Страница 5 из 6
Наутро к шлагбауму вновь подкатила шестерка. «Сейчас разберемся» – сказал Гоша, и пошел на встречу. После очередного недолгого разговора, местные как-то быстро прыгнули в свою машину и уехали. Георгий вернулся с веселым прищуром, но так и не рассказывал, что все-таки происходит. Минут через тридцать белая шестерка вновь показалась у шлагбаума на въезде. Ежкин, уже не дожидаясь приглашения, выдвинулся на КПП. Мужчины из числа местных стали что-то заискивающе объяснять ему, пытались брататься. На что Вячеславович выставил вперед руки, давая понять, что близких лобзаний не нужно, и вопрос закрыт. Резко повернулся и пошел в здание пункта временного размещения. В офицерском кубрике он потребовал заслуженные пятьдесят грамм боевых. Но тут и мы потребовали окончательного разъяснения ситуации. «Да заводик я там нашел» – нехотя сказал Гоша. «Какой?» – возник общий вопрос. «Минизаводик, по производству бензина. И заминировал его. А нохчам сказал, если будут выпендриваться со своим бычком, так взорву всю эту непотребность к чертовой матери»!
Тут и стало все ясно, куда он ходил, и почему так быстро разрулилась ситуация. Вечером был праздник. Делали шашлык, мясо и варили отдельно, и делали суп, и отложили прозапас. Все, слава Богу, остались довольны. Замечу только, когда позже нам пришлось переезжать в другое место, заводик этот все равно был подорван.
1.5. Ранение Рыбченко
Понятно, что у каждого в командировке было свое направление деятельности, и сапер больше вспоминает постоянные ранние утренние инженерно-саперные разведки, боец – круглосуточное несение службы на блок – посту и зачистки. Я же, как врач Отряда, помню множество обращений по простудам, гнойничковым заболеваниям, небольшим и побольше ранам. Все стройки фортификационных сооружений, да и служба в целом, без этого не обходились. Но этот случай врезался в память больше других.
Прошел практически месяц нашего пребывания в селе Октябрьском. Познакомились с представителями администрации, я периодически консультировал прямо на КПП, выдавал кой-какие лекарства местным жителям. Казалось бы, течет более – менее нормальная жизнь. Но это только казалось. Вынужденные обогреваться на блок-посту, да и ввиду постоянных перебоев с газом – в здании размещения, небольшими группами мы периодически ездили за дровами. В один из полупасмурных зимних дней, когда вместо нормального снега на Кавказе идет промозглая изморозь, группа во главе с Алексеем Рыбченко отправилась за этим простым, но важным топливом. По пути они должны были доставить дополнительное имущество на блок – пост. Каждый раз, когда Урал с бойцами уезжал, мы в офицерском кубрике напряженно слушали эфир по рации. В этот раз было понятно, что нормально добрались до блок-поста, что вдоль дороги заехали в лесок и нарубили деревьев на дрова, следуют обратно. И вдруг – мощный хлопок взрыва и автоматные очереди разрезали висящую тишину. Тут же все экипировались. По рации было слышно, что идет бой. Что пытались подорвать Урал, затем обстрел, что есть трехсотый. Я пулей метнулся в медкабинет на первом этаже, стал разворачивать столик для первичной хирургической обработки.
Примерно минут через двадцать Урал медленно въехал на территорию ПВР, в медкабинет бойцы занесли Рыбченко. Сами не уходили, стояли толпой в дверях до той поры, пока не покрыл матом. А что делать? У всех стресс. Парень держался хорошо. После осмотра я увидел два пулевых ранения, причем при одном из них – в икроножную мышцу, повредило внутренний сосудисто-нервный пучок, нарастала гематома, способная сдавить нерв, который через пару часов начал бы отмирать, и до свидания стопа. Вот цена вопроса. Подколов Алексея изрядно Промедолом, а вокруг раны Новокаином, я провел надрезы краев раны, с целью предупреждения предполагаемого сдавления. Стал накладывать повязки, жгут. Параллельно сказал командиру о необходимости срочной медицинской эвакуации в госпиталь аэропорта Северный.
