Страница 3 из 6
Продолжая тему радостей, Николай должен был признать, что, пусть и при прочих равных, но наблюдать за аппетитно уплетающей паштет Молей доставляет несомненное удовольствие. Вопрос кому: ему или уму, при тех же прочих равных Моля заинтересована в поддержании источника энергии, а мозг способен мотивировать нужные поступки и мысли гормональным подъемом – настроения, восприятия, всего. И если..
– Как тебя зовут? – складки на животе, ей уже ответил взгляд, но они здесь привыкли побеждать словами все и вся. С мысли, конечно, сбила, тем и рада, наглость ей второе счастье, за то и убьют; недолго осталось.
– Ладно, можно и на чай прерваться, не спешу, – примирительно ответил Николай, и тут же по левую руку разместилась Она. Вышеуказанное настроение дало скачок: отчего-то достойная женщина появляется вовремя, а хабалка вечно лезет через забор.
Кнопка вызова официанта. Еда, как заметил профессор Мечников, а, быть может, и Богомолов устами Таманцева, самое интимное общение человека с природой. Если так, то объяснимо это повальное, сквозь даже повсеместно привитый интер-сетью синдром бога, почти уже помешательство на фоне разнообразия белка. И действительно, сколько тысяч поколений азиатов легли в землю на месте кокосовой пальмы или рисового поля, замороженные туши, щипавшие траву из южноамериканских индейцев, рыбный фарш, составленный из всех без исключения закоулков мирового океана. И все мы кушаем, с нами кошечки и собачки, сороки и вороны, логистика и заморозка дают синергию биологических связей, подключается разум, затягивает технологиями в общее сознание, цементирует единство организма. Впервые на арене целый вид, что одна особь, понятный и оттого послушный..
– Да вашу же мать, – складки на брюхе живо реагируют, агрессия сулит отработано нежное прикосновение ладони и вкрадчивое – впрочем, гам надо еще переорать..
– Что тебе, дорогой? – что дорогому надо она понимает не хуже его самого, но официант только один, да и еда.. Игра отдает изяществом рыбной торговки, на этой странице они отчего-то уверены, что созерцание их промежности избавляет от прочих нужд, потребностей и удовольствий. Досадное заблуждение, за которое в исторической перспективе принято спускать шкуру с живых, в порядке далеко не наиболее изощренного развлечения наличествующей плотью. Не верите, спросите ветеранов исправительных учреждений времен Адольфа Алоизовича, изрядно натешившихся с избранными собственным богом, чтобы затем доживать свой век в благовониях ярких воспоминаний.
– Официанта позвать: сейчас, – жмет на кнопку уже Она, да так натурально. что начинает казаться, будто перед тобой и впрямь неисправимо тупоголовая дура; заметил, впрочем, тоже не академик. У женщины не ипостась, она такая, какими предстают обстоятельства, ее гормональный фон настроен на биоритм – чувствует, а не создает, создаешь здесь..
– Итак, – тело подбрасывает с черного дивана, серия коротких бессодержательных диалогов с регламентом мужского пола. А все же человечней, чем те, музыка меняется точно день на ночь, ситуация обретает контуры наслаждения. Остается закрыть глаза и танцевать: дальше придумается само. Нет, конечно, еще толика взрывного хохота, снисходительных взглядов, широких жестов короткого поводка, покуда они не успокоятся: пацан играет на славу, хай покуражится.
С ними легко. Победа рождает великодушие – не всегда, но победитель всегда расслабляется: иначе к чему побеждать. Монголы разрешили сей парадокс с изяществом война не по призванию, но по желанию, запретив нерушимым степным законом атаковать во время стоянки. Хочешь выпить и повеселиться, пожалуйста, никто тебе пьяному глотку не перережет: проспишься, отлежишься, заберешься в седло, и айда в бой; но не раньше. Папу Темучина на том обманули, и сын, расстроившись, решил завоевать мир, чтобы в дальнейшем уже всюду выпивать спокойно.
В отличие от отца всех монголов, эти справились – к слову, задолго до него, в каких-то дремучих совсем веках без следа закопав в сообществе умных идею дурака. Не отказавшись от усердно навязываемого образа жертвы, зависимой и бессильной, ранимой и жалкой, такой.. Возьмите женщину, положите за СВД и почувствуйте, как у нее по-настоящему бабочки запорхают в животе. И ужаснитесь. Даже те, кто без страха – удивитесь. Впрочем, чему, смерть ее любимая игрушка: оживляет повествование, вводит новых действующих лиц, меняет диспозицию старых. И делать ничего не надо, как поется в песне, "Разбежавшись, прыгну со скалы". Они, конечно, тоже поют – но прыгают только в романах.
