Пробуждение мёртвых богов

– Ага, морально я выжат, как лимон, зато во всём остальном крепок и полон сил!

– Ну тогда не теряй драгоценное время…

Уже потом, погружаясь в сладкую дрёму, я успел подумать, насколько извилисты и непредсказуемы наши пути. В своём времени я не смог достичь ни карьерных высот, ни богатства, ни настоящей любви. Для этого мне пришлось пережить множество приключений, умчаться на полторы тысячи лет назад, и только там добиться власти и финансового благополучия, встретить свою идеальную половинку. Наверное, всё же моё настоящее место именно здесь.

ГЛАВА XVII. МИР И ВОЙНА

Как ни странно, с Базарганом проблем больше не было. Назавтра он действительно прислал четырёх крепких парней, которые стали работать на нашем бумажном производстве. Они выполняли всю черновую работу – добывали материал, замачивали, разжигали печь, были на подхвате. Чжимин только осуществлял общее руководство, говорил, что именно надо делать, а ученики выполняли.

При этом общались они на китайском, которым немного владели помощники жреца, хоть это и был совсем другой диалект, да и уровень знаний оставлял желать лучшего. Парни жили тут же, при доме, в просторной комнате на первом этаже, довольствовались простой пищей, молились своим богам – это было единственным их развлечением.

Даже когда они выезжали за материалом для производства, держались особняком, ни с кем из местных в толковища не вступали, да и к мрачноватым, неразговорчивым парням никто и не набивался в собеседники. Так что производство бумаги стало продвигаться хорошими темпами, качество заметно выросло, и пора было собирать партию товара для продажи.

Я решил для начала отправить с бумагой Квинтия куда-нибудь подальше, и продавать её под видом перекупленного китайского товара. Потом можно будет всё это оставить на него с Мариной, а самому заняться более важными делами.

Однако расслабиться не дал мне сам Гао Чжимин. Когда наладилось производство, и я убедился, что мастер и вправду владеет секретом приготовления бумаги, он решительно потребовал от меня отправить его к императору.

Весьма сложно оказалось убедить китайца в том, что оставаться у меня ему лучше и безопаснее чем в Риме, или Медиолане, куда он отчаянно стремился. Несмотря на бунтарский характер, особа императора оставалась для него священной, и он считал, что защиту ему сможет обеспечить лишь сам император Римской империи.

Вначале я пытался объяснить юному мастеру, что я не только ректор небольшой провинции, но и влиятельнейший торговец, после сводил его на тренировку своей гвардии, пытаясь показать, что мне есть чем защититься, даже старался договориться с ним по деловому, предложив крупную долю от прибыли. Однако Чжимин оставался непреклонен: его преследователи настолько могущественны и влиятельны, что он может рассчитывать только на Императорскую защиту.

В конце концов мне удалось найти подход к упрямцу.

– Если те, кого ты боишься, – сказал я ему, – столь важны и влиятельны, то неужели ты рассчитываешь, что римский император рискнет портить с ними отношения ради тебя? По территории государства разгуливают варварские племена, Аттила раскинул свои войска и может напасть в любое время, экономика трещит по швам, а ты полагаешь, что император Валентиниан решит нажить себе новых врагов в лице твоих могущественных преследователей? В такой ситуации он скорее сдаст тебя с потрохами за вознаграждение, которым мгновенно пополнит свою казну. Лучше мы будем спокойно производить бумагу, продавать её в третьи страны, и пополнять императорскую казну доходами в виде налогов.

Нельзя сказать, что Чжимин полностью принял такие условиями, но деваться ему было некуда, да и логически мыслить он умел неплохо. Невольно на моей стороне выступила Мэйлинь: её вполне устраивало, что их не разлучили, они живут на всём готовом, им доставляют самую лучшую еду, всякие шелка и наряды, её мужа уважают и слушаются, правитель большой провинции считается с ним, выполняет все его просьбы.

