Несезон (Мёртвый сезон)

Роман слегка растерялся: либо Александр Евграфович совсем не понимал юмора, либо уже набрался так, что находился в стадии жесткой критики человека как субъекта и людского общества в целом.

– Неужели, если бы я спросил, что это за напиток, вы бы сказали – пурген или яд?

– Конечно, нет, но поинтересоваться стоило.

– И так что же это за напиток?

– Это местный ликер. Причем делают его специально для отелей, в магазине не купите, очень мало его, для всех не хватает.

Куравлев уперся взглядом в горизонт, образовалась пауза. Популярная мелодия, уже набившая оскомину, раздавалась негромко, но настойчиво и справа, и слева, и сверху, и, казалось, даже снизу.

– И чем же, Роман Викторович, вы занимаетесь? – спросил Куравлев, не отрывая взгляда от горизонта. – В свободное от путешествий и отдыха время чем, так сказать, на жизнь зарабатываете, если, конечно, это не секрет?

Роман вздрогнул от неожиданности. Александр Евграфович с первого раза угадал его отчество. Без подсказок и попыток.

– Помощник руководителя, – быстро ответил Роман, не обращая внимания на поразительную догадку Куравлева.

– Помощник руководителя? – удивленно спросил тот. – Дайте я на вас еще раз внимательно посмотрю.

Александр Евграфович смерил Романа быстрым взглядом. Так смотрят менты, врачи и налоговики.

– Вроде не похож, – задумчиво произнес Куравлев. – А позвольте спросить про вашу ориентацию? Половую, так сказать. Мы ведь живем в толерантном мире и не должны обижаться по пустякам.

– С половой ориентацией все в порядке. Люблю женщин, – успокоил собеседника Роман.

– Вы заметили, я сказал – половой, а не как заурядные либералы, русофобы и гомосеки, – с презрением сказал Александр Евграфович. – Они говорят sexus, хотя до 18-го века это значило совсем другое. Ну что сказать, плохо образованные людишки, и все.

– Да, заметил, так еще Бердяев говорил, – Роман решил показать себя эрудированным интеллектуалом.

– Это хорошо, я имею в виду то, что вы нормальной ориентации. Так надоели эти пидормены. Открою вам тайну, они же нас считают ненормальными, но это еще полбеды, они учат нас всему. Как есть, пить, одеваться и даже как совокупляться. Почему-то решили, что вкус у них есть.

– Они просто навязывают его людям, используя широкую пропаганду, – добавил Роман. Тема была близка, кроме того, наличие общего объекта ненависти и презрения всегда сплачивает очень разных людей. И здесь эта аксиома сработала.

– Чтобы подозвать официанта, нужно задуть свечу, он подходит, зажигает ее и принимает заказ, – пояснил Куравлев. – Будьте любезны, погасите огонек, закажем себе радости граммов так по сто или сто пятьдесят.

Куравлев поднял ликерный стакан и допил содержимое, тем самым давая понять, что они теперь оба находятся в одинаковом положении.

Роман взял лежавший на столе свечкотушитель и погасил лампу.

Стоит сказать о ней пару слов. Лампа имела вид карандаша, попросту говоря, была фаллической формы. Как хотите. Граненый, вертикально поставленный карандаш довольно хорошо освещал стол и сидящих за ним людей. Поэтому после того, как погас этот микромаяк, вокруг воцарился интимный полумрак, ночное небо сделалось ярче, а море светлее.

Захотелось помолчать. Роман вспомнил женщину из ресторана. Стопроцентный вариант для развлечений, в том плане, что, скорее всего, не придется долго уговаривать. Он ненароком вспомнил недавнюю поездку в Сочи, где целую неделю добивался интимных отношений с вышедшей в тираж фигуристкой. Был романтиком, читал стихи, философствовал. Бил интеллектуальные рекорды, внимательно выслушивал сопли, целовал руки, признавался, о ужас, в любви, и это не считая материальных и моральных затрат. И все для того, чтобы, добравшись до трусов прекрасной дамы, услышать: «Я так не могу, ты такой хороший, ты мне как друг, а с друзьями я это не делаю, и вообще, еще не зажила на сердце рана», – и так далее и тому подобное. Зачем они это делают? Набивают себе цену? Или хотят сохранить приемлемое количество любовников? Неизвестно. А в этот раз времени нет. А расслабиться надо, и желательно, чтобы тебя хотели и добивались, страдали и бегали за тобой.

