Карта костей (ЛП)

Тот, что моложе, ничего не сказал, но замедлил шаг.

— Не стану скучать по здешним закоулкам.

— Ты не останешься с техниками?

Парень покачал головой:

— Буду работать над установкой в новом бункере, как только все рассортируем.

Мы больше их не видели, однако голоса до нас еще доносились. Я не посмела ползти следом — мы располагались не выше метра над ними, поэтому слишком рисковали.

— Не долго будешь ждать, — продолжил лысый. — Не больше двух недель, если все пойдет гладко. Слышал вчера в столовой палатке. Но, скорее всего, три.

— Да, минимум три, — согласился его товарищ.

Я напряглась, чтобы уловить дальнейшие слова.

— Или нас припашут в ночную смену. Освобождать последние помещения — та еще работенка. В нижних коридорах так узко, что мобильный генератор едва пролезает. Некоторые из тамошних штуковин наверняка придется разбирать на месте, чтобы вытащить.

Мы еще несколько минут слышали грохот тележки, а потом все затихло. После этого мы стали пробираться еще медленнее, вздрагивая при каждом случайном стуке коленей или локтей о гулкую металлическую трубу.

Под нами прошел одинокий солдат, затем еще пара с тележкой, но они двигались слишком быстро, чтобы мы смогли разглядеть их сквозь решетку. Иногда до нас доносились искаженные трубой обрывки разговоров солдат, которых мы даже не видели.

«Назад, в комнату связи…».

«Без батарей…».

«Если на ужин опять подадут рыбу, клянусь…».

«Посмотри под конвертером…».

Примерно через час все потянулись в одном направлении — к лестнице, ведущей к западному выходу.

Мы выждали еще час. Подсчет секунд помогал справиться с жарой, голодом и болью в ободранных коленях и локтях.

Прошел час без солдат. Не почувствовав вокруг никакого движения, я зажгла лампу. Да, тихо вылезти из туннеля не получится. Мне удалось тупой стороной ножа соскоблить ржавчину с болтов, но потом пришлось пролезть вперед, чтобы Дудочник окончательно выбил решетку несколькими ударами локтя. Она оглушительно грохнулась на бетонный пол парой метров ниже. Здесь, где постоянно ходили и работали солдаты, пыли, чтобы заглушить лязг, не было.

Дудочник быстро выскользнул следом, я спрыгнула за ним, не уверенная, что сейчас мы не наткнемся на засаду. Но меня встретил лишь Дудочник с ножом в руке, слегка пригнувшийся под низким потолком.

— Помоги установить решетку обратно, — прошептала я.

— Если никто не прибежал на шум, то нечего шептать, — ответил Дудочник, но взялся за другой конец решетки, помогая вернуть ее на место. Чтобы понять, что она больше не закреплена, солдатам придется как следует приглядеться.

Поверхность, где патрульные сторожили вход на холме над нами, наверняка укутала ночь. Голод напомнил, что мы подзадержались в Ковчеге. Мы с Дудочником съели немного вяленого мяса, которое мои карманы не защитили от всепроникающей пыли. Потом молча шли по узким коридорам, осматривая комнаты по пути. Некоторые пустовали, в других стояла мебель, но на полках и в открытых ящиках ничего не сохранилось.

В маленькой комнате в конце коридора было по-другому. Вместо мебели мы увидели машины и металлические ящики, встроенные в стену. Кнопки и циферблаты покрывала пыль, но далеко не таким толстым слоем, как на верхних уровнях. Некоторые из корпусов машин были открыты и частично выпотрошены. С одной панели свисал моток проводов, напомнивший о человеке с распоротой утробой, которого я видела во время битвы при Нью-Хобарте. Как из его живота торчали кишки.

Включился свет. Подойдя к стене, я попыталась прочитать один из многочисленных ярлыков, но слова для меня ничего не значили. Спутник 4. Триангуляционный. Радио зап. 2.

Стоящий рядом Дудочник провел пальцем по гладкой поверхности темного стекла, оставив в пыли линию.

Голос, заполнивший комнату, показался одновременно слишком громким и слишком далеким. Дудочник, повернувшись к выходу, толкнул меня себе за спину и вытащил нож. Но голос раздавался не со стороны двери, вообще не из какого-то конкретного места, а словно эхом разносился со всех сторон сразу.

