Золотое сердце Вавилона

– Курослепова! – крикнул он, провожая меня.

Нервная тетка рванулась в кабинет, задев меня плечом и даже не извинившись.

Дома свекровь встретила меня удивленно:

– Что случилось, Тоня? Почему ты так рано?

После посещения нотариуса я машинально поехала домой, не взглянув на часы. Оказалось, что было всего шесть часов, а я обычно возвращалась не раньше половины десятого.

– Так… – отмахнулась я, – так получилось…

– Ты не заболела? – свекровь выглядела обеспокоенной.

– Да нет же! – я повысила голос. – Просто в магазине все кассы отключились, какой-то электронный сбой. Вот, пока кассы чинят, нас отпустили.

Она удовлетворилась моим объяснением, еще извинилась, что есть в доме нечего, – у Витюши, мол, педсовет перед выпускным вечером, он придет попозже.

– Да ладно! – есть мне не хотелось. А хотелось поразмыслить над тем, что случилось со мной сегодня. Посмотреть на завещание, подержать его в руках, а то как-то не верилось.

Но об этом нечего было и думать, потому что уединиться здесь было негде. Хотя квартира и большая, но планировка какая-то странная. Две большие, светлые комнаты, когда-то смежные, выходили окнами на улицу. Дверь между ними заколочена и заклеена обоями. Раньше в комнатах жили мать и сын, теперь в одной из них находилась наша с мужем спальня.

То есть это только на словах, потому что на самом деле в комнате жил муж. У него там стоял огромный письменный стол и старинная бронзовая лампа, а еще шкаф с книгами – разумеется, с классической литературой и учебниками. Еще был большой шкаф, забитый вещами, в основном старьем, место которому на помойке, но когда я заикнулась, что хорошо бы шкафчик разобрать, а лучше вообще все выбросить, свекровь впала в ярость.

Справедливости ради следует отметить, что такое с ней случалось редко, поэтому я отступила. Места в шкафу не было, да и брезговала я запихивать свою одежду на старые полки, поэтому хранила все свое барахло в той самой комнатке, в которую меня вселили после продажи однокомнатной квартиры.

Можно считать, что в ней я и жила.

Комнатка площадью семь с половиной метров находилась в конце коридора, рядом с туалетом. Да еще и форма у нее была какая-то неправильная – не квадрат и не прямоугольник, а буквой «Г». Единственное окно выходило во двор-колодец, так что в комнате всегда было темно.

Помню, когда я в первый раз увидела свое жилье, то хотела выброситься из этого самого окна.

А что? Одним махом решить все проблемы.

Не получилось, потому что я не смогла открыть окно – шпингалеты до того проржавели, что без инструментов не справиться. Но у меня под рукой не оказалось никакого инструмента, так что на этот раз обошлось.

Я подышала воздухом через форточку и вышла на кухню знакомиться с соседями. Не то чтобы мне этого хотелось, но нужно же было как-то существовать в коммунальной квартире.

Разумеется, я была готова к тому, что соседи встретят меня в штыки. Еще бы, до сих пор в этой комнатухе никто не жил, мать с сыном привыкли, что у них как бы отдельная квартира. И вот, здрасте – вселили меня. Но после того, как в будущем у меня маячила зона, что мне были какие-то соседи?

Встретили меня настороженно, но приветливо. Свекровь, тогда еще будущая, даже чаем напоила, сразу стала звать Тонечкой. Сынок ее был вежлив, держался скромно.

После того как меня подставили, я поняла две вещи: никому нельзя доверять и самое главное – никому нельзя про себя ничего рассказывать. Чем меньше люди про тебя знают, тем лучше. А тем более незнакомые люди. Так что с соседями я держалась ровно, на вопросы отвечала односложно, на кухне старалась не задерживаться.

Однако будущая свекровь упорно расспрашивала меня о жизни и постепенно выудила-таки, что я одинока, с матерью отношения не поддерживаю, замужем никогда не была, родственников не имею.