Незаметно подошел официант. Куравлев тихо сделал заказ. Как всегда в южных странах, это требовало много слов и жестов, тем не менее он справился, поскольку свободно владел языком здешнего немногочисленного народа.

– Сейчас все будет, можем продолжать беседу, – Куравлев довольно улыбнулся.

– Я вижу, вы знаете местный язык, – с уважением сказал Роман.

– Да, я часто бываю здесь. Первый раз лет двадцать назад приехал сюда и сразу влюбился в эту страну. Гордый и в то же время дружелюбный народ. Держатся так, словно у каждого нефтевышка, но ключи к ним подобрать довольно просто.

– Интересно, как же? – полюбопытствовал Роман.

– Гордость – первый грех, – начал со знанием дела объяснять Александр Евграфович, – она примитивна. Как и те, кто ее испытывает. Обычно за этим ничего нет, а раз так, то и придумывать ничего не надо. Просто дай им лишний раз погордиться собой – и все. Смысла нет спорить, восторгайся и властвуй.

Подошел официант, принес на подносе сосуд, похожий на колбу из кабинета химии, и два тонких стакана. Все ловко переставил на стол, хотел уже налить из колбы в пробирки, но Куравлев его остановил:

– Спасибо, я сам.

Официант кивнул и удалился.

– Итак, что же делает помощник руководителя в мертвый сезон на побережье? – спросил Александр Евграфович.

Ликер плавно перетек из колбы в мелкую тару.

– Сначала за знакомство, – предложил Роман.

– С удовольствием, – согласился Куравлев.

Ликер оказался маслянистой жидкостью с орехово-медовым вкусом, сладким, но не приторным.

– Вкусно, – оценил Роман.

Куравлев одобрительно кивнул.

– Сам не знаю, зачем я здесь, – меланхолично произнес Роман, – можно сказать, ткнул пальцем в карту.

– Выбор места значит, но немного. Обстоятельства нами движут. Вы меня простите, что я лезу к вам в душу, или, так сказать, в интим, но мне решительно видится, что вам необходимо поговорить. И я готов вас выслушать, – Александр Евграфович замер в ожидании.

Ликер немного расслабил. Роман почувствовал невероятную расположенность к собеседнику. Мы любим в поездах и самолетах, вдали от дома, поболтать по душам, может, даже крикнуть и пустить слезу, пожаловаться, осудить или обсудить кого-нибудь.

– Все из-за женщин. Все из-за них, – выдавил из себя признание Роман.

– Это вы по адресу. Дайте угадаю, – Куравлев отхлебнул ликера, откинул голову назад, уставившись в звездное небо, будто там ища подсказку, затем резко перевел взгляд на Романа и произнес: – Вы разошлись с принцессой и теперь желаете развлечься с горничной. Я прав?

– Прямо в точку, – Роман ткнул пальцем в воздух.

– И хороша ль принцесса? – спросил Куравлев.

– Можно сказать, богиня, – с грустью ответил Роман.

– И, конечно, все произошло накануне, – утвердительно сказал Куравлев.

– Да, – делая большой глоток, подтвердил Роман.

– У вас есть план, как забыться?

– Конечно, я же помощник руководителя, у меня всегда есть план, – с наигранной веселостью ответил Роман.

– Расскажите! – потребовал Александр Евграфович.

– Все просто, надо выбрать объект, изначально не претендующий ни на что, но не сильно выбивающийся из параметров. Кое на что можно закрыть глаза, я ведь тоже не Ален Делон.

– Неужели развратный секс в бессознательном состоянии? – в голосе Куравлева прозвучали нотки разочарования.

– Конечно, нет. Для этого есть проститутки или просто бляди. Тут совсем другое дело.

– Хорошо, что так. Я уже испугался, что все будет примитивно.

– Нет, здесь именно перемена мест или ролей, если хотите. Я теперь принц или король, а они меня все желают, – объяснил Роман.

– А в конце вы с холодной жестокостью ее наказываете за всех безмозглых принцесс.

– Если честно, именно такой конец я не планирую. Возможно, мне понравится это состояние, и я захочу все время в нем пребывать.