Взаимодействие, даже вернее сказать неофициальное взаимодействие (с застольем и обменом боеприпасами) с соседями-силовиками, в тех условиях играло важнейшую роль. Спасибо, что стоявшие примерно в километре от нас подразделения внутренних войск откликнулись по рации практически молниеносно. Прибыло две БМП, которые по дороге мощно обстреляли место, откуда недавно веди огонь по нашему «Уралу». Алексея погрузили на носилки и в БМП. В сопровождении была и медсестра ВВ-шников (так мы их называли). Видимо Промедол делал свое дело. По дороге в госпиталь Рыбченко улыбался и шутил, но я чувствовал – что-то не так. То ли он что-то не договаривал. Когда очередной раз спросил у него, все ли в порядке, он ответил, что очень хочется по малой нужде, но никак в принципе, и при даме в частности. Джентльмен, блин. Не долго думая, я собрал имеющиеся с собой шесть индивидуальных перевязочных пакетов, получился огромный памперс, и вместе с Алексеем запихали их прямо в штаны, туда куда нужно. «Захочешь – не стесняйся» сказал ему. До Северного добирались минут сорок. Может быть и меньше, но когда в стрессе и нужно быстрее, время растягивается, тянется каждая минута. Наконец прибыли, повезло, что запустили на территорию и не пришлось нести раненого метров пятьсот на носилках. После передачи госпитальным докторам можно было уже и выдохнуть. Фу, даже сейчас вспоминается то напряжение.
В последующие несколько дней силами нашего Отряда были проведены дополнительные зачистки в селе, патрулирование вдоль дороги. С особенным вежливым, но очень серьезным вниманием были обследованы дом за домом, осмотрены погреба и амбары. Несколько мужчин с вопросами по документам были доставлены в райотдел, что соответственно вызвало крики их женщин. Такие мероприятия давали понять близость к врагу карающего меча правосудия. Обнаруженный минизаводик по производству бензина был подорван лично Гошей. И видимо, с учетом дополнительных имеющихся данных по обстановке, в соответствии с указанием вышестоящего руководства, мы стали переезжать в другой район Грозного Чернорьечье.
1.6. Ночной дозор и перелом Луча
Черноречье считался одним из самых бандитских районов Грозного. В распоряжение нашего отряда были отданы целых два первых этажа трехэтажного здания бывшей гостиницы. Третий этаж был доблестно оккупирован еще до нас представителями ОМОН Карачаево – Черкессии. Правда и само здание было, можно сказать, тоже бывшим. Ни окон, ни дверей, ни отопления, ни света – ничего не было. Но мы же помним про силу и мощь Вологодского строительного отряда. За считанные дни окна были заложены, посты на въезде, на крыше здания были усилены мешками с песком. Старшина Горголь, с помощью всех, за считанные дни провел газ во все кубрики.
С медкабинетом мне конечно здесь не повезло, но отдельное помещение, вместе с кадрами нам выделили. В поисках хоть какого-то строительного материала, мы с Алексеем Лучинским устремились в соседнее стоящее здание, я так понял – бывшего автосервиса. Медленно заходя в эти руины, мы осматривали помещение за помещением. Вдруг внизу дверного пролома я увидел какую-то нить. «Стой Альбертыч, растяжечка» – удалось сказать быстро. Он замер, но тут же, улыбнувшись, с приколизмом, как всегда, ответил: «Да ничего. Перешагнем». Перешагнул сильно натянутую проволоку, и пошагал дальше, как так и надо. Вот здесь снова, как-то всей кожей я ощутил близость угрозы жизни в этих условиях. Так вот, отобрали там какие-то куски линолеума, пару вполне себе нормальных стульев, нормальные доски. Вышли обратно из здания, вновь перешагнув через растяжку. «Может уберем?» – спросил я. «Зачем? Мы-то о ней теперь знаем» – ответил Альбертыч.
Потихоньку и в Черноречье наш ритм службы стал налаживаться. Утром саперы с собакой направлялись на инженерно-саперную разведку. Частенько и я следовал с ними, из солидарности соседства по кубрику. Да и доктор рядом при их работе вселяет надежду.