Страница 82 из 116
Вячеслав задохнулся.
- Как это...
А впрочем - не всё ли равно? Сердечный приступ - для мужчины его возраста эта проблема не из тех, которым удивляются бабушки у подъезда. Или, возможно, атеросклероз, маскируясь под разные недуги, забил его сосуды всякой дрянью. А может, дома кончился кофе, и он побежал среди ночи в ларёк на другую сторону дороги - прямо под колёса грузовика... Вячеслав пытался вызвать в голове хотя бы одно воспоминание из того, настоящего прошлого, но мысли путались и выдавали только кособокие, будто нарисованные на мятых фантиках из-под конфет, картинки детства и юности.
Рука вновь нырнула под свитер, на этот раз не за крестом, а чтобы прощупать грудь. Холодная, как студень, твёрдая, будто промёрзшая почва, она восприняла прикосновение молча, как партизан. Стук сердца отсутствовал. "С сегодняшнего дня я просто ходячий труп", - грустно подумал Вячеслав.
- Почему я здесь, а не где-то ещё? - хрипло спросил он.
- Я не знаю нюансов этой химии, дорогой, - сказала Марина. - Ты оказался там, где должен был. Я оказалась там, где должна была - рядом с тобой. Не спрашивай, где я находилась всё это время: я просто вдруг оказалась здесь, в доме дяди Василия и тёти Марты, и поняла, что ты уже близко. Почти увидела, как ты шагаешь по тропе среди соснового молодняка. Должно быть, здесь, в этом лесу, в этом самом дне, осталось что-то из твоих потерянных вещей - тех, которым предначертано быть в конце концов найденными.
Вячеслав зажмурился, чтобы не видеть, что мягкая тень, с которой он разговаривал, на самом деле принадлежит одной из деревянных опор. Здесь, на краю неизвестности, за гранью умирания, - что проку ему от каких-то вещей?
- Неловко говорить такое умирающему человеку, но, кажется, я тоже кое-что отыскала. Тебя сложно назвать вещью, но с тем, что я тебя когда-то потеряла, спорить сложно.
- Ты меня бросила, - хрипло, сердито сказал он. - Всю свою жизнь я размышлял, зачем люди создают семьи, если рано или поздно всё равно остаются в одиночестве? Я прожил жизнь - теперь я могу так говорить - в гордом одиночестве и совершенно этого...
Запнулся: всё это чересчур напоминало старческое брюзжание. Он не ощущал себя стариком, совсем нет, если уж говорить начистоту, Вячеслав был усталым подростком, который весь вечер размышлял о серьёзных взрослых вещах. Он захотел объясниться - сказать, что вовсе не обвиняет мать ни в том, что она умерла при родах, - в самом деле, во власти ли человеческой контролировать такие вещи? - ни в том, что стечение обстоятельств вообще сделало его зачатие возможным. Попытался найти нужные слова... и вдруг ощутил прикосновение к волосам. А вместе с ним - ниточку тепла, которая, заструившись по порам и сосудам, вновь, пусть на мгновение, но позволила почувствовать ток крови в груди, у камня, в которое превратилось сердце.
"Иногда мы не подозреваем о пропаже некоторых вещей, - подумал Вячеслав прежде, чем сознание растворилось в этом прикосновении, стало частью ровного, рассеянного белого света, - до того момента, когда они находятся и предстают перед тобой во всём своём великолепии".
Но это, конечно, не повод не радоваться находке.
Конец
Королевство котов
Ванюша был ребёнком с мальчиками в глазах.
Так говорила мама. Её, бывало, переспрашивали: "может, с мячиками?" Может и так - говорила мама, и смотрела мечтательно в окно. Но в следующий раз обязательно вновь повторяла - Ванюша у нас с мальчиками в глазах.
Эти мальчики веселились, кричали, кувыркались через голову и катались кругами на одноколёсных, как в цирке, велосипедах, тем самым отвлекая малыша. Он только смотрел восторженно и ни на чём не мог сосредоточиться.
В два Ванюша был неуклюжим, почти игрушечным карапузом, которому умилялись старушки. Он не мог ходить, да и ползал еле-еле, а из слов знал только загадочное "ука-гука", от которого веяло дремучим шаманизмом.
В четыре, когда многие ребята уже болтают напропалую и даже считают до десяти, Ванюша научился показывать пальцем в окно, причём с таким видом, что все, кто рядом, обязательно оборачиваются посмотреть - что же так поразило малыша? Ему поставили диагноз "задержка психического развития", и тогда Миша, старший брат Ванюши, которому к тому времени исполнилось семь, стал звать его "мистер-дуристер". Ванюша не возражал. Глядя на старшего брата, он только улыбался да тащил в рот всякую гадость.
Возможно, Мишка и был одним из тех "мальчиков", что не вылезали из своих шумных игр, хотя сам он так не считал, стараясь улизнуть от мистера-дуристера и скинуть заботу о нём на кого-нибудь другого.
Лучше всего у Ванюши получалось рисовать, а точнее - рисовать кота в четыре приёма. Номером раз была крутая дуга, будто в небо стартовала ракета, номером два - глазки и нос, три чёрточки. За номером три шли уши, а в хвосте плёлся хвост, необыкновенно красивый кошачий хвост, изгибающийся дугой, а иногда закручивающейся спиралью. Кто научил его рисовать таких котов, Ванюша не помнил. Мама считала, что это Мишка, хотя последний отрицал, утверждая, что научил бы братца играть в мяч головой, если бы у того были спортивные наклонности.
- Я бы хотел, чтобы мой брат был борцом, - говорил Мишка, вставая в шутливую стойку. - Им вон головы нужны, только чтобы уши откусить противнику.
Так или иначе, но коты в четыре приёма рисовались везде и чем угодно. На любом доступном листке бумаги, на обоях, ложкой в суповой тарелке, пальцем в пыли, палкой на песке и так далее. Ванюша обожал старшего брата и многих нарисованных котов преподносил ему, как верный рыцарь преподносит победы своему королю... в отсутствие дамы, конечно. Но Мишка не хотел удостаиваться такой чести. Он разбрасывал рисунки вокруг себя, а потом скакал кругами тряся головой и повторяя: "мистер-дуристер накакал в штанистер"! Иногда он вынимал изо рта жвачку и при помощи неё лепил один из рисунков ко лбу младшего брата. А тот знай себе улыбается!