Я тогда потихоньку отходила от шока, работать устроилась за небольшие деньги администратором в задрипанный салон красоты и вечерами хотела только одного – чтобы все оставили меня в покое. Не нужны мне были шумные сборища, вечеринки с громкой музыкой и праздники в ресторанах. Хотелось лечь на диван, накрыться одеялом и так лежать, ни о чем не думая.

Так я и проводила выходные – щелкая пультом маленького телевизора, который привезла с собой из той, прежней своей квартиры. Я не успела толком обзавестись хозяйством, так что вся мебель поместилась в эту крошечную комнатку.

Соседи меня не беспокоили. Музыку не включали, у них вообще была только радиоточка на кухне, свекровь тихонько слушала новости и передачу «Литературные чтения». В остальное время в квартире стояла мертвая тишина. Телефон звонил редко, только ближе к концу четверти мамаши начинали интересоваться успехами своих отпрысков. Не ходили к свекрови соседки за солью и спичками, не толклись у ее сына ученики, не забегали на огонек коллеги-учителя. Мне в ту пору даже нравилось такое положение вещей.

Виталий был очень дружен с мамой. Они никогда не ругались, не ссорились, она-то его обожала и не скрывала этого, да и он относился к ней очень хорошо. Помню, я даже как-то позавидовала слегка – вот, близкие, родные люди, любят друг друга, так и должно быть. Не то что в нашей семье…

Моя мать не поздравила меня даже с днем рождения. Да я и сама вспомнила о том, что мне исполняется двадцать четыре года, только накануне. Ленки Соловьевой не было в городе, с остальными друзьями мы как-то в последнее время разошлись.

Зато свекровь тогда оказалась на высоте. Она увидела букет, который подарили мне девочки на работе, и тут же развила бешеную деятельность. Испекла на скорую руку торт – помню, он так и назывался «Гости на пороге», послала сына в магазин за бутылкой вина и подарила мне шелковый розовый шарфик. Виталий еще принес по собственной инициативе коробку моего любимого бельгийского шоколада.

Что-то случилось тогда со мной, когда мы сидели за столом на кухне и Виталий улыбался, сидя напротив, а его мать все подкладывала мне еду на тарелку.

Никто раньше так не суетился вокруг меня, никто не хлопотал, не спрашивал, удобно ли мне сидеть, не дует ли от окна и не пышет ли жаром от плиты. Было приятно, что кто-то о тебе заботится.

Прошло какое-то время, свекровь все продолжала меня опекать, угощала обедом, предлагала пользоваться ее стиральной машиной и наконец завела прямой разговор, смысл которого сводился к тому, что отчего бы мне не выйти замуж за ее сына? И привела кучу аргументов за: Виталик – хороший, добрый человек, не пьет, не курит, профессия уважаемая, а что денег маловато, так зато с работы не уволят, учителя всегда нужны. С жилищными условиями все будет хорошо: после свадьбы оформляем общий ордер, и будет у нас отдельная квартира в центре.

Не то чтобы я не догадывалась о ее планах, просто как-то не придавала им значения, как уже говорилось, была тогда не в лучшей форме. И не ожидала, что она так сразу возьмет быка за рога. Я думала, что ее сынок будет долго за мной ухаживать, в кино водить, в театры, цветы дарить и разговаривать о литературе.

Что ж, против такого времяпрепровождения я не возражала, заодно и образовательный уровень свой повысила бы. Но свекровь взяла все в свои руки, видно, знала своего сыночка, что он будет тянуть кота за хвост и ни на что не решится.

Я тогда несколько растерялась и пробормотала, что мы с ее сыном совсем не знаем друг друга и что я должна подумать. Она отвела взгляд, но я успела заметить, как сверкнули ее глаза.

У себя в каморке я подумала, что единственный аргумент против брака – это то, что я Виталия не люблю.

То есть он мне даже, пожалуй, нравился – мягкий такой, вежливый, не рвач, не хам, не урод. Старше меня на двенадцать лет, так ведь не на тридцать же! А за что мне бороться? За свою независимость? Да я вас умоляю! Кому она нужна-то? Сейчас я одна как перст, а если заболею, воды подать и то некому!

Короче, через два месяца мы с Виталием расписались в загсе, и теперь я могла объяснить свое согласие на этот брак только умственным затмением.