Волчья мельница

– Бертий, видела бы ты его глаза! Голубые, как небо, а ресницы – черные-пречерные! В колонию Ла-Куронн попадают обычные воришки, и крали они, чтобы не умереть с голоду. Мне папа объяснял, и Базиль тоже. Ты читаешь «Отверженных» и не понимаешь таких вещей? Жан Вальжан не убийца, так ведь? Он украл хлеб и за это угодил на каторгу.

Бертий переплела пальцы с пальцами кузины и прошептала печально:

– Послушай, Клер, я за тебя боюсь. Ты хочешь завтра вечером опять туда пойти. А если он тебя обидит? Он ведь уже тебе угрожал! Ты почувствовала, как он приставил к твоему боку нож…

– Чтобы я не закричала. А собаку ударил, защищаясь. Соважона стоит опасаться. В нем течет волчья кровь, не забывай!

Клер улеглась, закрыла глаза. Она предпочла бы казаться спокойной и благоразумной, но тело ее трепетало от нового, еще неизведанного недуга. Сердце тоже своевольничало: то сбивалось с ритма, то трепетало, как умирающая птичка. Страстная любительница романов, где действие переплеталось с высокими чувствами, девушка жадно перечитывала пассажи, повествующие о любви. «Нежная склонность», «душевное волнение», «родственные души», «верность до гроба» – и ни слова о том, что она сейчас испытывала.

– Клер, умоляю! – прошептала Бертий. – Пусть этот парень выкручивается сам. Если бы Базиль был дома, он бы сказал тебе то же самое. Не дай бог вас застанут вместе! О тебе начнут говорить всякие гадости… Подумай об отце! Он такого не заслужил.

– Никто не узнает, если ты не проговоришься. Ты обещала, Бертий!

Кузина повернулась к ней спиной и задула свечку.

Эдуар Жиро пригласил на ужин двух своих друзей из высшего ангумуазского общества – шефа полиции Аристида Дюбрёя, который был убежденным холостяком, и нотариуса с супругой. Мэтр Керан уже двадцать лет надзирал за имуществом семьи Жиро. В свое время он ухаживал за Марианной, урожденной мадемуазель де Риан, однако она предпочла этого грузного полнокровного типа, хохочущего слишком громко для воспитанного человека. Фредерик как раз вернулся из Бордо и присоединился к застолью.

– Выпьем за женитьбу Бертрана, моего младшего! – провозгласил Эдуар Жиро. – Если небесам будет угодно, скоро я стану дедом. Вместо себя на свадьбу я отправил Фредерика – не мог оставить поместье без присмотра. Управляющий у меня безмозглый…

Присутствующие закивали. Супруга нотариуса в изящном платье с декольте, служившем обрамлением великолепному изумрудному колье, проговорила жеманно:

– А старший? Я нахожу, что мсье Фредерик сегодня грустен. Наверное, потому, что за столом нет ни одной девицы?

Шутка вызвала общий смех. Убранство столовой поражало роскошью. Пернелль с кухаркой зажгли хрустальную люстру, насчитывавшую пятьдесят с лишним свечей. Большая керосиновая лампа на комоде давала приятный розовый свет. Дорогая мебель, тяжелые шторы из шелкового дамаста, толстые ковры – все свидетельствовало о богатстве и утонченном вкусе хозяйки дома, ныне покоившейся на кладбище.

– Как не хватает нашей дорогой Марианны! – неожиданно подал голос шеф полиции. – Это тяжелая утрата. Я не могу свыкнуться с мыслью, что она не с нами.

Эдуар Жиро покачал головой. Он прекрасно играл роль неутешного вдовца; Дюбрёй и нотариус – единственные, перед кем он считал нужным разыгрывать эту комедию. И пригласить их за стол, возобновив тем самым связи с бомондом, было частью его плана. Заручиться поддержкой полиции и закона… У полицейского, который еще та ищейка, не должно возникнуть вопросов насчет преждевременной кончины Марианны. Что до нотариуса, в его распоряжении были все документы, связанные с управлением имуществом семьи Жиро.

– Фредерик! – обратился он к сыну, дабы отвлечь всех от ностальгических воспоминаний Дюбрёя. – Ты уже видел новорожденного жеребенка? Он прекрасен! Пущу его в разведение.

– Я еще не был на конюшнях, отец, – отвечал юноша небрежно.

– Наверное, у моего сына мигрень, – сказал Жиро. – Бордоский климат ему не подходит. Расскажи же нам, так ли хороша невеста, как на той фотографии, которую прислал Бертран?

