Страница 2 из 7
Самое смешное, что Савелий и правда в этот момент думал не о предстоящей кончине, а о том, как соблюсти все приличия в разговоре с незнакомкой – и не уйти, не попрощавшись и не ответив на все заданные ему вопросы.
– Простите, я… я не понял… вы тоже хотите?
– Я не хочу, но если ты прыгнешь, то я тоже. Иначе как я себе это прощу?
Савелий наконец удобно устроился. Ощутив хотя бы какую-то стабильность, вступил в беседу, уже не отвлекаясь:
– Вы тут ни при чем. Просто уйдите, пожалуйста.
– Что значит – ни при чем? Это я потом Будде буду рассказывать, что ни при чем, и он меня реинкарнирует в жабу за то, что я тебе дала спокойно так нырнуть.
– Откуда вы взялись на мою голову! – стал сокрушаться Савелий. – Нас никто никуда не реинкарнирует, мы просто умираем – и все выключается. – Савелий произнес эту фразу и с грустью, и с надеждой одновременно.
– Это тебе кто такую чушь наплел? – Карина громко хлюпала, всасывая через трубочку лимонад.
– Я это точно знаю. – Савелий стал похож на обиженного школьника.
– Ага, думаешь по-тихому свалить? Не, чувак, это не компьютерная игра. Ты вот сейчас прыгнешь, и те десять секунд, что ты летишь, и будут единственными десятью секундами твоей свободы. А потом все сначала.
Савелий о чем-то задумался, посмотрел вниз и с извиняющейся улыбкой сказал:
– Восемь.
– Что – восемь?
– Тут лететь восемь секунд.
Карина отметила какую-то особенную трогательность в общей нелепости ее нового знакомого. Даже голос у него был тихий, еле заметный, ненавязчивый. Карина подумала: наверное, таким голосом невозможно ни на кого накричать… да и в целом Савелий не производил впечатления человека, способного по-настоящему рассердиться, поэтому она решила особо не выбирать шутки и тональность:
– Ты что, прыгал уже? В прошлой жизни?
Савелий улыбнулся:
– Довольно смешная шутка. Нет, я в прошлый раз кинул вниз конфету и посчитал… Прыгнуть не смог. Страшно. Я, конечно, тяжелее конфеты, но в целом быстро…
– Конфету он кинул. Короче, не важно, сколько лететь, ты, как в асфальт войдешь, – сразу предстанешь перед Буддой, и он с тебя спросит.
– Я крещеный. Уж если во что и верить, так в то, что я сразу в ад попаду как самоубийца. – Савелий свое будущее нарисовал без страха, скорее с уверенностью.
– Так я про что? – Карина закурила и облокотилась на ограждение. – Будда тебя реинкарнирует в какого-нибудь мудака и пришлет сюда. Чистый ад. Ты же не знаешь, каково это – жить мудаком?
– Почему не знаю?
– Да потому, что ты не мудак.
– Откуда вы знаете?
– Слышь, крещеный… а ты можешь с парапета слезть, мы договорим – и потом прыгай сколько твоей душе угодно, с меня уже никто не спросит. А вот если ты сейчас поскользнешься, то мне потом прилетит.
В это время с Савелия слетела шапка и отправилась отсчитывать свои секунды свободы. Карина и ее новый друг проводили взглядом нелепый головной убор.
– Ну чего тебе – западло, что ли, сползти и договорить? А потом вали вслед за…
– Хорошо. Помогите, пожалуйста, тут очень неудобный парапет.
Карина начала операцию по перетаскиванию Савелия, который оказался еще более раскоординированным, чем она предполагала.
– Этот парапет не для этого строили, – сказала она в тот момент, когда Савелий наконец переместил все части своего тела через решетку. – Продолжим. Вот тебя как зовут?
– Савелий.
– Савелий?
– Можно Савва.
– Да я в курсе, что Савва. Вот ты чего, Савва, прыгать собрался?
Савелий, не зная, что сказать, разглядывал отходящую от ботинка подошву.
– Молчишь, да? А я отвечу: потому что внутри скребет. А ты знаешь, не у всех скребет. Скребет только у тех, кто не мудак. Таких вообще немного. Поэтому сверху и прислали разнарядку, что самоубийство – это грех. Хоть как-то таких, как ты, тормознуть, а то на земле одни мудаки останутся. Так вот, то, что у тебя скребет, – это совесть. А значит, ты не мудак.
