Страница 2 из 79
Вроде бы я знала все разрушительные последствия взрыва. Но та неделя показала, что мои знания были не полными. Я увидела ободранную землю, словно веко открывающую выжженный камень и пыль. Говорят, после взрыва буквально все можно было охарактеризовать одним слово — разрушение. Я слышала песни бардов о Долгой зиме, когда пепел затмил небо на несколько лет и ничего не росло. Теперь, сотни лет спустя, мертвые земли отступили на восток, но после проведенного в них времени я поняла огромный страх и гнев, с которым проходили погромы, когда выжившие уничтожали любые механизмы, оставшиеся от времен До. Табу на машины диктовалось не просто законом, это был инстинкт. Все истории о том, что умели делать машины времен До, обнулял итог их деятельности — огонь и пепел. Введенные Синедрионом жестокие наказания за нарушение табу никогда не применялись — людей отвращало собственное омерзение, которое вызывали остатки машин, время от времени возникающие из небытия.
От нас, омег, люди тоже шарахались — наши тела олицетворяли уродство взрыва. Из-за того же страха перед взрывом и заразой альфы нас чурались и высылали подальше. Для них наши тела выглядели как мертвые земли во плоти: бесплодные и сломанные. Несовершенные близнецы, мы несли в себе проклятие взрыва, совсем как выжженные земли на востоке. Альфы гнали нас подальше от своих деревень, где они жили и выращивали еду, и мы были вынуждены селиться на лишенных плодородия землях.
Мы покинули мертвые земли почерневшими призраками. Когда мы в первый раз вымылись, вниз по течению понеслась черная вода. Но даже потом кожа между пальцами оставалась серой. Смуглые Дудочник и Зои стали сероватого оттенка, который не смывался — это была бледность из-за голода и усталости. Мертвые земли не просто оставить позади. Направляясь на запад, мы еще долго каждую ночь вытряхивали пепел из одеял и выкашливали его поутру.
Ω
Мы с Дудочником сидели у пещеры, наблюдая, как солнце прогоняет ночную тьму. Чуть больше месяца назад на пути к зернохранилищам мы ночевали в этой же пещере и сидели на этом же плоском камне. На нем рядом с моим коленом все еще виднелись зазубрины — несколько недель назад Дудочник натачивал об него клинок.
Я посмотрела на Дудочника. Порез на руке зажил до розовой полосы, шрам выделялся и поблескивал, немного морщась на местах, где стежки стягивали рану. Рана от ножа Исповедницы на моей шее тоже наконец-то затянулась. В мертвых землях в открытую рану набивалась зола. Остался ли пепел там, внутри меня, темным пятнышком под панцирем шрама?
На лезвии ножа Дудочник протянул мне кусок кроличьего мяса, покрытый холодным сероватым жиром— остатки вчерашнего ужина. Я покачала головой и отвернулась.
— Тебе нужно поесть, — сказал он. — До Затонувшего берега мы доберемся не раньше чем через три недели. Или даже позже, если решим искать на западном побережье корабли.
Все наши разговоры начинались и заканчивались кораблями. Их названия завораживали. «Розалинда» и «Эвелин». Иногда мне казалось, что если они не затонули в опасных неизведанных водах, то тяжесть наших ожиданий точно отправит их на дно. Сейчас они были для нас всем. Нам удалось лишить Синедрион Исповедницы и машины, с помощью которой альфы вели учет омег, но это казалось недостаточным, особенно после устроенной на Острове резни. Мы, возможно, замедлили Синедрион, уничтожив два самых мощных их оружия, но резервуары никуда не делись. Я сама их видела — и в грезах, и в неумолимой реальности. Длинные ряды стеклянных баков, каждый из которых представлял собой сущий ад.
План Синедриона для всех нас. Если у нас не будет своего плана, цели, к которой надо стремиться, то мы просто станем копошиться в пыли, пока нас не упрячут в резервуары. Раньше нашей целью был Остров, но все закончилось кровью и дымом. Теперь мы искали корабли, посланные с Острова несколько месяцев назад на поиски Далекого края.
Временами это казалось не планом, а мечтой.
