Страница 3 из 40
Глава 2
Родился и вырос я в молодом, современном городе с ласкающим слух названием — Зареченск. Оно было дано неспроста: на высоком правом берегу Оки расположилась эта жемчужина центрально-европейской части России. Я ничуть не преувеличиваю.
Вот представьте себе прекрасные, утопающие в зелени широкие проспекты, прямые свободные улицы, уютные, какие-то по-простому домашние переулки, а рядом — футуристического вида высотки, здания современной архитектуры и различного вида частные особняки.
Моим землякам есть где отдохнуть и купить все необходимое. Театр, четыре Дома культуры, два стадиона, ледовый дворец, аквапарк, три огромных торговых молла, восемнадцать школ и многое, многое другое. И изюминка города — раскинувшийся в центре Зареченска сосновый бор, обрамленный с одной из сторон маловодной речкой — одним из многочисленных притоков Оки. Эта речка, в народе прозванной Переплюйкой, делит город на старый и новый.
Зареченск — такой крепкий стотысячник. Но он не всегда был такой, в его истории были разные моменты. В середине прошлого века, в семи километрах от небольшой деревушки Заречье, Министерством обороны СССР было начато строительство секретного НИИ «Заря». Одновременно с этим, по лекалам советских инженерами и руками немецких военнопленных, вокруг «Зари» возводился небольшой, но добротный городок.
До начала девяностых прошлого века он разрастался и ширился, обрастал институтами и предприятиями различной направленности, жилыми домами, садами, школами, магазинами, объектами культуры. Но ни на одной карте мира не обозначался Зареченск. Закрыт он был и для прочих граждан Союза, поэтому люди сюда попадали лишь по заявкам от «Зари» или других секретных организаций — и то требовалось поначалу пройти проверку в соответствующих органах.
Это был рай по тем временам: прилавки ломились от товаров, зареченцы ездили на курорты и в санатории по бесплатным путевкам, детей возили в летние лагеря по всей стране, зарплаты были достойные, а уровень преступности — самый низкий.
А потом не стало той страны, и пришла «свобода». Многие, особенно из старшего поколения, так и не поняли, от каких оков их избавили, не предложив взамен ничего. Незатейливо обнулились накопления, урезалась социалка чуть ли не до нуля, была объявлена рыночная экономика, мол, она сама с ценами разберется. Разобралась: цены поскакали ввысь, наплевав на все прогнозы.
Мой город вывели из-под крылышка Министерства обороны и объявили открытым. «Варяги» со всей России кинулись в Зареченск делить власть, не понимая специфики города, не зная, как работает городское хозяйство. Молодые и не очень реформаторы быстро довели город до ручки. Чиновники всех мастей богатели на глазах, мэры и команды менялись как перчатки. Из всех щелей повылазили проходимцы, аферисты, всевозможные коммерсанты, да и преступный мир не остался в стороне. Бесконечные увольнения и сокращения волна за волной сотрясали город. Безработица, пьянство, воровство стали обыденностью. По улицам, среди многочисленных торговых палаток, слонялись неприкаянные люди, пытаясь продать хоть что-то. Медицина и образование, казалось, исчезли навсегда. «Заря» сидела на подачках от правительства, исследования и разработки были заморожены — едва хватало на мизерные зарплаты и на хозяйственные нужды. И весь этот ужас происходил на фоне галопирующей инфляции.
Такой вот экскурс в недавнюю историю Зареченска мне не раз проводила мама и разные представители старшего поколения. Хвала всем, кто пережил этот хаос, и вечная память тем, кто «не вписался в рынок»!
В новый век город вошел, как потасканная шлюха, — грязный, серый, с обветшалыми фасадами, горами мусора и разбитыми в хлам дорогами. Крысы, бомжи, дикая преступность…
Старая власть со слезами сказала: «Простите» — и скинула умирающую страну преемнику. Маховик разрухи еще вращался, но, чтобы окончательно обрушить государство в пропасть, сил уже не хватило. Новые руководители в ручном режиме принялись латать дыры и купировать прорывы. Мир замер в ожидании.
