Страница 17 из 58
― Ты не против, я буду говорить о твоей героине, называя тебя, а подразумевая её? ― Озадаченная странным вопросом, я неуверенно кивнула. ― Ты мстишь всем вокруг, готова ранить их, потому что они поклоняются тому месту, что забрало у тебя всё самое ценное. Но ты мстишь естественно и непреднамеренно, поддаваясь эмоциям и не понимая, что повлекут за собой твои поступки. Ты лишь в моменте, в котором переживаешь боль, это настоящая месть?
― Это похоже на месть, ― я непонимающе пожала плечами. Мне пытались показать мотивы, оправдывая зло моего персонажа личными потерями. И я бы с удовольствием пожалела эту девушку… Она всё ещё жила порознь со мной в какой-то выдуманной истории, ведь в ключевом мы не сходились — во взглядах на то, как пережить душевную боль.
― Хорошо. Тебе не кажется, что это не от злости, а от бессилия? Это какая-то изнеженная болезненная месть, но для самой тебя. Это не желание убивать других, это будто поиск причин, чтобы уйти следом за возлюбленным, ведь причин оставаться у тебя не осталось, ― невольно я провела аналогию со смертью родителей. Я всегда знала одну вещь — что собралась духом лишь потому, что было для кого, и слышать такое о себе становилось уничижительно. Немного погодя, Крэг продолжил подбирать для меня слова.
― Это лишь окончательное разочарование — добро не может не победить, а зло обречено быть повержено в конце любой сказки. Может, поэтому ты выбираешь сторону мести — чтобы уйти, ведь у тебя не остаётся выбора? ― У моего персонажа нет больше близких людей… Значит, она не находит смысл жить. Только на секунду и с диким ужасом я представила себя тринадцать лет назад одну, если бы только Молли не удалось спасти… И для чего тогда мне пришлось бы сломить своё горе?
― Да, это звучит благороднее, чем стремление сделать другим также больно, как себе, ― Моментально проникнувшись смыслом поступков этой девушки, я вдруг нашла в себе отклик танцевать в её личине. Она и казалась теперь мудрее, сильнее. Может, ей тяжело даётся использовать принца, ей приносит это боль на уровне с утратой, но это лишь способ покончить с чувствами. ― Ну хорошо. Я подумаю над этим.
― Так-то лучше, ― мужчина довольно улыбнулся, обнаружив, что он склонил меня на сторону своего персонажа. ― На досуге обязательно почитай ту записную книжку, что я тебе дал. Я бы хотел, чтобы ты понимала саму себя, когда будешь совершать такие поступки.
Необычайно странно слышать такие вещи о самой себе, отождествлять себя настолько глубоко с инородной ролью, но это приносило плоды. Макарти переключился на Карлоса, забираясь в потаённые уголки его души, а я старалась также, как и танцор, не нарушать излишним пытливым вниманием его личные границы. Из разговора я лишь поняла, что смерть персонажа Карлоса в постановке Крэг пытается связать с личными страхами парня не оправдать надежды семьи. Могу представить, как такие психологические методы серьёзно бюьт по сознанию и проецируют истинные чувства на сценическую игру. Даже как-то немного негуманно… Не найдясь, как реагировать на звучащие откровения, я отвернулась.
У Брэндона получалось отменно. Жак что-то ему объяснял; судя по выдающим мужчину с потрохами эмоциям, хореограф пользовался теми же методами, что и наставник. Блондин старался контролировать любые изменения, вызываемые пытливыми компрометирующими вопросами, но завидев, как он едва не сорвался с места, чтобы спрятаться в раздевалке, я поняла, что с ним произошло то, что он никак не мог пережить. Жак играл на этом, провоцируя на суровость, беспристрастность, неподкупную честность в движениях. Это было совсем на него не похоже; меня поражало, как Крэг смог разглядеть эту серьёзность в блондине, когда как я танцевала с ним нос к носу, ощущая лишь пылкую влекущую страсть и кричащее легкомыслие. Может, я ошиблась на его счёт…
Точнее, может, я была права в том, что он не так плох, каким пытается казаться. Сценарий заставлял меня задумываться над тем, что злоба в людях зарождается неспроста.