В следующее полнолуние будет четыре месяца с тех пор, как отчалили судна.
— Они чертовски долго в море, — произнёс Дудочник, когда мы сидели на камне.
Я не знала, что на это сказать, поэтому промолчала. Вопрос ведь не в существовании Далекого края, а в том, что он может нам предложить, если на самом деле существует. Что могут знать и уметь тамошние жители, чего не знаем и не умеем мы. Далекий край не может стать просто еще одним Островом: местом, где можно укрыться от Синедриона. Это была бы лишь временная отсрочка, а не окончательное решение. Должно быть нечто большее — реальная альтернатива.
Если корабли нашли Далекий край, им предстоял обратный путь через коварное море. Если они целы, если их не задержали при попытке вернуться на захваченный Остров, они должны причалить к месту встречи — Суровому мысу на северо-западном побережье.
Все воспринималось донельзя шатким: слишком много «если», каждая надежда казалась еще призрачнее прежних, а вот резервуары Зака — это неумолимая действительность, приумножающаяся с каждым днем.
Дудочник не хуже меня знал, что кроется за моим молчанием. Он посмотрел на зарю и продолжил:
— Раньше суда, которые мы посылали на поиски, возвращались на Остров спустя несколько месяцев ни с чем. Только с поврежденными корпусами и больными цингой матросами. А два корабля так и не вернулись. — Он на мгновение замолк, но его лицо осталось непроницаемым. — Дело не в расстоянии или непогоде. Некоторые моряки рассказывали вещи, которые невозможно вообразить. Несколько лет назад один из наших лучших капитанов, Хобб, повел три корабля на север. Их не было порядка двух месяцев. К зиме вернулись только два. Мы привыкли к зимним штормам на западном побережье — в холодное время года даже старались лишний раз не курсировать на материк и обратно. По словам Хобба, дальше на север море начало замерзать, один из кораблей попал в ледовый плен, и его раздавило вот так. — Он раскрыл ладонь и сжал ее в кулак. — Весь экипаж погиб. — Снова молчание. Мы оба смотрели на изморось на траве. Зима приближалась. — Столько времени прошло. Ты все еще веришь, что «Розалинда» и «Эвелин» вернутся?
— Я не могу сказать, что верю, — ответила я. — Но надеюсь, что они целы.
— Этого для тебя достаточно?
Я пожала плечами. Что означает «достаточно»? Достаточно для чего? Может, достаточно для того, чтобы продолжать жить? Я научилась не просить большего. Достаточно, чтобы свернуть одеяло после отдыха в конце дня, сложить в вещмешок и следовать за Дудочником и Зои по равнине еще одну ночь.
Дудочник снова протянул мне мясо. Я опять отвернулась.
— Прекращай, — сказал он.
Он все еще отдавал приказы, словно весь мир был обязан ему подчиняться. Закрыв глаза, я представила, что он все еще командует в зале Ассамблеи на Острове, а не сидит на камне в порванной грязной одежде. Когда-то меня восхищала его уверенность в себе, дерзость перед миром, который всеми силами показывал, что мы ничего не стоим. Временами это сбивало с толку. Я поймала себя на том, что наблюдаю за движениями Дудочника. В последние дни он похудел, кожа на лице плотно обтягивала скулы, но подбородок был все так же вызывающе вздернут, а размах плеч оставался по-прежнему широким, без стеснения занимая пространство. Его тело словно говорило на языке, который мое не могло выучить.
— Что прекратить? — Я старалась избежать его взгляда.
— Ты знаешь. Ты не ешь, почти не спишь и едва говоришь.
— Но я не торможу вас с Зои, или?..
— Я не говорю, что тормозишь. Ты просто перестала быть самой собой.
— Так ты у нас теперь знаток меня настоящей? Ты почти меня не знаешь. — В утренней тишине мой голос прозвучал громко.
Я знала, что несправедливо на него нападать. Дудочник сказал правду. Я мало ела, даже сейчас, когда мы выбрались из мертвых земель и снова могли охотиться. Ровно столько, чтобы не валиться с ног и быстро передвигаться. В студеные дни, когда подходила моя очередь спать, я сбрасывала одеяло с плеч и подставляла себя холоду.