Савелий оторвался от созерцания полураспада своей обуви и печально ответил:
– Да какая разница, есть у меня совесть или нет, если я по сути ничтожество бессмысленное. Я прыгну – и, кроме мамы, вообще никто не огорчится. Да и то не уверен.
– Ну а ты ее спроси.
– Я спросил, еще неделю назад.
– Что сказал?
– Ну я ей сказал: «Мне что, в окно, что ли, выйти, чтобы ты меня заметила?»
– А она?
– Она ответила: «Выйди, только деньги на похороны оставь».
Карина решила тему родителей пока не поднимать.
– Оставил?
– Нет у меня их, нет, – кивнув в сторону своей говорящей обуви, пробормотал Савелий.
– Слушай, ну так нельзя. Деньги надо было оставить. Нельзя с долгами к Будде.
– Где же я их возьму? Там тысяч сто, наверное, надо.
– Двести.
– Тем более. У меня зарплата тридцать. Мне семь месяцев голодать придется, чтобы меня похоронили.
Карина про себя усмехнулась тому, что с самим фактом возможных претензий от Будды Савелий спорить не стал.
– Ну а ты как хотел? Ты же пожил, надо хоть немного, но заслать в оркестр.
– В какой оркестр?
Карина закатила глаза и скривила губы, давая понять, что Савелий не считывает самые примитивные культурные коды.
– Похоронный, блин. Фраза такая есть.
– А если я всю жизнь мучился, мне за что платить?
– Савелий, всю жизнь ты не мучился, ты меня тут не разводи. Здоровый вон вроде. Дотянул же как-то до своих лет. Сколько тебе?
– Сорок три.
– Ну вот. Сорок три года дышал, ел, пил, дрочил – я думаю, в туалет ходил. Вот ты утром сходил в туалет?
– Нет… – то ли пытаясь вспомнить, то ли стесняясь, просопел Савелий.
Карина немедленно его пристыдила:
– Ты что, дурак? На том свете не сходишь! А это же дикий кайф, особенно если прижало, а туалета нет. И вдруг ты его видишь, и он открыт, ты в него влетаешь и… Это же высшее счастье: для мужика, для бабы – неважно! За это можно уж как-нибудь двести тысяч заплатить. То, что в последний день своей жизни не кайфанул, это ты точно дурак. Тем более ты, пока летишь, обязательно обделаешься, и сам понимаешь, что собой представлять будешь там, внизу. Каша. Ну на вид так себе. Я тебе, Савелий, вот что скажу. Лететь порожняком надо. Порожняком.
Савелий оторопел, а потом его тихий голос, как мог, обозначил возмущение:
– Вы вот сейчас серьезно? Я всю свою жизнь в туалет спустил, а вы мне…
– А кто тебе сказал, что ты ее в туалет спустил?
– Все!
– Ну мама – это понятно. А еще кто?
– Папа, – буркнул Савелий.
– А у нас еще и папа чувствительный имеется. – Карина в очередной раз изумилась разумности ряда существ, которых Бог наградил детьми.
Савелий продолжил:
– Да, но он давно с нами не живет. Просто мы тут как-то решили пообщаться, ну он так мне и сказал…
– Хорошие у тебя родители, Савелий. А еще кто? Девушка?
– Откуда у меня девушка, вы на меня посмотрите. – Савелий искренне удивился вопросу Карины.
– А что с тобой не так? У тебя член есть?
Савелий отвернулся, так как на такие вопросы он до этого не отвечал, а назвать его стеснительным, как вы понимаете, – это ничего не сказать.
– Есть.
– С ним все в порядке?
– Вроде да.
– Ну и все. Что еще надо. Если честно, и без члена можно обойтись. Чего ты тут мне изображаешь?
– Слушайте! – прервал ее Савелий. – Вы про меня ничего знаете!
– Так расскажи!
И Савелия прорвало. Следующие слова он выплевывал как пулемет:
– Я работаю фасовщиком презервативов! Живу с мамой, у меня наследственная язва, от этого изо рта запах! Какая девушка? Меня только что бросила та, что просто ходила со мной по парку гулять!
Патроны кончились. Карина оглядела себя. Вроде ее не задело.
– Это все, из-за чего ты с крыши прыгнуть собрался?
– Нет! Прыгнуть я собрался потому, что дальше тупик. Понимаете?! Тупик! Все будет только хуже.
– Может, тебе язву вылечить, уйти с работы и от мамы съехать, ну как вариант? – деловито предложила Карина.