Городская сюита

– Приезжает, – сухо подтвердил Дольников. – Тебе что за дело? Мало своей работы?

Злясь на несвоевременное вторжение ответсека, он невольно разговаривал с ним грубее обычного. Но у Коли была толстая шкура, а то, что он подержал в объятиях первую красавицу редакции, делало его самым счастливым человеком на свете.

– А когда пойдет это интервью? – осведомился он.

– Не знаю, – ответил Дольников. – Надо уточнить у шефа. Скорее всего, в пятницу…

Его прервал звонок рабочего телефона. Олег поднял трубку:

– Да?

Звонил собственный корреспондент из Гомеля. Олег занялся с ним обсуждением репортажа о расходе горючего на полях. Рябоконь, посидев еще немного, бесшумно вышел, оставив дверь чуть приоткрытой – отвратительная привычка. Но Олег даже не взглянул ему вслед. У него началась обычная рабочая горячка, съедавшая день так быстро, что часы в нем казались минутами. Он принимал материалы, давал указания звонившим корреспондентам, вносил правки, бегал к шефу, инструктировал заходивших подчиненных – ни минуты не было свободной. Диана заглядывала пару раз, и они условились о том, во сколько и где увидятся вечером. Потом Олег долго обсуждал с Головковым вопросы, которые тот должен задавать гостю, совещался с Натальей, секретаршей шефа, как лучше организовать встречу с Сахно: устроить сладкий стол или подать бутерброды? Момент был тонкий, они даже советовались с шефом, тот распорядился подать и то, и другое, на том и остановились. И снова надо было читать материалы, отвечать на звонки, придумывать заголовки, давать задания, намечать планы – и так без конца.

Но, несмотря на горячку работы, Дольников в час дня запирал двери кабинета и отправлялся на обед. Когда-то Ирина готовила ему «ссобойки», но потом Олег решил освободить ее от этой повинности и стал ходить на обед в столовую, иногда за компанию с кем-нибудь из сотрудников, но чаще всего один.

Столовая располагалась на первом этаже студенческого общежития рядом с редакцией. Там было шумно и не очень чисто, а качество подаваемых блюд порой внушало серьезные опасения. Но зато обеды обходились дешево, а свойские манеры, царившие среди набегавших шумными толпами студентов, сильно разбавляли чопорное течение жизни, из которой на короткое время удавалось вырваться взрослому человеку.

Двигаясь вдоль стеллажей с нехитрым набором блюд, известных еще с незапамятных времен, Олег поставил на поднос салат из свеклы, полстакана сметаны, тарелку горячих щей, жаркое с картофельным пюре, компот из сухофруктов и сэндвич с вишневым вареньем.

«Похудеешь тут», – подумал он, положив на край тарелки два куска хлеба и высматривая, чего бы взять еще перед тем, как расплатиться.

Все вместе едва потянуло на пять рублей, и Олег, тяжело груженный, нашел свободный стол и поставил на него поднос, с интересом посматривая на двух девиц, сидевших по соседству. Девицы, впрочем, не обратили на него внимания. Наклонившись друг к другу, они с жаром обсуждали какого-то Диму, величая его то «козлом», то «извращенцем».

Олег улыбнулся, сел за стол и принялся за еду.

Обедая, он не переставал смотреть на людей, сидевших вокруг него. Тут были и его ровесники, и люди моложе, и курсанты из военного факультета, евшие так жадно, точно их кормили раз в сутки, и, конечно, студенты, публика разнообразная и любопытная. Один тощий, высокий парнишка взял, например, лишь тарелку супа и чай – сочетание, изумившее Дольникова. «Как же он даже без хлеба?» – думал он, наблюдая, как быстро и бездумно бросает в рот ложки супа паренек. Другой, напротив, набрал ворох отбивных и, расставив локти, уминал их с методичностью опытного атлета – он был раздут модельной мускулатурой и, видимо, знал толк в еде. Многие сидели группами, порой даже не обедая, а просто болтая, вытянув ноги и роясь в телефонах – эдакий клуб по интересам. Дольников вспоминал, что во времена его учебы нравы были куда более сдержанными, во всяком случае громко хохотать и в голос переговариваться через весь зал никто бы не отважился. Нынешние молодые люди были другим, и раскованность их наводила на мысль о невозможности возврата к прошлому – от этого было грустно и утешительно одновременно.

