За кулисами

Стыдно признавать, что я влюбился. Процесс принятия оказался невозможно болезненным и нелепым, потому что я по-прежнему этого отчаянно не желал и изо всех сил сопротивлялся. Лишающая дыхания ощутимая ломота безустанно напоминала мне о той, что осталась в быстро наступившем прошлом. И это было предельно странно для такого человека, как я… Страдать по девушке. Но я искренне не верил, что смогу блюсти себя ради одной бесконечно, а Мишель ясно дала понять, что другого не приемлет. И то, что наши чувства взаимны… В этом факте меня убивало каждое слово. Противная дрожь нападала на тело до тошнотворного головокружения; я терроризировал сам себя, пытаясь пресечь тепло, которое выжигало грудь какой-то смехотворной надеждой на непонятно что.

Невозможно было поверить, что наших репетиций больше не будет. Я долго вспоминал первую встречу, никак не находя в воспоминаниях, за что зацепиться. Вроде бы обычная девушка с шикарной фигурой ― привычное явление в кругу танцоров, но дело и не во внешности, и даже не в правильно-дрянном характере. С того дня я всё рассуждал над тем, что Крэг разглядел в Мишель, с ходу выделив из толпы: через чур выдающуюся ответственность, хваткость или попросту пресловутое мастерство. Она, похоже, ощущалась иначе, чем другие люди в зале, по-другому смотрела, двигалась. После знакомства с ней я, человек, танцующий ради танца, вынужден был признать, что даже простая походка оставляла впечатление о Мишель, как об исключительной танцовщице. И это было удивительно: в конце концов я начал испытывать чувства, даже не понимая, что конкретно меня привлекает в ней, и с каких пор этот процесс запустился. Мне недоступно было знать, что я неосознанно наблюдаю за каждым её шагом и стремлюсь быть ближе. В запасе находок о Мишель накопилась уйма раздражающих и восхищающих меня вещей, думать о них я мог безостановочно, но от этого ещё ни разу не становилось легче. Только больнее с каждым разом.

Макушки небоскрёбов терялись в черноте. Вечер плавно перетекал в ночь, но сколько я не помышлял уйти, встречал в душе упорное непреодолимое сопротивление. Ноги сковало то ли от холода, то ли от неуверенности у главного входа в Плазу, и как только мысли хоть немного приводили меня в подобие нормы, я снова тушевался. Смотрел вдаль, на переход, на соседний тротуар и каждый раз надеялся увидеть её силуэт. Я жаждил встретить Мишель, рассмотреть ещё хоть раз её раскрасневшееся личико, привычные полюбившиеся черты. И не попадаться ей на глаза тоже, хранить молчание, испариться навсегда к чёрту, чтобы не заниматься идиотским подбором не вяжущихся слов. Ничего не шло в голову, а наша встреча, вероятно, приближалась. Я даже начал чувствовать себя защищено, находясь в изоляции от неё, ведь с течением времени становилось ясно, что разговор сегодня может и не состояться, а мороз бодрил после отступающего похмелья и убаюкивающего горя. Что ж, упустить Мишель из виду я никак не мог; танцовщица действительно задерживалась на репетиции…

Что если придти в другой день или вовсе написать сообщение?.. Такое поведение обычно сходило мне с рук, ведь от Брэндона Форда не ждут и приветствия…

Исключено. Изнывающее сердце беспрекословно требовало достойного прощания с Мишель. Почему-то хотелось, чтобы она узнала о моём увольнении от меня лично. Пускай даже Крэг уже успел огласить своё решение с утра, я чувствовал необъяснимую ответственность перед танцовщицей, и несмотря на животный страх столкнуться с ней, знал наверняка от любезного наставника, что извинения ― лучшее, что я могу ей дать.

― Эй, мистер, ― полноватый темнокожий мужчина набросил капюшон на голову, прячась от метели, и преодолел оставшиеся пару ступенек. ― Вы стоите под камерами уже сорок минут. Помните наш уговор?

Пошёл четвертый час. Подолгу торчать на входе почти что в роли швейцара становилось подозрительно.

― Да, да. Конечно, ― в очередной раз встретив охранника тяжелым вздохом, я медленно поплёлся через дорогу между толпящихся на светофоре машин в сторону небольшого сквера.

