Страница 45 из 79
— Мне удалось открыть пробку и слить жидкость из первого резервуара, — произнесла Эльза. Я почувствовала влажный рукав под своей ладонью и оглядела ее с головы до пят. Мокрая рубашка, мокрые до колен штаны. Эльза отвела меня в дальний конец комнаты, где на простыне лежали тела, которые она достала из первого бака. Они лежали там, промокшие, словно водоросли, прибитые на морской берег.
— Здесь двенадцать детей, но впереди еще много работы. Всего их больше шестидесяти.
И еще шестьдесят в домах альф, где родители пришли утром разбудить своих детей, но нашли их с посиневшими губами, захлебнувшимися на суше.
Это сделал Зак. Внутренности болезненно сжались, к горлу подступила желчь. В детстве я прятала видения, чтобы нас не разделили, но близнец меня перехитрил, объявив себя омегой. Он хорошо меня знал, мой умный брат. Я защитила его, приняла клеймо и изгнание, не в силах допустить, чтобы с ним обошлись подобным образом. Даже тогда он рискнул, готовый принять боль, чтобы только от меня избавиться. Приказав убить детей, зная, что дети-альфы тоже погибнут, он поступил в том же духе. Они с Воительницей объявляли тем самым, что не постоят за ценой, чтобы нас изжить.
Я все же убедила Эльзу принять помощь. Она промокла и устала, хотя не хотела этого признавать. Дудочник привел Зои и Криспина — карлика, который дежурил на дереве в тот день, когда мы воссоединились с Сопротивлением. Эльза никому не позволила бы укладывать тела, но разрешила другим вынимать детей из баков. Она показала Дудочнику рычаг на передней стенке каждого резервуара, который выбивал пробку в основании. Когда жидкость, завихряясь, сливалась, тела двигались и переплетались в гротескной пародии на жизнь. Криспина потихоньку стошнило за одним из баков, когда он увидел это в первый раз.
Все молчали. И не только из-за ужаса при виде мертвых детей, но и из-за боязни самих машин. Дудочник с опаской передвигался между резервуарами, Зои вздрогнула, словно от ожога, когда задела рукой одну из висящих трубок. Я провела несколько лет под электрическими огнями в камере сохранения и уже видела зал с баками, а также базу данных Исповедницы. Но остальные перемещались по комнате так осторожно, словно каждая трубка или провод — силки, готовые их спутать. Все в этой комнате было запрещенным. Криспин смотрел на машины с тем же подозрением, с каким альфы смотрели на нас. Будто машины несли заразу самого взрыва.
Когда оба бака слили, Зои с Криспином спустились по веревочным лестницам и распутали тела. Каждый их них старался двигаться аккуратно, чтобы не наступить на детей, нежно вынимал трубки из ртов и запястий, затем поднимался и отдавал промокшую ношу ожидающему у люка Дудочнику. А тот спускался с каждым телом к Эльзе.
Я видела сгоревший мир, видела, как клинок рассекает плоть всего несколькими днями ранее. Но никакой ужас в моей жизни не сравнится с тем, что обуял меня в тот день, в темной комнате, когда я смотрела на маленькие тела, извлеченные из баков, и наблюдала, как Эльза убирает им волосы с лиц, выпрямляет окоченевшие руки и ноги. Она пыталась закрыть им глаза, но они слишком долго смотрели на смерть, и веки не опускались.
Дудочник приказал своим людям принести широкие простыни и одеяла из приюта, и я помогала Эльзе заворачивать детей в эти импровизированные саваны. Особенно ужасно становилось, когда я узнавала лица. Не все дети были из приюта Эльзы, но многие. Когда передо мной положили Луизу с открытым ртом, я не могла отвести глаз от маленьких зубов, щербинок между ними. Из всего, что предстало в тот день перед моим взором, только вид этих маленьких белых зубов заставил меня отвернуться.
Мы работали в безмолвии, потому что хотели отгородиться стеной молчания от того, что делали. Иногда тишину рассекали всхлипы Эльзы. Закончив, мы понесли тела к двери. Эльза брала детей постарше, я с рукой на перевязи — младенцев и малышей. Облаченный, самый маленький ребенок по размеру был не больше буханки хлеба. Но даже младенцы были тяжелее, чем обычно — их маленькие легкие и желудки переполняла жидкость.
