Городская сюита

– Даже не посмотрит, – возмущался Рябоконь. – Гордая какая. Как будто нас тут нет!

Олег, сначала с любопытством и тайным злорадством наблюдавший за манипуляциями Коли, почувствовал вдруг неловкость, словно участвовал в каком-то постыдном действии, вроде подглядывания в бане за голыми женщинами. Тем более девушка, так и не взглянув в их сторону, поднялась и ушла, подчеркнув тем самым всю недостойность их поведения.

– Хватит ерундой страдать, – сказал Олег, отбирая у Коли зеркало и пряча его в шкаф.

– Ушла, – сказал с сожалением Рябоконь, глядя вниз. – Чем она, интересно, занимается? Целыми днями сидит. Наверное, ночью работает?

Он обернулся за поддержкой к Олегу. Но тот, посмотрев на часы, пожал плечами.

– Не знаю. Все может быть… Ладно, Коля, мне тут надо закончить кое-что. Так что извини.

– Или кто-нибудь содержит, – продолжал Рябоконь. – Как-то же она зарабатывает на эту квартиру?

На его вопросительный взгляд Олег вторично пожал плечами и выпроводил Колю из кабинета. Затем, украдкой, словно боясь, что его увидят, осторожно выглянул в окно.

Девушка сидела на прежнем месте и равнодушно смотрела на улицу. Олег усмехнулся, отодвинулся от окна и, быстро собравшись, покинул кабинет.

До трех еще оставалось более получаса. Олег решил пройтись до места встречи пешком. Поступок Коли несколько успокоил, но энергичная прогулка была сейчас в самый раз. Он вышел на проспект Независимости, свернул за кинотеатром «Октябрь» направо и двинулся по тротуару легким солдатским шагом, который сохранил еще с молодости.

Солнце заливало проспект от края до края, но было не очень жарко, и Олег шагал с удовольствием, дыша всей грудью и весело поглядывая на окружающих. До ЦУМа он долетел за пятнадцать минут, дружески кивнул великому поэту, чей памятник украшал площадь его же имени, миновал филармонию и, приняв налево, вошел в прямоугольную арку жилого дома, на третьем этаже которого помещалась квартира Верховцева.

Диана уже ждала его, и это было тем приятным сюрпризом, который неосознанно жил в душе Олега с самого утра, помимо одолевавшего его желания поскорее увидеть ее. Она прижалась к нему, такая свежая, юная, и была так рада, что он лишь засмеялся, целуя ее. А дальше все было так, как ему и хотелось, чего он даже в самых смелых мечтах не мог когда-то и представить.

– Тебе как будто двадцать лет, – сказала чуть позже Диана с улыбкой.

Они лежали на кровати, а легкий ветерок веял в приоткрытое окно и надувал парусом тюлевую занавеску.

– А я и чувствую себя на двадцать, – блаженно улыбаясь и глядя в потолок, ответил Дольников.

– Нет, правда, иногда мне кажется, что мы ровесники, – засмеялась Диана, поглаживая пальцем его плечо.

– Так и есть, – сказал Олег, рассматривая едва заметную трещинку возле люстры. – Ерунда, что мне пятьдесят с чем-то… Это только цифра. И какие-то изменения в лице, которые я в эту минуту не вижу и не хочу видеть. В душе мне по-прежнему двадцать, и, как мне кажется, всегда будет столько. И даже меньше… Знаешь, – Олег вдруг порывисто повернулся к Диане, – главное – это мои глаза! А я смотрю на девушек, на женщин, вообще на людей так же, как смотрел в юности. В этом смысле ничего не изменилось! Годы прошли в одно мгновение, их как будто не было. А я как был мальчишкой, так и остался. Женщины любят говорить: старый козел, потянуло на молоденькую… Да ничего не старый, вот же в чем дело! Они этого не понимают, не знают, что в этом теле живет совсем еще юный человек. Я ведь и чувствую, и вижу, и хочу точно так же, как раньше. И робею точно так же, и волнуюсь, и влюбляюсь… И нет здесь никакой грязи, все искренне и по-настоящему. Больно только, что времени остается мало, вот это действительно понимаешь особенно остро. Увы…

Он вдруг умолк и откинулся на подушку. И снова уставился в потолок, думая о чем-то своем.

Диана, приподнявшись на локте, растроганно и удивленно смотрела на него.

