Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 79

— Я больше не возглавляю Ассамблею. — Дудочник указал на свою рваную одежду и грязное лицо. — Похож я на вождя Сопротивления?

Инспектор оставил его слова без внимания.

— Действия Реформатора и Воительницы, их намерения — это риск для всех: как для омег, так и для альф.

— В смысле? — уточнила я.

— Только не надо играть со мной в игры. Ты сбежала из Уиндхема через зал с резервуарами. Тебе известно, что Реформатор и Воительница восстанавливают механизмы и электричество. Подозреваю, тебе известно о базе данных Исповедницы намного больше, чем ты признаешь. Я не повелся на сказочку Реформатора, будто близнец Исповедницы убил ее в одиночку.

Я промолчала.

— Я долгое время работал с Воительницей и Реформатором. И даже терпел его близость с Исповедницей. — Его верхняя губа презрительно искривилась. — По крайней мере от нее была польза. Но сейчас наши пути разошлись. Стало понятно, что твой близнец и Воительница соблюдают запрет на применение машин и технологий До только на словах, потому что так требуют приличия. Но на самом деле активно ими пользуются. Всегда пользовались. Они как могут держат все в тайне, но нельзя делать все втроем. Последние несколько лет ко мне стали приходить солдаты из их личной охраны. Они видели, что охраняли — резервуары. Я выходец из армейских кругов, в отличие от Реформатора или Воительницы, несмотря на ее военный псевдоним. Я понимаю рядовых солдат, простых людей. Знаю, насколько глубоко в них заложено табу. Твой близнец и Воительница, увлеченные своими идеями, не учли, насколько большинство населения боится и ненавидит машины.

— Больше, чем омег?

— Все это звенья одной цепи. Известно, что машины стали причиной взрыва, причиной рождения близнецов и причиной появления омег.

Вот как он нас видел: как своего рода отклонение, ужас одного ряда со взрывом. Как задачу, которую следует решить.

Инспектор продолжил:

— Когда погибла Исповедница, а ее база данных оказалась разрушена, я понадеялся, что экспериментам конец. Но интерес твоего близнеца и Воительницы к машинам не ослабевает. Он зашел уже слишком далеко. Последним человеком, наделенным властью в Синедрионе, который им противостоял до последнего, был Судья. Даже когда они захватили его близнеца, на краю гибели, он по-прежнему твердо ратовал за запрет технологий, потому что знал — в противном случае он лишится поддержки народа. Его близнеца убили, как только в Судье отпала нужда.

— А что другие советники Синедриона? — поинтересовался Дудочник. — Они знают о том, что делают и замышляют Реформатор и Воительница?

— Не многие. Большинство выказывает молчаливое одобрение, но не особо вникает. Они будут счастливы, если у Реформатора и Воительницы что-то выйдет, но не хотят быть причастны, если что-то пойдет не так.

Как хорошо было бы выбрать невежество, стряхнуть с себя бремя знаний…

— Но есть еще и те, у кого нет особого выбора — они не успели припрятать своих близнецов, до того как до них добрались Реформатор и Воительница.

— А что с твоим близнецом? — спросила я.

— Она у меня. Не в камере сохранения, а под охраной солдат, которым я доверяю.

Я напрягла мышцы шеи, чтобы сдержать охватившую меня дрожь. Мне частенько снилось по ночам, что я снова в камере сохранения, навсегда ставшая узницей времени, а мимо пролетают бесформенные дни.

— Думаешь, это лучше камер сохранения?

— Безопаснее. И для нее, и для меня. Исходя из сегодняшних реалий, не думаю, что могу защитить ее в Уиндхеме. Даже в камерах сохранения.

— Для чего ты нас искал? — спросила я.

— Последние несколько лет, после того как мне стала ясна одержимость коллег машинами, я попытался на сколько возможно разузнать об их планах с помощью других провидцев. Их не так уж и много, и их возможности очень разные. Некоторые не имеют никакого практического значения, большинство ни на что не годны. — Он произнес это так бесцеремонно, словно те из нас, кого объяло безумие, что-то вроде телеги с отвалившимся колесом или проржавевшего ведра. — Но вот ты… — Он повернулся ко мне: — По моим сведениям ты могла бы быть полезной. А если еще и работаешь на Сопротивление, — он кивнул на Дудочника и Зои, — от нашего сотрудничества можно получить и гораздо больше.

