмя заветными цифрами. Что ж, перво-наперво придется обчистить счет Анны Васильевны — иначе нам с Полиной не выжить. И сделать это я намерен в ближайшие полчаса, пока банк не заблокировал аккаунт.

Полина тихонько пристроилась рядом.

— Мамины вещи, — зачем-то сказал я.

— Угу, — кивнула девочка.

Помолчали.

— Дома одна посидишь? — спросил я.

Сестра подняла на меня заплаканные глаза — в них я и увидел ответ. Нет, не посидит. Я ведь тоже могу уйти и не вернуться. Как мама. И тогда хоть на стенку лезь.

— Ладно, — я сдался. — Идем вместе.

— А куда? — сестра поплелась за мной в коридор.

— К ближайшему банкомату.

— Зачем?

— Вот наивная, — я останавливаюсь, чтобы взять рюкзак. Засовываю карточку с пин-кодом в боковое отделение и возвращаюсь на кухню. — Надо остаток денег маминых снять, пока счет не блокирнули.

Полина не стала спорить или ругаться. Думаю, смирилась с тем, что я сейчас за старшего и лучше знаю, что надо делать.

Кошелек я спрятал в шкафчик над разделочной панелью — заначка не повредит. Быстро оценил запасы круп, затем переключил внимание на холодильник. Надо бы еще разобраться, как оплачивать услуги ЖКХ — этим занималась мама, в памяти Ильи ничего ценного по теме нет. Разрулим этот вопрос позже.

Незаметно для себя я стал мыслить сленговыми словечками носителя.

Думай, Джерг.

Не нарвись на гопников и алкашей по дороге.

Еще хуже наркоманы и бомжи — они даже прирезать могут за последнюю копейку.

…Солнце достигло зенита и начало сползать вниз по небосклону. Я посмотрел на экранчик смартфона — сейчас половина третьего. Удивительно, сколько всего может произойти с человеком за пару часов. У Полины, например, вся жизнь рухнула под откос. А мои задачи существенно усложнились.

На площадке — вопли детворы.

Соседка с четвертого этажа подкармливает ветчиной бездомных кошек. Уверен, сама она питается значительно хуже…

Мы пересекаем двор.

Голубой банкомат ЕКБ вмурован в стену соседней высотки, рядом с магазинчиком фруктов и почтовым отделением. Людей поблизости не видно, хотя время обеденное.

— Ты знаешь, как им пользоваться? — спросила сестра, глядя на банкомат.

— Нет, — честно признался я.

— А я знаю, — вдруг выдает Полина. — Мы с мамой часто по магазинам ходили.

Неожиданное заявление.

Я пропускаю сестру вперед и выдаю ей кусок непостижимого пластика. Девочка вставляет карту в прорезь и вопросительно смотрит на меня:

— Код есть?

— Четыре семь два восемь, — диктую заученные наизусть цифры.

На экране банкомата выскакивают опции.

— Посмотреть остаток на счету? — спрашивает Полина.

— Давай.

Одно нажатие — и мы видим цифру. Тридцать семь рублей, двадцать четыре копейки. Лучше, чем ноль, но проблем наших эта сумма не решает.

— Он выдаст тридцать пять, — уверенно заявляет сестра.

— Почему?

— Закладывают только крупные бумажки.

— Сними их, — вздыхаю я.