― Приступим разучивать хореографию. Обязательно с оглядкой на наши с вами беседы. Каждую секунду помните о чувствах, которые вы несёте в массы в конкретный момент, ― Макарти отвёл нас в противоположный конец студии, ограждая от разговоров Жака с его парой. Минута, и мы оказались словно на разных лодках в безбрежном море; у каждого свой непересекающийся с другими путь. ― Эта сцена будет происходить ближе к первому антракту. Пока зритель ознакомится с принцем и его придворными, прислугой, с укладом в его покоях; пока проследует массовый номер, где будут показаны настроения в городе, суета, работа — посев будущей пищи, скопления людей, направляющихся к водопаду, мы плавно следуем к сцене молитвы у воды. И когда массовый танец всех артистов оставит самое яркое и светлое впечатление, следует момент, где толпы расходятся, и Мишель остаётся у водопада одна. Здесь мне видятся тёмные краски, глухой неразборчивый свет, мерцающий по сцене, и пара софитов, направленных на тебя одну. Ты закрываешь руками глаза и переносишься в воспоминаниях, ― из уст Крэга его вымышленная сказка в очередной раз начинала казаться реалистичным таинством. Я с усилием сглотнула ком в горле. ― Затемнение; здесь будет небольшое изменение декораций, и прямо на сцене Мишель помогут трансформировать её платье в другой костюм. Когда появляется свет, вы уже словно мотыльки вдвоём порхаете у воды, упоенно и самозабвенно наслаждаясь друг другом. Лёгкий, воздушный танец, не предвещающий беды. Но умиротворённая музыка вдруг становится тревожней, а ваши движения достигают кульминации, когда как Карлос вдруг угасает, тонет и пропадает в "водной пучине" — этот момент будет обыгран светом, искусственным ветром. Подвижные декорации и передние кулисы задрожат от накала. Теперь Мишель остаётся одна, растерянно озираясь вокруг; нет, Карлоса нигде нет. Гнетущая тревога разрастается, музыка стихает, тишина в зале; девушка ищет помощи, но уже поздно. И пока на дальнем фоне происходит суета, Мишель подходит к краю сцены, где и была завязка этого номера, и закрывает руками глаза. Затемнение. Таким образом, мы ставим танец о самых первых, свежих чувствах боли, о воспоминаниях. Танец об отчаянии, который затрагивает прошлое твоей героини.
Не найдясь, что добавить и спросить под одухотворённым светлой печалью взглядом, мы с Карлосом оба одобрительно кивнули. Руки не находили себе места ни за спиной, ни на груди. Яснее ясного я видела эту историю: осталось погрузиться в задуманное наставником состояние, но от этого на душе мне было тревожно.
― Выучим связку, ― после стольких разъяснений тонкостей мы боязливо подошли ближе к зеркалу; Карлос приободряюще мне улыбнулся, но я обратила внимание на то, как беспокойно он ковыряет кожу на грубых пальцах. Момент икс навевал лёгкого волнения на нас обоих.
На мастер-классе Крэг был сторонним наблюдателем, задавшим направление неконтролируемой импровизации; сейчас же он бойко принялся подавать материал, требуя акцентировать внимание на сущих мелочах. Через мгновение уже просил не забывать об эмоциях на лице, пресекал вдумчивость и мимолётную растерянность над сырым танцем. Проработка захлестнула меня с головой с первой же секунды: я то и дело слышала замечания в свой адрес и, пока усердно пыталась подстроиться под новую порцию комментариев, на меня неминуемо обрушивались другие. Крэг проговаривал каждый разворот и поддержку, описывая в подробностях ассоциации, которые должны сопровождать танец стойким, но прозрачным шлейфом. Если мы бежали друг к другу на встречу, от наших тел должно было буквально исходить предвкушение от приближающегося соприкосновения; Карлос мягко ловил меня на руки и стремительно кружил ― "Я хочу видеть блаженство на ваших лицах и невесомую лёгкость при поворотах так, чтобы у меня было чувство, что я соприкоснулся с прохладной периной".
Танцуя всю жизнь изнутри, я принялась танцевать извне, будто движения распространялись по всему залу, и его я заполняла собой без остатка. С каждым новым изощрённым словом мне становилось всё проще понимать, что я делаю и для чего это нужно; и, как оказалось, любая, даже лёгкая незаметная дрожь в пальцах, была продумана и для чего-то нужна. Этот размах теперь засел внутри моего тела; шаги казались несоразмерно моему представлению о себе мощными, вдохи слишком шумными.