При этом меня не оставляла одна не очень радостная мысль: наблюдая за всеми процессами, я вскоре понял, что прекрасно разобрался в производстве бумаги, и вообще говоря, китаец мне больше и не нужен. Само по себе это было неплохо, но точно также разобраться в производстве мог не только я, но и Квинтий, а главное – молчаливые ученики Базаргана.

И если я не собирался оставлять китайцев за бортом, лишать их законной доли и ставить ни во что их жизнь, то насчёт верховного жреца и его помощников у меня были очень большие сомнения…

Впрочем, покамест верховный жрец хлопот не доставлял. Его мастера-жрецы основали свои ремесленные мастерские не только в городе, но и по всей провинции. Там собирались в основном безземельные крестьяне, причём не только молодёжь, но и мужики постарше. Не знаю, насколько подвинулось насаждение языческой веры, но ремеслу они обучались быстро. Вскоре товары от новых производителей стали поступать на рынок, лучшие из них скупали мои агенты для вывоза на кораблях и продажи в дальних странах.

Предвидя зависть коллег и жадность чиновников, я решил заручиться постоянной поддержкой в Сенате. После некоторых колебаний выбрал для этого сенатора Гая Антония Севера, а не толстяка Тита Помпея. Конечно, Тит выводил меня прямо на правителя Аэция, но это был узконаправленный выход – только Аэций и никто другой. Гай же, хоть и не был столь приближён к императору, но в Сенате имел огромное влияние и связи.

Случись что с Аэцием или самим Валентинианом, Тит становился совершенно бесполезной фигурой, а вот сенатор Гай был, по моему убеждению, из «непотопляемых» – такие не теряют своего влияния почти при любых пертурбациях и сменах власти.

Я снарядил в Рим одного шустрого парня с деликатным поручением: потолкаться среди народа, по термополиям, рынкам, тавернам. Послушать свежие сплетни, втереться в доверие, «поработать ушами», как говорится. Мне нужно было узнать, что любят римские сенаторы вообще, и Гай Антоний в частности, какие развлечения, какой отдых. Я хотел пригласить его с дружеским визитом на Сардинию, обеспечить хорошую рекреацию, преподнести дорогие подарки и заручиться поддержкой – после его толстых намёков во время подавления «бунта олигархов», я решил, что пора закрепить успех.

Вскоре вернулся мой разведчик, и рассказал, что ему удалось выяснить. Гай Антоний не особо отличался от большинства своих коллег по Сенату: любил попариться в термах, вкусно покушать и выпить, развлечься с хорошенькой женщиной. Но в столице ему приходилось быть осторожным: не всякое развлечение можно было скрыть, а большинство из них обществом не поощрялось.

Поэтому я решил не мудрствовать лукаво, а просто организовать сенатору полноценную передышку вдали от бдительного римского общества. Нашёл в одном из соседних городков подходящее заведение, договорился с хозяином об аренде на несколько дней, организовал всё по высшему разряду.

До этого отправил сенатору учтивое приглашение почтить мою скромную персону своим высочайшим присутствием. На удивление, Гай откликнулся сразу, и с удовольствием принял моё приглашение. К сожалению, сенатора пришлось принимать тихо, без всякой помпы, и я упускал хороший повод лишний раз продемонстрировать поверженным олигархам свою значимость.

Но это были необходимые издержки. Оказанным приёмом Гай Антоний, судя по всему, остался доволен. Конечно, скромные провинциальные удовольствия не шли ни в какое сравнение со столичными, но мне удалось правильно уловить суть: сенатор наслаждался не столько отдыхом, сколько возможностью предаваться ему без шумихи и любопытных глаз, расслабляясь и не думая о последствиях.

Кроме всего прочего, я преподнёс сановнику увесистый кошель с золотыми солидами, а также пару золотых же перстней из шкатулки Древних богов, которые ещё у меня оставались – в знак признательности и доброго отношения. Особенно ему понравился один из них – массивный, солидный, с тёмно-голубой геммой, изображающей Юпитера-громовержца, который он сразу надел на палец и больше не снимал.