Мишель всё не было. Может, она давно в номере? Просто пришла ещё в первой половине дня, увидела погоду и решила остаться в тепле… И Крэг был не на репетиции с ней, а совсем по иному адресу. Но что если он провёл репетицию с Мишель с утра, дал задание и уехал к массовке… Наверное, так обычно он и поступает. Я одновременно надеялся и открещивался от мысли о том, что танцовщица была ещё на работе… Сжал ладонь в кармане пальто и ощутил ломоту в скованных холодом пальцах. На наручных часах время близилось к десяти вечера.

Остановившись у недействующего фонтана, я покосился на предпраздничные торговые лавки, продавцы которых закрывали ставни после долгого рабочего дня. Огни потухли, и силуэты изнутри магазинчиков засуетились, натягивая верхнюю одежду. Люди торопились домой, а сквер теперь выглядел совсем одиноким среди необъятных, бесконечно возвышающихся зданий. На заснеженном стихшем острове Пятого авеню, по которому ещё сновали автомобили, осталось лишь фонарное освещение и блестящие сугробы, застилающие собой скамейки и бордюры. В желудке жалобно заурчало, потому что я давно халатно относился к приёму пищи.

Понуро присмотревшись к редким силуэтам по другую сторону дороги, я почему-то подумал, что танцовщица так и не появится сегодня.

Увидеть её было бы слишком исключительным везением для такого подонка, как я. Не знаю, в какой мере я смогу очистить совесть после извинений, и в насколько подавленное состояние приду после встречи с Мишель, но ведь она была в праве и не слушать меня вовсе. А что если девушка не захочет принять мои извинения?..

― Привет, ― от неожиданности, я слегка дёрнулся, выдавая лихорадочную нервозность, усилившуюся под действием едкого холода. Мой взгляд не сразу упал на парня небольшого роста, на лице которого был намотан шарф по самую переносицу. Мы явно не были знакомы, и он бесцеремонно вывел меня из глубоких раздумий, поэтому я растерянно застыл, разглядывая проходимца. ― Закурить не найдется?

От его просьбы мой встревоженный мозг слегка подзавис. Наверное, сильнее чувства холода и желание сморщиться от мокрых, тающих на коже осадков только и может быть желание затянуться, но даже у меня его не возникло за целый вечер. Да и парень был слишком юный. Или так казалось из-за роста… Застигнутый врасплох, я с непониманием осмотрелся, не находя в сквере больше ни единой души, и нехотя достал из кармана одну руку, чтобы потянуться к молнии сумки. Незнакомец был как-то легко одет для зимней погоды, но щедро намотанный на шею и лицо шарф, покрывшийся слоем снега, здорово прятали лицо от метели и моего пытливого взгляда. На нём не было перчаток и сквозь манжет лёгкой куртки в свете фонарей блеснули недешёвые часы, когда тот потянулся к пачке.

― Держи.

Он как-то неторопливо заглянул внутрь её содержимого, и было раскрыл рот, чтобы что-то спросить, но моё обострившееся любопытство тут же разрушилось, когда вдали на противоположной улице я не без волнения заприметил знакомый женский силуэт. Сердце забилось в горле.

― Забирай всё, мне пора.

Тело судорожно затрепетало. Я впихнул незнакомцу в ладонь сигареты и спешно двинулся навстречу ещё далеко бредущей Мишель, оставляя странный диалог без внимания. Сомнений не было, что это именно она, что даже в усилившуюся метель танцовщица не захотела взять такси и решила идти по занесённым перекресткам самостоятельно. Снег скрипел под ногами, сопровождая каждый мой торопливый шаг под промокшими ботинками в сторону медленно приближающейся девушки. На её плече висела объемная спортивная сумка, светлая длинная куртка прятала танцовщицу от ветра: чем стремительнее я возвращался к парадной, тем более неуверенным я представал перед самим собой, готовый в любую секунду мчаться в противоположном направлении. Но ноги, до автоматизма выучившие каждую ступеньку на пороге в отель, вели меня сами.

Успешно перебежав дорогу и вернувшись на исходную, я уже тревожно наблюдал, как Мишель вышла на пешеходный переход, обессиленно плетясь в сторону Плазы. Всё то время, что она брела, глядя себе под ноги, я не мог найти места замёрзшим дрожащим рукам, и упорно пытался не сойти с ума от мысли, что я снова могу её видеть. Этот бесконтрольный тремор смущал меня своими масштабами, породил неуправляемый панический страх. Я только и мог позволять себе жадно вдыхать ледяной городской воздух, встречая девушку зачарованным взглядом, а сердцу беспрестанно колотиться.