Городская сюита

– После обеда к нам приедет замглавы Администрации, – сказал Илья Захарович.

– Как после обеда? – опешил Дольников. – Договаривались на следующей неделе.

– Что-то у них там переигралось, – сказал редактор. – Только что позвонили. Будет после обеда, в три. Надо срочно организовать встречу.

– Понял, – кивнул Дольников.

– Кто будет беседовать с гостем?

– Головков, – сказал Олег. – Как намечали.

– Он на месте?

– Должен быть…

– Уточни. И если отъехал, срочно пусть возвращается.

– Понял.

– И проследи, чтобы все было на уровне. Кофе, чай, вода, печенье.

– Может, коньяк? – улыбнулся Дольников.

– Это лишнее, хотя… На всякий случай надо поставить бутылочку в шкаф. Мало ли что.

Редактор замолчал и принялся раскуривать трубку. Медовый запах табака разнесся по кабинету. Олег и Светлана Андреевна почтительно ждали. Когда шеф раскуривал трубу, мешать ему не следовало.

Илья Захарович Слуцкий был журналистом старой школы. Он начинал еще в шестидесятые и знал о газетной работе все. В брежневскую эпоху прославился как блестящий фельетонист – белая кость среди серой газетной братии. Во времена перестройки он направлял свое едкое перо против тех, кто эту перестройку тормозил, а позже, в хаосе девяностых, его усилиями держалось шумное сопротивление «режиму».

Войдя в немолодые лета и решив, что нет ничего лучше, чем спокойная и обеспеченная старость, Илья Захарович сменил политическую ориентацию, принял на себя руководство одной из правительственных газет, и в этом качестве последние лет пятнадцать чувствовал себя превосходно. Он носил шитые на заказ пиджаки, курил трубку, позволял себе не тушеваться перед сильными мира сего и делал свою работу с размахом истинно талантливого человека. Подчиненные его побаивались и уважали. Дольников испытывал к нему едва ли не сыновьи чувства и готов был за старика в огонь и воду. Тот это знал и ценил, хотя при случае спуску не давал – работа прежде всего.

– Плохо только, – сказал Илья Захарович, пустив несколько голубоватых клубов дыма, – что этот Сахно не очень разговорчивый мужик.

В кругу приближенных редактор в выражениях себя не ограничивал – слабость всех старых газетчиков.

– Головков разговорит, – заверил Дольников. – У него есть опыт по этой части.

– Надо, чтобы разговорил, – сказал Илья Захарович. – Темы уж больно важные. А если этот надуется и начнет играть в молчанку?

– Я слышала, Сахно любит красивых девушек, – подала голос Филонова.

– И что? – спросил редактор. – Их все любят. Даже я.

– Хорошо бы, – продолжила свою мысль Филонова, – чтобы кофе гостю подавала Князева.

Она взглянула при этом на Дольникова, и тот ощутил такой прилив ненависти к ее красивому, обрамленному черными локонами лицу, что едва удержался от резких слов.

– Князева? – переспросил Илья Захарович. – Хм, это вы неплохо придумали. Действительно, глядя на Князеву, любой начнет соловьем заливаться. Как думаете, Олег Петрович?

Дольников, боясь, что покраснеет, с трудом выдержал испытующий взгляд шефа.

«Знает, – понял он. – Все знает и проверяет. Поди, Филонова и наболтала. Не может простить…»

– Идея неплохая, – проговорил он, тщательно подбирая слова. – Но Князева после обеда занята.

– Чем это? – спросил подозрительно редактор.

– Делает рейд с гаишниками. Давно согласовано, отложить нельзя.

– А другого послать нельзя вместо нее?

– Нельзя. Князева сама с ними созванивалась, обо всем договаривалась, они ждут только ее.

– Понятно, – кивнул редактор и пристукнул ладонью по столу. – Подводишь редакцию?

– Ну почему, Илья Захарович! – вскинулся Дольников. – Разве кофе кто другой не может подавать? Ваша секретарша, например. Чем она хуже Князевой?

– Да ты не волнуйся так, Олег Петрович, – успокоил его редактор. – Видишь, как он свою Князеву защищает?

Последние слова адресовались Филоновой, и та в ответ только усмехнулась, глядя на Олега прозрачными светло-серыми глазами, полными мстительного торжества.

