Ночники

   Нет, нет, нет... всё не то.

   Лед Зеппелин закончили свою одиссею по лестнице прямиком в рай, голос диктора монотонно излагал прогноз погоды. Постепенно смысл фраз начал доходить до Алексея, заполнил его целиком, вызвав приступ паники.

   Тёплая погода, - диктор заливался соловьём - Наконец-то будет повод выбраться за город. Только будьте осторожны, разжигая костры. Вместе с южным тёплым фронтом к нам придёт и засуха.

   Засуха...

   Если сейчас можно найти холодную, влажную, податливую землю, то кто знает что будет завтра?

   Додумывал эту мысль он уже влезая в кроссовки для бега.

   - Может, расскажешь, куда ты намылился? - спросила с кухни жена.

   - Важная сделка, - сказал Алексей, запихивая шнурки в обувь. - На грани срыва, и всё такое.

   - Даже ужинать не будешь? - в голосе Ольги не было и нотки удивления. Она протирала тарелки - Алексей слышал, как скрипела по фарфору тряпка.

   Мужчина покачал головой и открыл дверь.

   - Встретишь Виталю, пришли его домой. Уверена, он где-то во дворе, но... что-то частенько он стал задерживаться. Может, поговоришь с ним?

   Толмачёв не ответил. В ожидании лифта он опустился на корточки и рисовал в пыли едва заметные окружности, снабжая их характерными чертами. Палка-палка-огуречек... знать бы, что за человечек.

   Этой ночью не нужен был фонарь. Алексей отрастил новую пару глаз, как у долгопята, смешного восточноазиатского примата, способного видеть в темноте куда лучше кошки. Находил свежую землю по запаху, углубившись в парк, обезлюдивший с наступлением подлинной ночи, и сидел там, разминая комки земли. Какой-то бродяга, подсвечивающий себе дорогу старым сотовым телефоном, наткнувшись на Толмачёва, бежал со всех ног. На него с задумчивостью статуй с острова Пасхи или египетских сфинксов смотрели люди... один человек, чьё лицо словно нарисовано на воздушных шарах, надутых сильно и не очень. Одно размером с ладонь, другое поместилось бы на чайном блюдце, на третьем, казалось, можно было уместить пятую точку. Чтобы создать его, в своём эксцентричном рвении Алексей вывернул несколько плит, составляющих тротуар.

   Лица изобиловали множеством деталей. В скулах пульсировали вены, которые на самом деле были дождевыми червями. Рты в самом центре сложенных трубочкой губ Алексей выкапывал сначала пальцами, а потом обломанной веткой. Опускался на колени и дул, и казалось, что отверстие становится глубже. В какой-то момент Алексей думал, что вот сейчас почувствует ответное дыхание, пусть даже едва слышное: для человека, которому только что сделали искусственную вентиляцию лёгких, этого было бы достаточно.

   Тот бродяга сбежал... а потом вернулся. Задом наперёд, будто кто-то тянул его за куртку. Снова ушёл, так же, пятясь. Алексей не смотрел на него, он продолжал свою работу, словно музыкант, одержимый идеей за один бесконечно растянувшийся вечер написать альбом.

   Фонари мигнули и погасли. В сторону каруселей прошла шумная компания, болтая на незнакомом, писклявом языке, а потом вдруг, как кукурузное зёрнышко, которое выплюнули в небо, на западе взошло солнце. Снова наступил тёплый, томный вечер, так любимый мамочками с колясками. Лица остались, и голуби, проносящиеся мимо, бросали иссиня-чёрные тени, делая их ещё более чумазыми.

   Толмачёва здесь уже не было. Он ушёл, шатаясь, как пьяный, и ковыряясь в зубах веткой. В кармане гремела мелочь, которую он держал для заправщиков. В воздухе, над холодными канализационными люками в тени сталинок, в полуподвальчиках, заваленных всяким хламом, снова стояло предчувствие дождя.

   На любом пятачке, где из-под корки асфальта или бетона проглядывало немного свежей, здоровой земли, Алексей лепил лица. От него шарахались. Собаки крутились вокруг, подвывая и поджав хвост. Полицейский наряд заинтересовался безумцем, но быстро исчез, когда Алексей стал вдыхать тёплый воздух в земляные лёгкие.

   Часы и минуты проносились мимо со скоростью японского поезда, быстрее, чем метеоритный дождь. Сутки поспевали за ними, натужно пыхтя.

   Вернулся и дождь. Встал в дверях, будто мальчишка, опоздавший на урок и пытающийся разжалобить строгую учительницу. Делал шаг вперёд - и тут же назад. То шёл, как ему полагается, а то сочился вверх, впитываясь в тучи, как в сухую губку.

   Алексей всё это видел, но не замечал. Какое дело испачканному в грязи человеку до причуд погоды? Он работал, как шахтёр, от труда которого зависит благополучие родного посёлка, и держал в голове только две вещи: упущенный момент всё ближе, и - я узнаю этого человека... непременно узнаю.

   Когда от голода свело желудок, он оторвался от своего занятия и деревянным шагом направился в ближайший магазин.

   - Алексей Владимирович? - недоверчиво спросила продавщица, водрузив на прилавок готовый сэндвич. К деньгам, которые он ссыпал в лоток, она даже не притронулась. - Вы ли это? Я уж собиралась звать охрану...

   Не дослушав, Толмачёв вышел. Он вцепился зубами в еду, не сорвав обёртку. Цель близка, а жизнь полна необязательных мелочей, которые имеют тенденцию затягивать, как зыбучие пески. Ни в коем случае нельзя рисковать.

   Он окинул взглядом дом, на девятом этаже которого осталось просторное, светлое помещение, его кабинет, по очереди грея руки под мышками (многое ещё предстоит сделать этим рукам), поплёлся прочь. Землю теперь найти гораздо легче. Она вылезает из-под асфальта тут и там, подзолистая, серая, бурая, глинистая и песчаная - подойдёт любая.

   - Папа? - вдруг услышал он. Обернулся и свирепо взглянул на мальчишку, который как раз вышел из подъезда и теперь топтался на месте, словно не слишком соображая, что делать. Он набросил на голову капюшон, и дождь струился прямо перед глазами, заставляя часто моргать.

   - Простите, - мальчик смешался. Он смотрел на дикаря городских джунглей, который ронял из дырявых карманов свою связь с человеческим обликом. - Мне показалось... вы удивительно похожи на моего отца.

   - Тебе не приходило в голову, что я могу им быть? - проворчал мужчина. - Просто решил сменить род занятий. Близость с землёй делает человека лучше, разве не так?