Фредерик криво усмехнулся. В том, что касается женщин, его брат привык довольствоваться малым. Хрупкая девушка, тонувшая в ворохе белого шелка, – худое личико, робкий взгляд…

– Она прелестна, отец! – солгал Фредерик.

Мэтр Керан покосился на собственную супругу – даму дородную, имевшую немалый сексуальный аппетит. Нос у нее был длинноват, но держалась она всегда королевой. Так что нотариус счел себя столь же счастливым в браке, как и младший Жиро.

– А вы, дорогой Аристид, что-нибудь расскажете? – спросил хозяин дома, разрезая кусок мяса, от которого еще шел пар. – Что нового в городе? Кого преследуете?

Шеф полиции принял задумчивый вид. К сорока восьми годам волосы на макушке у него сильно поредели, а вот его черная с проседью бородка была густой. Лицо у него было мясистым, кожа – желтоватого оттенка. По взгляду серых глаз под кустистыми, чрезвычайно подвижными бровями было ясно: такого не проведешь.

– Занимаюсь ерундой, не стоящей вашего внимания, Эдуар. Никакого сравнения с тем громким делом кюре Готлана. Еще бы: священник убил собственную служанку и спал с очаровательной женой доктора… Дело было в Сен-Жермен-де-Монброн, на границе департамента. Уже и время прошло, но дело не раскрыто. Кюре так и не признался. Что не помешало суду отправить его на каторгу, в Кайенну.

Вино лилось рекой. Фредерик выпивал бокал за бокалом, что вызывало недоумение у отца. Спустя время юноша заплетающимся голосом произнес:

– А разве мало преступлений, которые сошли злодеям с рук? И под суд они уже никогда не попадут… Среди нас тоже может сидеть убийца! Вы согласны со мной, отец?

Бландин, супруга нотариуса, пронзительно засмеялась. Она сидела рядом с Фредериком и находила его очень привлекательным.

– Рано или поздно виновный себя выдаст! – заявил Аристид Дюбрёй, разглядывая кусочки белого гриба перед тем, как отправить их в рот. – Мне сообщили, что молодой бандит недавно бежал из исправительной колонии в Ла-Куронн. Жан Дюмон, рецидивист, дважды судим. Мои ребята его быстро поймают! У этой публики цель одна – прорваться к ближайшему порту и уплыть. И некоторым это удается! Как по мне, пусть плывут. Лишь бы по нашим улицам не слонялись. Этот Дюмон – крепкий орешек. Знал, что по достижении совершеннолетия его переправят в Кайенну. А там каторжане мрут, как мухи.

– И поделом! – заявил Жиро, с некоторых пор ощущавший себя не в своей тарелке.

Он даже расстегнул жесткий, туго накрахмаленный воротничок: на дряблой покрасневшей коже от него остался отпечаток. В голове у него все еще звучали слова сына. Эдуар тоже перебрал белого вина, сладкого, с высоким содержанием алкоголя. Уже несколько недель сын его сторонился. Поэтому он спешно отправил Фредерика в Бордо, когда Бертран пригласил их на свадьбу. История Катрин, умершей в результате выкидыша, наделала шума в долине. Эдуар был уверен, что это Фредерик ее обрюхатил. Он закрыл глаза, вспоминая…

Однажды утром он услышал шум в кладовой, примыкавшей к конюшням. Женский голос, рыдания… Потом глухие удары, стоны. Из окна сарая, где хранилась конская сбруя, он видел, как Катрин, пошатываясь и плача, шла прочь. Он пошел к сыну.

– Зачем издеваться над девчонкой? Родит – потешишься с ней еще!

– Да я ее чуть не убил! – отвечал Фредерик с безумным взглядом. – Эта тварь просила, чтобы я взял ее к нам в дом, да еще с бастардом!

Эдуар Жиро терялся в догадках. Что означает эта странная реплика сына о безнаказанности убийц? Случайность? Вряд ли. Подозревает, что не все чисто с кончиной матери? Или публично кается, что из-за него умерла Катрин? А может, у него на совести есть и другие грешки? Хозяину поместья Понриан было отчего расстроиться.

Нотариус любезно переменил тему, отмечая высокую рыночную стоимость одной из кобыл. Внезапно Фредерик поднял бокал:

– Отец пообещал мне одну из красивейших кобылок региона – Клер Руа! Он хотел Пастушью мельницу, и он ее получит. У бумажных дел мастера, бедняги, упал доход. Он по глупости занял у нас денег, и залог сделки – его дочь. Так что, господа, мадам Керан, я скоро – на законных основаниях! – лишу невинности девицу, которой всего семнадцать и которая меня ненавидит! Придется жениться, чтобы отец не увел ее у меня из-под носа!