А в это время, на излете первого десятилетия нового века, в одном из спальных районов Зареченска родился мальчик… Он был назван Максимом, по праву рода получил фамилию Прохоров, а также отчество Петрович. Так свет узрел меня.
Рос я как самый обычный ребенок: в меру болел, шалил, дул в кровать. Когда мне было года четыре, не стало отца. Как позже объяснила мама: «Рак предстательной железы».
Себя я помню лет с шести. К этому возрасту мама научила меня чтению и простейшему счету. Так я открыл для себя волшебный мир книги, и он стал для меня всем.
Читал я много, всегда и везде. Погружался в моря с героями Жюль Верна, переживал за Гулливера, сражался вместе с Бампо Фенимора Купера. Позже были Дюма, Конан Дойль, Хаггарт, Брэдбери, Азимов, Шекли, Стаут, да сотни и сотни прочих книг! В каждой я проживал жизнь героя, окунаясь с головой в созданный автором мир. Это была моя отдушина, мой личный микрокосмос.
В школе я был тихим, скромным ботаником, настоящих друзей у меня не имелось, да и сам по своей натуре не отличался общительностью. Поначалу меня часто задирали одноклассники, но, поняв, что я ни на что не претендую и взять с меня нечего, быстро отстали.
А еще к нам с мамой часто заходили друзья моего отца — дядя Боря и тетя Лена Нечаевы. Они работали вместе с моим отцом в НИИ «Заря». Мама тоже работала там же, только Нечаевы и отец были какими-то жутко секретными учеными, а мама сидела в отделе кадров. Дядя Боря с тетей Леной всегда, приходя в гости, приносили каких-нибудь вкусняшек, и у меня тогда наступал праздник живота.
Все пошло кувырком, когда я учился в шестом классе. В «Заре» прошла реорганизация. Маму и еще кучу сотрудников заменили компьютеры с новыми программами. Отпала надобность во многих кадрах.
Дядя Боря находился в столице и вмешаться не смог, да он и не знал: мама никому не звонила и никому не жаловалась. Когда дядя Боря вернулся, то долго выговаривал маме за жизнь, но, к сожалению, поезд уже ушел.
Дядя Боря все-таки помог, устроив маму к знакомому частнику-коммерсанту. Но через полгода сократили и там. Было очень тяжело, начались проблемы во всем, даже с едой. Я метался по городу, не зная, чем помочь. Иногда мне поручали подметать дворы за небольшую денежку.
И вот однажды, когда я возил метлой по тротуару, ко мне подошел мужчина кавказской национальности. Сказал, что зовут его Ашот, и предложил работу: мол, я парень работящий и настойчивый и, если захочу, могу по вечерам наводить порядок у него в пункте приема металлолома. С деньгами, добавил Ашот, «не обижу».
Домой я летел, не замечая дороги. Рассказал маме, она почему-то заплакала (в последнее время это случалось всё чаще), но я твердо решил — буду работать у Ашота!
Втянулся быстро, да там не было ничего сложного: подмести, убрать, собрать и так далее. Платил Ашот немного, но исправно. Также я получил от него разрешение самому сдавать в пункт найденный металлолом.
Я брал отцовский старый рюкзак и после школы убегал к заброшенным предприятиям, коих хватало, но вот металла там оставалось все меньше и меньше. Бывало, нарывался на конкурентов, встречи с ними заканчивались по разному. В основном не трогали, даже часто помогали, но порой меня спасали только быстрые ноги.
За полгода я сильно окреп и возмужал, бегая везде. Порой не успевал ничего и никуда, но мне всё нравилось. Только вот в школе дела пошли не очень. Учиться я стал через пень-колоду, оценки поползли вниз, появились первые двойки. Меня это не сильно заботило — на первом месте стояло выживание.
Мама все-таки нашла себе работу торговать на рынке, и нам стало значительно легче. В рационе появились всякие овощи и фрукты, но вот легким запахом алкоголя от матери веяло всё чаще и чаще. Она иногда не ночевала дома, стала следить за собой и явно похорошела. Иногда ходила по квартире с задумчивой улыбкой, тихо напевая. Я был мальчик уже не маленький — восьмой класс как-никак! — и обо всем догадывался. Ей ведь не было еще и сорока. Отец был старше мамы на тринадцать лет.