Я нарушила молчание, только когда мы с Эльзой вынесли последнее тело. Зои и Криспин вернулись в контору мытарей, Дудочник на улице договаривался с воином, чтобы тот подогнал повозку для тел. Моя рука болела, я видела, что Эльза смертельно устала, мне захотелось подождать еще день, прежде чем я вывалю на нее свои новости. Но не стоило оттягивать то, что мы обе должны были узнать.
Рассказ о неделях и месяцах, прошедших с тех пор, как мы виделись, вышел долгим. Я поведала Эльзе, что произошло на Острове, и она кивнула.
— Нас отрезали от новостей внешнего мира, но солдаты Синедриона прямо-таки хвастались бойней на Острове. До того я надеялась, что ты туда добралась, а потом, когда пришла весть, молилась, чтобы вы с Кипом задержались на большой земле.
Называя имя своего близнеца, я не сводила с нее глаз. Она в ответ внимательно меня оглядела, словно стараясь убедиться, что я все еще та, кого она знает. Потом стиснула мою руку:
— Это ничего не меняет.
Мне хотелось, чтобы так и было. Но Зак меня изменил. Он и все, что он сотворил, сформировало меня так же, как я сформировала его. Один из нас нож, другой — точильный камень.
Не отпуская ее ладонь, я рассказала все, что мы узнали о баках, а также о планах Зака.
— Я не дура, — тихо проворчала Эльза. — И, когда забрали детей, поняла, что надвигается нечто ужасное. Но это место и твой рассказ хуже того, чего я боялась.
— Ты пыталась остановить альф, когда они пришли за детьми?
Эльза приподняла бровь над подбитым глазом:
— А ты как думаешь?
— И Нина?
Она опустила взгляд:
— Нина пострадала больше меня, когда мы хотели их остановить. Ее ударили по голове, потом из ушей пошла кровь. — Эльза медленно вздохнула. — Два дня спустя она умерла.
Мы сидели вместе, у наших ног рядами лежали мертвые дети в саванах.
— Может, они не страдали, — прошептала я.
Эльза потянулась к моей руке:
— Когда вы с Кипом пришли сюда, я понимала, почему вы вынуждены лгать о своих именах и откуда вы. Но не лги мне сейчас. Я для этого слишком стара. На ложь больше нет времени.
Ω
Мы наблюдали, как детские тела загружают в повозку, когда со склона донеслось имя Дудочника, а затем и мое.
Зои выбежала из-за угла. Она вспотела, от резких движений опять открылась рана на бедре, и свежая кровь просачивалась через ткань брюк.
— Посланник из Синедриона, — сообщила Зои. — Пришел один десять минут назад к восточным воротам.
Эльза снова крепко обняла меня на прощание, я пообещала вскорости вернуться.
Мы с Дудочником и Зои поспешили по городским улицам так быстро, насколько позволяли ее раненая нога и моя сломанная рука.
— Это твой брат, — сказал Инспектор, когда мы ворвались в контору мытарей. — Прислал сообщение. Он хочет поговорить.
— Он здесь?
— Вместе с Воительницей. Они на востоке, с отрядом солдат. Посланник предложил встретиться на восточной дороге.
— С нами всеми?
— А ты желаешь одна предстать перед своим близнецом? — Инспектор вглядывался в мое лицо. Подозрение витало в комнате плотнее снегопада на улице.
Я покачала головой:
— Не хочу его видеть.
Руки все еще слипались от жидкости из баков, которая капала с волос мертвых детей. Зак и Воительница отдали эти приказы. Решили, что детей нужно забрать и заключить в резервуары. Решили, что их нужно утопить в темноте.
— Мы все злимся на него из-за детей, — сказал Инспектор. — Но нужно встретиться с ними обоими и выторговать на переговорах все возможное. Они знают, что большая часть армии поддержала меня. Лучше возможности договориться нам не представится.
Я снова покачала головой:
— Они пришли не договариваться.
— Откуда знаешь? — спросила Салли. — Видения подсказали?
— Нет, — отрезала я. — Но я знаю Зака. — Я видела его жестокость. Ту самую беспощадность, которая заставила его в детстве рискнуть собой, лишь бы добиться моего изгнания. И эта жестокость привела к мокрым телам в баках. С тех пор изменилось столь многое, но отнюдь не характер Зака. — Я знаю, что он из себя представляет. Потому что сама сделала его таким.