Ее цинизм – ах, как же хорошо дураку, ну ее в баню, в самом деле. Приходится закрывать глаза, иначе слишком много страждущих выразить свой взгляд, отношение, а то и вовсе снизойти до совета. Чтоб вас. Сообщество воплощенных богов, вашу, повторюсь, мать, трудно на всю ораву потерпеть одного смертного.. Да как же может быть кому-нибудь не важно ее – nota bene, аж восклицательный знак просится, мнение. Можно, пожалуй, монетизировать, но приятней не замечать. Ах, как же хорошо персонажу – собственного повествования, мимолетное воспоминание за границами сна, какие-то тени, едем дальше. Приятная усталость. Чай.
Разговор. Как объяснить женщине, что ее половые признаки безусловно притягательны, но однообразны, и, если уж смотреть, то интересней в глаза. Краски, тона, эмоции играют на лице; когда не танцует – с ним внутри или без, тело не акварель, но фабричная пластиковая кукла из типовых движений на шарнирах. В остальном вполне, ни капли чужеродного, ни единого рисунка, обманет красиво, если не сказать увлекательно..
– Чтобы получить уж совсем все, тебе бы добавить еще французский, – не снисходительно, нет, что называется здесь уже, разговор поддержать.
– Je parle.
Поддержал. Неожиданно. Хорошо хоть, на пути в эту живописную келью стоит услужливый, но вечно занятой администратор с терминалом считывания кредитных карт, иначе ведь можно и совсем поехать. Снова настырно лезут воспоминания: персонаж, но роман-то о себе. Второй, конечно, английский, спрашивать излишне, уведомит сама. Однако же, зри в корень, лучше всего смеется над собой, а жизнь это комедия, где и трагедия-то уместна, чтобы комедию ту по достоинству оценить.
– Нам пора, – восемнадцать минут закончились. Что это за радостная новость, женщине не надо объяснять. На вопрос ты нужнее цифрам или они тебе, ответ универсальный.
– Еще чайник, пожалуйста.
– С мятой?
– Да хоть с ядом, – переживем. "Один-два-три-яйцо", вспомнилось и срослось, – Лишь бы горячий.
Ты здесь, конечно, олень. Не жадный, не хам, не трус, не враль и не трепло. Не Шариков, в общем. Еще и свободный. Ну и мирок, где нищими рождаются; чего ж ты ждешь от наглой паперти. "М-да", – Николай задумался, но лоб не наморщил: привычка. После эдаких открытий автор привычно бросается переписывать в разных вариациях "Овода" Войнич, но автор нынче взял самоотвод; взаправду. Мы в гальюне, где красота предпочитает низость, изворотливость, посредственную – что-либо нетривиальное сразу табу, беспардонную, непременно примитивную, ложь. Логика: совсем жутко, она культивирует себе подобных. Теперь спокойно: вопреки собственной выгоде, наперекор самке. Вывод: где ложь побеждает все, ее организм подстраивается под нужды воспроизводства. Вывод совсем грустный: нечего на зеркало пенять, поверил попу – готовься лизать.. "М-да", – Николай задумался, не мотнуть ли в начало, чтобы, так сказать, собственной волей.. Впрочем, здесь раньше вешали; и неплохо вешали. Земля помнит, земля знает. Разберемся.
– Если только сознание не прививка парой нейронов от мозга гостя из чужой атмосферы. Кстати, вполне..
– Закажем фруктовую тарелку? Что ты сказал?
– Что последовательность вопросов выдает приоритетность. Не старайся выглядеть глупее, чем себе кажешься.
– Повтори, пожалуйста, – снова переигрывает. Дальше.
– Не тупой, – версия третья: раба из образованного порядочного человека лепить труднее. Версия четвертая: не усложняй. Воспитание, нищета под кожей, шабаш. Глазки закрываем, танцуем. Money talks: как повторил раз восемь плутоватый мастер с желтым брюхом, голову придется менять. Посмотрим. Уравнение из серии, что проще: разнообразить в порядке индивидуальности штаны или ходить в одних и тех же по разным местам. Проще без штанов. Доходчивее тоже. Спать.