Страница 51 из 130
Он мало знал об этой команде, но знал, что они были там, чтобы записать встречу между Ямутом и Петренко, но не имели никакого отношения ни к тому, ни к другому, несмотря на их вмешательство, когда Виктор начал всех убивать. Если бы они были соратниками Ямута или Петренко, то откликнулись бы на крики о помощи. Они тоже не были белорусскими спецслужбами. Русский наблюдатель был недостаточно хорош для местного жителя, и полицейские или домашние шпионы назвали бы себя таковыми и попытались бы арестовать Виктора, вместо того чтобы стрелять в него.
Он на время отбросил эти мысли из головы. Лежать в ванне он ничего не собирался, и все было спорно, если он не выбрался из Минска.
Удары неприятно давили на его плечи, но нужно было стоять лицом к двери ванной. Он открыл ее, чтобы видеть спальню, и маленькое зеркало, стоявшее на полу и наклоненное так, чтобы он мог видеть в нем отражение двери гостиничного номера. Он не ожидал, что через него кто-нибудь пройдет, но меры предосторожности окупались только в том случае, если их принимали каждый раз.
Он провел двадцать минут в ванне, наслаждаясь жаром и алкоголем в крови. Его толерантность была достаточно высока, чтобы опьяняющий эффект был минимальным. Всплеск адреналина легко пересилил бы его, но этого эффекта было достаточно, чтобы помочь ему расслабиться. Он всегда держал SIG наблюдателя в левой руке.
Когда он высох, Виктор привел в порядок спальню и ванную. Там, где была кровь, он вытер полоской футболки, смоченной еще водкой из мини-бара. Окровавленное полотенце и свидетельство оказанной им первой помощи отправились в его кейс. Он выложил чистую одежду и заказал обслуживание номеров, а затем оделся, ожидая доставки еды. После того, как он заправился топливом и убедился, что все его вещи упакованы и он был готов бежать в любую секунду, он засунул SIG за пояс и лег поверх постельного белья.
Если его работодатель в ЦРУ еще не узнал, что произошло, то скоро узнает. Возможно, голос был бы более снисходительным, если бы он знал, что только вмешательство третьей стороны помешало выполнению контракта. Или, может быть, убийство этих людей обойдется дорого и окажет слишком большое давление на его казначея.
И сделать Виктора обузой, без которой он мог бы обойтись.
ГЛАВА 27
Данил Петренко был так же зол, как и напуган. Его взбесило то, что кто-то осмелится убить его посреди его собственного города, и ужаснуло, что им это почти удалось. В качестве меры предосторожности Петренко держал в руке. 50 калибра Desert Eagle, когда он расхаживал по своей квартире, выкрикивая приказы или просто выражая свое разочарование и тревогу. Его лейтенанты вызвали каждого человека, находящегося под его контролем, и заставили их спешить в его резиденцию, чтобы обеспечить защиту. Если бы тот, кто атаковал раньше, попытался снова, у них была бы небольшая армия, чтобы пройти.
У него были люди снаружи здания, в вестибюле, охранявшие лифты и входную дверь. Шестеро самых крупных и подлых бандитов Петренко находились с ним в самой квартире. Все были вооружены. Все окна были заперты, все жалюзи и шторы задернуты, каждый свет был включен, а свечи были поставлены и зажжены в каждой комнате на случай отключения электричества, как в прошлый раз. Как и сам Петренко, его люди были на взводе, зная, что всего за несколько часов до этого трое из них были убиты в результате беспощадного штурма.
Помимо его людей, которые теперь выполняли роль охранников, на улицах было больше людей, которые стучали в двери и щелкали пальцами, пытаясь выяснить, кто стоит за нападением и почему. Все другие преступники, которых он знал, или полицейские, которым он заплатил, выполняли свою часть работы, некоторые из страха, другие потому, что боялись потерять доход, если Петренко убьют. Мотивы Петренко не имели значения. Все, о чем он заботился, были результаты.
Ливанский ублюдок не стоял за этим. Для Петренко это было совершенно очевидно. Он видел выражение глаз Ямута, когда они перебрались через окно ванной на ненадежный уступ. Никто не мог подделать такой ужас.
Прошло около трех часов с тех пор, как он бежал из Европы со своим единственным выжившим человеком. Его квартира представляла собой пентхаус десятиэтажного дома в одном из самых дорогих и желанных районов Минска. Он жил со своей девушкой-гламурной моделью, которая заперлась в гостевой спальне, чтобы не мешать Петренко и его людям.
Один из его людей вышел из другой комнаты. В одной руке у него был дробовик, а в другой — сотовый телефон, прижатый динамиком к груди.
— Мне только что звонили снизу, — сказал мужчина. 'Он здесь.'
— Хорошо, — кивнул Петренко. — Пошлите его. Но убедитесь, что у него и его людей нет оружия. И не спускайте с них глаз ни на секунду. Понятно? Ни на секунду.
Пока его человек давал добро охранникам в вестибюле, Петренко плеснул себе в лицо водой, откинул со лба вспотевшие волосы и сделал еще одну толстую полоску лучших в Боливии. Он вытер белый налет с ноздрей, глубоко вздохнул и стал ждать в гостиной прибытия своего гостя.
Через минуту в дверь постучали, и Петренко услышал, как его люди берут ружья и проводят гостя туда, где он сидит. Он встал, как только вошел Томаш Бурлюк. За высоким, красивым, безупречно ухоженным украинцем, ближайшим советником Владимира Касакова, следовали двое телохранителей.
— Данил, — начал Бурлюк и достал ингалятор от астмы. — Что за отсутствие манер?
— Прости, Томаш, но я не могу быть слишком осторожным. Вы не знаете, каково это было для меня. Я чуть не умер сегодня ночью. Я чуть не умер.'
Бурлюк поднес ингалятор к губам и вдохнул, нажимая на механизм. 'Скажи мне, что случилось.'
Петренко плюхнулся на стул. Он пожал плечами и жестикулировал, собираясь с мыслями. «Мы только начали переговоры, когда погас весь чертов свет. Я думал, что это ничего. Может предохранитель. Но не более чем через тридцать секунд мои люди начали умирать. Черт возьми, Томаш, кто-то пытался меня убить. В моем родном городе. Мне пришлось вылезти через окно, чтобы уйти. Послушайте, — он указал на свои запястья, которые были покрыты легкими царапинами там, где его задела разбитое стекло, — я чуть не покончил с собой в процессе.
Бурлюк сунул ингалятор обратно в карман и сел в кресло напротив Петренко. — А Ямут?