Другой сценарий

— Понимать так, что я наблюдаю неприкрытый геноцид, и издевательство, Наталья Олеговна! Лишова с Овчинниковой получили пятерки автоматом, а я, значит, человек второго сорта?

— А это что ты принес?

— Это палатка, в которой я буду спать, и котелок в котором буду готовить пищу, пока не получу заслуженную пятерку. И пока она не будет в зачетке- я отсюда не выйду!

— Не утруждайся, Андреев. Вот твоя пятерка, в зачетке. Можешь идти.

— Мну больно говорить, Наталья Олеговна, но я вас просчитал — я убедился, что в зачетке все как нужно. — вам нужно было зримое мужское унижение. Но котелок — это совсем не трудно.

— Ты нарываешься, Коля- засмеялась она- будет еще весенняя сессия.

— Пффф, Наталья Олеговна! Вы предсказуемы. Спального мешка будет достаточно?

— Пошел вон, наглец! — расхохоталась она.

А на вышке Коротаева меня практически уничтожила. И, когда она все же ставила мне пятёрку, я не смог промолчать.

— Я понимаю, Елена Сергеевна. Трудно смирится, что где то дают высшую математику в большем объеме и качестве. Но выбирать меня обьектом мести за это- непедагогично!

— Коль- поморщилась замдекана- всем ты хорош, но тебе бы язык отрезать.

Я посмотрел на неё. Она на меня. Нам обоим было что сказать. Меня пытали Один Час. Овчинникова ушла с пятёркой через пять минут. А я Отвечал — час. Лёха Кособоков поимел свою четвёрку через три минуты. А я даже не предполагал, что меня ждёт. Примиряло с действительностью то, что Лишова получила четвёртку. Ушла с напутствием Елены Сергеевны внимательное и вдумчивей нужно, Вика. А потом и я задумчиво сказал, что я достоин отличницы, а не того что подвернётся.

В общем, все так или иначе заканчивается. Закончилась и сессия.

Параллельно я сходил и получил загранпаспорт. Свой общегражданский сдал. Билеты в Хельсинки продают только по предъявлению загранника. С ними мне помог Фред. Вот уж не знаю, кто все эти люди. Но если бы не он, то я стоял бы в очереди дня три, приезжая отметится пару раз в день. А так- приехал в «Зал Официальных Делегаций» Финлянского Вокзала, отдал паспорт и деньги, и через пятнадцать минут деловитый железнодорожный начальник мне принёс билет.

После экзамена по политэкономии объявился Иво. Отдал мне ключ с номером 276. Улица Кюленсааранкату 5g.

— Не ошибёшься, Колян. Сразу поймешь что тебе сюда — засмеялся Иво.

— Это вообще кто нибудь может выговорить за раз?

— Ты уж постарайся. Лучше ехать на такси. Остановка автобуса далеко. Покажешь ключ охраннику.

В общем, все было готово. Требовалось как то это отметить, и я вспомнил про Питерские сквоты, и их легендарные тусовки. Сквоттинг, или говоря проще — самозахват помещений, это не наше изобретение. Но в восемьдесят третьем году был принят план реконструкции жилья. И в центре расселялись комуналки в старинных особняках. Вот в такую квартиру я и притащил Суркова с девушками. Пароль- а ведь это ты, Мирон, Павла убил. Отзыв — опаньки, фитилёк притуши, чадит!

Галерея «Асса» возникла в огромной коммунальной квартире, где одну комнату имел Тимур Новиков. Семиметровые потолки. Шестнадцать комнат. Почти семидесятиметровая коммунальная кухня. Когда все жильцы съехали, Тимур поменял замки в дверях и устроил подпольный вернисаж. И закипела андеграундная жизнь. Фишка в том, что это все происходило на Шпалерной двадцать четыре. То есть прямо напротив Большого Дома, или Управления КГБ по Ленинграду и области. Сейчас я знаю, а прошлой жизни только предполагал, что это все — с ведома и разрешения. И что тот же Африка, он же Бугаев- ГБшный стукач. Но сейчас публика искренне упивается своей подпольной свободой.

Короче, пока публика смотрела, как какая то тетка, сквозь толпу гонит стаю гусей, снял Вику с комода, и потащил смотреть картины. В соседних комнатах. Кроме вездесущих Митьков тут были ещё художники. Нам страшно понравился Кирилл Челушкин. С которым мы тут же и познакомились и обменялись телефонами, чтоб потом встретится, и может что то купить из его работ. Понимаешь, Викунь, что вопрос подарков можно считать закрытым? Приглашают тебя на ДР, едешь к Кириллу, и выбираешь. И пусть хоть кто нибудь, хоть что то скажет.

Когда мы уходили, Антон Адосинский намыливал девушке лысую голову и правил о ремень опасную бритву. Приходько с Сурковым были не в силах это оставить. А мы с Викуней поехали ко мне домой. И провели волшебные остаток ночи и утро.

А потом она оделась и сказала:

— Я знаю, Коля. Ты не вернёшься. Прощай. И не провожай меня.

И ушла. Пожал плечами. Мало ли кто как встречает утро? И занялся делами. Перед завтрашним отъездом их было много.

Только она не подходила к телефону, и никто не мог ей дозвониться. Ее мама говорила что она уехала в Ригу.

Я попросил меня не провожать, и на поезд Ленинград — Хельсинки отправился в одиночку.