Я тоже сжала рукоять ножа. Но не появилось ни одного солдата. Никто не бежал ни сюда, ни отсюда. Несмотря на громкие звуки, глаза видели только пустую комнату. И я подспудно чувствовала — кроме нас двоих, застывших у дверей, тут нет живых людей.

Голос то раздавался, то замолкал, как Ксандер, который вновь и вновь старался взломать барьер, отделяющий его от языка. В промежутках между обрывочными фразами слышалось потрескивание, как от огня, охватившего сухое сено, или как шипение разъяренной кошки.

«…Запись транслируется от Конфедерации Независимых Островов… во взрывах… и получили прямые удары по… выжившие, но южные и западные районы не пригодны для проживания… несмотря на огромные потери, сельское хозяйство восстанавливается и наметился прогресс в… нежелательное рождение близнецов успешно лечится везде, кроме отдаленных островов… мутации широко распространены, но различной степени тяжести… широта и… пожалуйста, отзовитесь.

Запись транслируется от Конфедерации Независимых Островов… во взрывах…».

Мы прослушали это шесть раз. Одни и те же слова, одно и то же потрескивание. Затем свет погас, и тьма поглотила звук.

Мне казалось, электричество было призраком, запутавшимся в проводах Ковчега, но здесь блуждал настоящий призрак — голос из Далекого края, захваченный в душной комнате. Так или иначе, это сообщение настигло нас сквозь время, пространство и машины.

Сердце колотилось в ребра, словно кулак. Мы с Дудочником молчали. Да и что тут скажешь? На язык опустилась другая, новая тяжесть, как будто я впервые поняла силу слов. Поток разрозненных фраз, выплюнутых машиной, пришел из Далекого края. Каждое слово звучало взрывом, меняющим наш мир.

Еще час, как только включилось электричество, мы исследовали машины в этой комнате. Но нам удалось лишь запустить и остановить голос, нажимая на панель, которую тронул Дудочник. Остальные машины ничего не дали нашим неистовым пальцам. Многие механизмы были наполовину разобраны, все — покрыты пылью. Больше мы ничего не нашли: ни карт, ни документов. Лишь голос.

Уже в процессе поиска я знала, что это бесполезно. Если бы машины все еще работали, если бы могли принимать сообщения из Далекого края, здесь днем и ночью дежурили бы солдаты. Синедрион наверняка обыскал эту комнату так, что нам и не снилось. Сейчас машины могли лишь пересказывать одно и то же сообщение. Мы нашли все, что возможно, и этого было достаточно. Сообщение доказывало, что в Далеком краю люди выжили и сумели избавиться от нашего проклятья — рождения близнецов. И значит, Синедрион тоже это знал.

Глава 34

Трудно следить за временем там, где солнечный свет всего лишь воспоминание, а воздух давит пылью. Но мы знали, что солдаты должны вернуться, и прежде чем это произойдет, нам лучше убраться обратно в вентиляционные туннели или на верхние уровни. Я также понимала, что Ковчег открыл не все свои тайны. Далекий край действительно существовал, но нам лишь предстояло его отыскать. Отмена рождения близнецов возможна, но как ее осуществить, пока неведомо. Мы вышли из комнаты с прерывистым голосом, и я повела Дудочника по восточному коридору и вниз по лестнице.

На нижней площадке дверь как будто взорвали, сталь лишь краем свисала с перекрученных петель. Дальше за дверным проемом свет в коридорах больше не выключался, а горел постоянно и совсем не мерцал. Странно, но самые глубокие уровни Ковчега освещались ярче всего. Однако, если верить документам, проект «Пандора» продолжали разрабатывать даже когда жителям Ковчега стали нормировать освещение, а некоторых людей и вовсе заперли в темноте. Здесь, в чреве Ковчега, электричество еще работало. Бумаги Джо намекали, что в Ковчеге имелось какое-то топливо, которое не подведет — «атомные блоки переживут всех нас». Но одно дело читать истлевшие страницы, смысл содержания которых был похоронен вместе с Ковчегом, и совсем другое воочию видеть немигающий свет, переживший все прошедшее время. Это казалось какой-то магией, своеобразным колдовством машин.