«Жизнь и должна меняться, – размышлял Дольников, глядя на молодые лица, – иначе какой смысл в том, что мы делаем?»

Изучая сидящих за столами, он пытался угадать, какое будущее их ждет. Тот высокий, тощий парнишка, нервно хлебающий суп, станет к сорока годам упитанным мужчиной с животом и надвинутыми на переносицу бровями, будет занимать руководящий пост, не давая спуску подчиненным. А этот, поглощающий отбивные одну за другой, превратиться в сердечника, желчного и всем недовольного субъекта. Две девицы по соседству вырастут в бесцветных теток, любимым занятием которых будет перемывать косточки своим ближним. А может, все случится совершенно иначе, и у них сложатся фантастические судьбы – жизнь тем и хороша, что предсказать ее невозможно, сколько вариантов не перебирай. И потом, кто знает, какой из них самый лучший?

Олег подумал о Диане – она ведь была чуть старше этих юнцов. Два года назад, на последнем курсе университета, она пришла к нему на практику – и осталась в газете. Конечно, он приложил некоторые усилия, чтобы ее взяли в штат. Но ни разу не пожалел об этом. Диана была отличным работником. Она без раздумий бралась за любую тему и делала ее не просто быстро – молниеносно. Мчалась за информацией в любой конец страны и сдавала готовый материал сразу по возвращении. Ее рвение к работе граничило с фанатизмом. Часто она писала по ночам и брала работу на выходные. Дольников сам отличался повышенной ответственностью, но энтузиазм Дианы впечатлял даже его.

И все новое поколение было таким. Несмотря на внешнюю расхлябанность, внутренне это были бойцы, нацеленные на результат. Диана, например, и не скрывала, что стремиться сделать карьеру. «Я не собираюсь долго сидеть в простых корреспондентах», – говорила она, и Олег не сомневался, что с ее талантами повышение не заставит себя ждать. И больше всего ему внушало уважение то, что она, пользуясь без особого стеснения своей привлекательностью, в первую очередь уповала на неутомимость и безотказность в работе – качество прирожденного руководителя. Он как мог поощрял ее стремления, но не мог не задумываться над тем, сможет ли он всегда соответствовать им. Сейчас-то она с удовольствием признавала его авторитет, всячески это подчеркивая. Но что будет позже, когда она повзрослеет и начнет отмахиваться от его поучений? А такое время настанет, она развивается быстро, и ремесло их не столь уж замысловато, чтобы бесконечно осваивать его премудрости.

Но о том, чтобы расстаться с Дианой, Олег не мог и подумать. Он долго не решался сделать шаг ей навстречу, хоть она, с бесшабашностью молодости, едва ли не с первых дней дала понять, что готова на все. Он отнюдь не чурался женского внимания, и в холостые годы имел завидный донжуанский список. Но возраст, семейная жизнь и занимаемая должность сделали его более осторожным, и внимание совсем еще юной девушки хоть и польстило ему, но в то же время озадачило и напугало. Во-первых, разница в возрасте: она была едва ли не ровесницей его дочери! Во-вторых, боялся дать пищу нелепым слухам, будто бы он использовал свое служебное положение, домогаясь ее. И потом, он уже не был так уверен в себе, как раньше, и отчаянно трусил из-за возможного фиаско – в его годы, увы, такое случается. А еще не хотел изменять Ирине, надеясь как-то исправить их все более усложняющиеся отношения, в том числе и интимные – и долго мучился от всего этого, не зная, где найти верное решение и к какой прибегнуть помощи. Но в начале весны, когда вся редакция праздновала восьмое марта, и было выпито слишком много, и танцевали, и расходились продолжать веселье по кабинетам, все случилось само собой, и это начисто изменило жизнь Олега. Чувство, которое он испытал к Диане, потрясло его. А далее оно захватывало все сильнее, и вернуться назад не было возможности, а, главное, желания.