— Я же сказал, — выговорил Дудочник по слогам, — я больше не возглавляю Сопротивление.



— Но ведь ты хочешь остановить программу резервуаров?

— Что тебе от нас нужно? — перебила я.

Мы четверо кружили в осторожном танце среди покореженных балок, а солдаты наблюдали за нами на расстоянии.

— Мне нужна ваша помощь, чтобы остановить твоего близнеца и Воительницу в их стремлении к машинам.

Абсурд какой-то. Советник Синедриона с солдатами, деньгами и властью, о которой любой из нас — оборванных, изголодавшихся, отчаявшихся — мог только мечтать.

— Тебе нужна помощь? — переспросил Дудочник. — Так попроси ее у своих дружков в Синедрионе.

Инспектор рассмеялся:

— Ты считаешь, мы там сидим одной большой дружной семьей и похлопываем друг друга по спине? — Он повернулся от Дудочника ко мне: — Как думаешь, от кого тебя защищал брат, поместив в камеры сохранения? Самые яростные враги любого советника — его приближенные, те, кто больше всех выиграет, если от него ускользнет власть. Посмотрите, что произошло с Судьей.

— Почему мы должны помогать тебе в твоих интригах? — поинтересовался Дудочник. — Ты пришел к нам только потому, что тебя оттесняют от власти, и ты не видишь иного выхода.

— Оттесняют от власти? — Инспектор встретился с ним взглядом. — Ты-то точно знаешь, каково это.

— Ты решил работать с ними, пока машины не отвратили тебя от них, — перебила я. — С чего нам связываться с тем, кто ненавидит омег?

— Потому что я могу предложить вашим людям жизнь лучшую, чем резервуары. Десятилетиями система убежищ неплохо работала как гуманный способ решить проблемы омег. Работающее решение, поддерживаемое податями. Без твоего брата и Воительницы все могло бы продолжаться по-прежнему.

— Именно поэтому я не стану с вами сотрудничать, — сказала я. — Это не проблемы омег, а проблемы, которые нам создал Синедрион — подати, выселение на земли, на которых ничего не растет, клеймение и прочие ограничения, с которыми почти невозможно жить.

— Сейчас это все не важно. Мы оба знаем, что сейчас главное — остановить программу резервуаров.

— Тогда почему ты не пришел с большим отрядом? — спросила я. — И просто не вернул меня в Уиндхем? Взял бы меня в заложники и вил из Зака веревки.

— Мог бы, если бы считал, что это принесет пользу. Даже подумывал тебя убить, чтобы вывести его из игры окончательно. — Он выглядел таким же непреклонным, как и его нож, прикосновение которого я все еще чувствовала на горле. — Несколько месяцев назад это бы сработало. Но сейчас дело не только в твоем брате. Он слишком сблизился с Исповедницей. Теперь, когда ее нет, его позиции ослабли. Но Воительница варится в этом котле гораздо дольше, и ее позиции в Синедрионе сильнее. Когда они убили Судью, она захватила власть и теперь ни за что ее не упустит. Если я стану угрожать Реформатору или даже убью его, это не положит конец программе, а если Воительница заподозрит, что я использую тебя как заложника, дабы управлять Реформатором, она сама его прикончит.

Перед моим побегом из Уиндхема Зак сказал, что ему нужно кое-что завершить, а теперь он сам оказался в ловушке своих машин.

— В любом случае, — продолжил Инспектор, — мне лучше использовать тебя как связную с Сопротивлением

— Я не позволю себя использовать.

Я подумала о том, что говорил мне Дудочник несколько дней назад: «Твоя обязанность — выдерживать видения. Моя — решить, как их можно использовать». Я устала от людей, которые воспринимали меня лишь инструментом в своих руках.

— Мы могли бы помочь друг другу, — произнес Инспектор. — Мы хотим одного и того же.

Его заявление ранило меня больше, чем лезвие.

— Вот уж нет! Ты хочешь избавиться от нас, как и Зак, просто не одобряешь его методов.