– Как это все неожиданно, – проговорила она. – Я даже не знала.

– Да, именно так, – ответил Олег. – К сожалению…

Он снова оборвал себя, изучая трещинку на потолке и чувствуя недовольство: к чему разговорился? Было похоже на то, что вымаливает сочувствие, а он лишь хотел объяснить про себя главное, что трудно выразить словами, но он ощущал это каждый день и каждую минуту.

– Скажи, – спросила Диана, – а жену свою ты еще любишь?

– Люблю, – сказал Олег таким тоном, точно отвечал не Диане, а кому-то постороннему. – Наверное. Я это сам уже не могу понять. Женились-то мы по любви. Она красоткой была, стройная, смешливая… А теперь – немолодая женщина с тысячей болезней. Иногда мне кажется, что я вижу ее в первый раз. Она моложе меня, но часто я ловлю себя на том, что смотрю на нее как на маму или на бабушку… или на учительницу в школе. Желание, которое раньше было, почти угасло. Более того, мне даже порой неприятно к ней прикасаться. И она понимает это, и мучается, я вижу. И ничего нельзя изменить. Я хотел бы ей помочь, но не знаю как… А может, и не хочу… Не знаю. Но того, что было, уже нет, это точно. И, боюсь, не будет.

– Мне жаль ее, – сказала Диана. – Твою жену…

– Нет, – перебил ее Олег, замотав головой. – Не надо. Не говори про нее, прошу. Я сам с этим разберусь.

– Хорошо, – виновато проговорила Диана. – Я не хотела. Извини.

– Ну что ты, – возразил Олег, поворачиваясь к ней и касаясь ладонью ее щеки. – Я же совсем не о том.

Он обнял Диану, и по тому, как приникла к нему, понял, что она оценила сказанное им и что связь между ними станет отныне лишь теснее и доверительнее.

Недовольство собой исчезло, и снова вернулось то чудесное настроение, с которым он спешил на свидание. А награда в виде нежнейшего поцелуя лучше всего дала понять, как дороги были Диане его неожиданные признания.

– А может, у вас женой все еще и наладиться, – спустя несколько минут сказала Диана.

Она уже поднялась и ходила по квартире в трусиках и лифчике, пошлепывая босыми ногами по паркетной доске. Дольников, лежа на кровати, следил за ней с тем бездумным и не имеющим границ удовольствием, которое дарит только самое простое и одновременно прекрасное зрелище.

Ее слова вызвали у него легкое раздражение. Кажется, он ясно высказался на эту тему. Для чего она так упорно к ней возвращается?

– Не думаю, – сказал он сухо. – Да и зачем?

– Ну, – взяв со стула блузку, сказала деловитым тоном Диана, – жизнь-то продолжается.

– Вот именно, – произнес Олег, покоробленный этим тоном. – Продолжается.

– А с дочкой у вас как? – уточнила она. – Нормально теперь общаетесь?

– Нормально, – ответил Олег.

Он все время преодолевал раздражение, отвечая на эти вопросы. Не любил говорить с Дианой о семье – ему хотелось, чтобы ее не касались его личные проблемы. Он как бы ограждал ее от них, но она почему-то никак не могла этого понять, хотя относилась к категории умниц. Здесь то ли имело место пресловутое женское любопытство, то ли что-то еще, чего Олег не знал, но только она уже не в первый раз пыталась выведать у него подробности семейной жизни, которыми он не желал делиться ни с кем, даже с ней. А может, с ней в первую очередь.

Диана меж тем подняла пискнувший смартфон, прочитала сообщение, нахмурилась и что-то написала в ответ. При этом она не сочла нужным извиниться, но Олег решил не обращать внимания. Она вела активную жизнь, и телефон был для нее едва не главной составляющей этой жизни.

– Кто это? Максим? – спросил он наугад.

– Да, – кивнула Диана.

Она надела блузку и теперь озадаченно смотрела на Дольникова.

– Что? – спросил он, приподнимаясь на локтях.

– Понимаешь, я хотела сходить на выставку… На Октябрьской открылась новая, дико крутая, все в восторге, только о ней и говорят. А Максим пишет, что не может. У него срочная работа, а у меня как раз свободный вечер сегодня…

– Тебе же надо репортаж писать, – напомнил Олег.

– Напишу утром, – отмахнулась Диана.