– Никого я не защищаю, – забормотал Дольников. – Просто говорю, что Князева занята…

– Ладно, – перебил его редактор. – Обойдемся без твоей Князевой. Пусть едет на свой рейд. Значит, проследи за всем остальным. Проинструктируй Головкова, чтоб лишнего чего не ляпнул!

– Понял, Илья Захарович, – торопливо кивнул Олег, радуясь перемене разговора.

– И встреть, как положено. А то будет топтаться человек на вахте, как этот, как его…

Светлана Андреевна засмеялась, показывая ровные белые зубы. Редактор одобрительно посмотрел на нее и тоже засмеялся. Олег понял, что худшее осталось позади. Но ему было не до смеха. Удар, нанесенный Филоновой, был слишком болезненным. И надо полагать, это только начало.

Уже идя к себе, Олег подумал, что зря он так бурно отреагировал. И себя выдал, и Филонову с шефом позабавил. Ничего не случилось бы, если бы Диана подавала кофе Сахно. Подумаешь, событие.

Но затем он вспомнил, что этот Сахно – видный, в самом соку мужчина, и слухи о его любвеобильности ходят не просто так. Надеяться на его равнодушие при виде Дианы было бы наивно – она никого не оставляла равнодушным. Не так уж трудно сунуть визитку молодой девушке. И что ей делать? Не позвонить высокому гостю? Рискованно, может обидеться. А журналистам лучше с властью не ссориться. К тому же Диана любопытна и легкомысленна, что так свойственно ее возрасту. Лучше держать ее подальше от всевозможных искушений, решил Олег, ей же на пользу.

Едва Дольников вернулся в свой кабинет, как следом за ним впорхнула Диана.

– Где был? – громко спросила она, не потрудившись закрыть за собой дверь.

Олег с упреком посмотрел на нее. Он не хотел, чтобы сотрудники редакции слышали, как она обращается к нему на «ты», и многократно ей об этом говорил. Диана, смеясь, обещала быть осторожной, но была слишком непосредственна и жива, чтобы следить за каждым своим шагом. И, как подозревал Олег, не очень-то к этому и стремилась – она была прирожденным журналистом и обожала распространять информацию, в том числе и ту, которая не лежала в сфере ее чисто профессиональных интересов.

– У шефа, – ворчливым тоном подчеркивая свое недовольство, сообщил Олег.

Он поднялся, закрыл дверь и вернулся на место.

– И что интересного сказал шеф? – усаживаясь на стул у стены, спросила Диана.

– Хотел, чтобы ты сегодня поработала официанткой.

– Как это? – наморщила девушка гладкий лобик.

– А так…

Олег коротко пересказал разговор, состоявшийся у Ильи Захаровича. При этом он следил за выражением лица девушки – как отреагирует?

– Так ты, выходит, меня защитил! – засмеялась она.

– А не надо было? – спросил Дольников, чувствуя легкое раздражение от ее смеха.

– Конечно, надо было! Но я уже большая девочка, и сама могу о себе позаботиться, – Диана говорила это с улыбкой, но что-то в этой улыбке не понравилось Олегу.

– Еще не поздно, – заметил он. – Можешь сказать шефу, что я все напутал и ты после обеда свободна.

– Зачем ты так? – обиделась Диана. – Я совсем не то имела в виду…

Открылась дверь, вошел Гена Мирончик, ровесник Олега, коренастый, низенький человек, в очках, в поношенных джинсах и сорочке, приобретенных в секонд-хэнде, в стоптанных туфлях детского размера. Гена был из редакционных неудачников, до сих сидел в простых корреспондентах и вряд ли мог надеяться на большее. Бесплодное ожидание сделало его хроническим завистником, хотя в молодости он слыл рубахой-парнем и сорвиголовой. Дольников, некогда друживший с ним, давно уже опасался того пристального, косого взгляда, каким Гена вглядывался в него и в Диану. Сплетни разносили по редакции все, и не считали это чем-то предосудительным, но Мирончик вынюхивал горячие новости особенно рьяно, видимо, хоть так пытаясь реализовать свои способности.

– Что у тебя? – спросил его Олег.

– Ты это… – с некоторым замедлением подбирая слова, сказал Мирончик, – почему мой материал про долевое строительство завернул?