Страница 24 из 26
– Подумать, конечно, следует. Но только, мне кажется, не о канале, как говорит девушка, а о том, чтобы построить одну общую электростанцию – нам и колхозу «Прогресс». Было бы и легче, и дешевле, Ханафи.
Посыпались бесконечные вопросы. А дед Галяк, кряхтя, взобрался на сцену и попросил:
– А ну, покажи-ка мне твой электрический дом, дочка.
– Получше смотрите, дед Галяк: выстроим электростанцию – поставим тебя главным инженером! – весело крикнули старику из зала.
Был уже двенадцатый час, когда Гали-абзы, пожалев Гюлляр, прекратил вопросы.
– Это не последняя наша встреча с Гюлляр, товарищи. Она проживёт у нас всё лето, – сказал он.
Только после этого народ успокоился.
Пришла очередь Фатымы. Она вышла на сцену, сосредоточенно опустила глаза, пережидая, пока стихнет шум, потом, чуть откинув голову назад, произнесла первые строки стихотворения Такташа, ноту поэта «Гордым лордам Англии». По мере того, как она читала, голос её всё более крепнул и суровел:
Стихотворение это всегда зажигало Фатыму.
Последние строки прозвучали у Фатымы с особенной силой. Когда она их произносила, в зал вошёл бригадир трактористов Исхак Забиров. Никто не обратил на это особого внимания. Забиров был частым гостем в клубе «Красногвардейца». Прислонившись к косяку, Забиров не спускал глаз с девушки. Когда она кончила, он, нагнувшись к соседу, прошептал:
– Кто это?
– Студентка из Казани…
Фатыма читала ещё и ещё. Её не уставали слушать и каждый раз засыпали аплодисментами. Газинур даже на сцену взбежал и, пожимая девушке обе руки, со всей своей непосредственностью сказал:
– Спасибо тебе, Фатыма… Спасибо Такташу!
Старики начали расходиться. Молодёжь быстро подготовила зал к танцам. Парни вынесли скамейки. Девушки брызгали водой и мели пол. Посредине зала поставили два стула, их тотчас же заняли два гармониста, и зазвучала лихая плясовая.
– Айт шуны![15] – вдруг выкрикнул Газинур, одним прыжком выскочил на середину зала и, прищёлкивая пальцами, ринулся в пляс.
Плясал он мастерски: закидывая за голову то одну, то другую руку, он поворачивал своё смеющееся лицо то вправо, то влево. Ноги его едва касались пола.
Остановившись перед Гюлляр, подзадориваемый со всех сторон молодёжью, он вызывал её особенно долго. И Гюлляр, хотя и очень утомлённая докладом, не устояла перед таким искренним плясовым вызовом. Широко раскинув руки, она проплыла полный круг и только тогда вышла на середину. Казалось, Гюлляр не плясала вовсе, а порхала, будто белая голубка, что резвится в пронизанном солнцем бескрайнем синем небе. Газинур, да и все вокруг не сводили с неё восхищённых глаз.
Девушка остановилась перед Хашимом, который сидел, положив руку на плечо Газинура. Когда он встал, она села на его место.
– Гюлляр, – не дав ей даже отдышаться, спросил Газинур, глядя в её блестящие глаза, – неужели и вправду можно в нашем колхозе построить электростанцию? Эх, если бы так!.. Я собственными руками, кажется, вырыл бы канаву в триста метров, о которой ты говорила. Вот клянусь богом!
– Да ведь ты уезжаешь, – сияя улыбкой, сказала ещё не остывшая от пляски девушка.
– Я уж теперь думаю: может, не ехать? Ведь Ханафи-абы насильно меня не пошлёт. Возьму да не поеду.
Гюлляр нагнулась к нему и сказала вполголоса:
– Нет, Газинур, не отказывайся от своего решения, а постарайся там выучиться на электромонтёра.
Пляски сменялись песнями, песни плясками. Среди молодёжи были девушки из Исакова, из соседней чувашской деревни Наратлы. Русские, татары, чуваши часто встречались по вечерам в своих клубах, вместе заводили игры, плясали.
Пильщики Пашка и Степан тоже были здесь. У Степана в руках гармонь. Девушки из «Красногвардейца» посматривали на него особенно ласково.
Вот вышли на круг парень из «Красногвардейца» и девушка чувашка. Русоволосая, с васильковыми глазами чувашка запела по-татарски:
Парень присоединился к ней:
У дверей, в группе молодёжи, не принимавшей участия в общих развлечениях, Газинур увидел Салима. Он что-то рассказывал, явно стараясь привлечь к себе внимание. Одна из девушек схватила его за руку, чтобы втянуть в круг пляшущих. Но Салим, прижимая к груди свободную руку, отказывался.
«Вот ломака!» – подумал наблюдавший эту сцену Газинур.
Принёс ли тогда Салим справку от доктора, нет ли, об этом Газинур не допытывался. Однако в списках отъезжающих Салим значился.
На круг вызвали Фатыму. Она остановилась в середине, заплетая распустившуюся косу. Увидев её, Исхак Забиров выхватил у Степана тальянку, одним движением растянул до отказа мехи, задержался на секунду, раздумывая, что сыграть, – и забегал пальцами по ладам. Это была новая плясовая мелодия одного татарского композитора. Удивлённая Фатыма подняла голову, и глаза её встретились с открытым взглядом высокого, широкоплечего парня с шапкой русых кудрей на голове. И, точно не желая, чтобы другие заметили этот взгляд, она отвела глаза и поплыла по кругу.
– И-и-и, милые мои, хорошо же играет этот Исхак на гармони! – услышала Гюлляр восхищённый шёпот стоявших за спиной девушек.
– Приезжая тоже под стать гармонисту.
– Кто это? – кивнула Гюлляр на гармониста.
– Наш тракторист! – с гордостью ответил Газинур.
Когда Гюлляр снова обратилась с каким-то вопросом к соседу, его уже рядом с ней не было. Гюлляр подозвала сидевшего на подоконнике Халика и поинтересовалась, куда исчез Газинур. Но маленький хитрец не выдал тайны своего старшего брата.
– Может, в правление пошёл, – невинно сказал он.
А Газинур в этот момент, перемахнув через палисадник, легонько стучал в окошко Миннури.
– Миннури! Миннури! – шёпотом позвал он.
Миннури тотчас же показалась в окне, – она, видимо, ждала его. Но какая это была Миннури!.. В глазах злые огоньки, брови насуплены.
– Ну, чего тебе от меня нужно? Беги в клуб, любуйся на приезжих красавиц…
– Не сердись, Миннури, – тихонько рассмеялся Газинур этой внезапной вспышке ревности. – Я люблю только тебя.
– Ну, ну, довольно болтать здесь, краснобай. Лучше уходи подобру-поздорову, не то оболью вот горячей водой из ковша, – голос девушки звучал всё жёстче.
Газинур хотел было успокоить девушку шуткой, но Миннури не давала ему рта раскрыть.
– Уселся возле гостий пенёк пеньком!.. И ухом не ведёт. Умереть можно со злости, глядя на него. Весь свет забыл… И всё шепчется с этой белобрысой…
15
А ну, давай!