Страница 11 из 34
Когда все встали, началась давка: к семье Альба устремились с приветствиями. Братья и Марко окружили Джованну и еле выбрались из церкви, в спешке пытаясь раскланиваться со знакомыми. Пока они выходили, Джованна снова встретилась взглядом с незнакомцем: тот стоял в стороне, не пытаясь приблизиться или пробиться сквозь толпу. Но, поймав ее испуганный от толчеи взгляд, он слегка кивнул.
Наконец они выбрались наружу.
– Домой, – просила Джованна, задыхаясь от давки.
Валентин в беспокойстве посмотрел на сестру: она была близка к обмороку впервые в жизни. Бледность ее лица была нездоровой, без румянца, а взгляд испуганный и растерянный. Лоренцо в то утро приехал к церкви отдельно от остальных на лошади, и теперь это здорово спасло их: он подхватил Джованну за талию, посадил на свернутый плащ, вскочил следом и тронул поводья. Джованна дрожала в его руках; Лоренцо ехал, стиснув зубы, чтобы не разразиться ругательствами и проклятьями. Бедняжка, она была не готова к такому безумию. Но правильно ли поступает отец, отдавая ее в Геную? Там может случиться то же самое, а братья будут слишком далеко, чтобы защитить свою нежную сестру. Да, она боевая и смелая, но с ними, с теми, кому доверяет. Она слишком домашняя и неподготовленная для жизни, теперь он понимал это лучше. Доверчивая, нежная, мягкая. Ее легко ввести в замешательство, она тут же теряет почву под ногами, как теперь.
– Джованна, голубка моя, ангел мой, не бойся. Ничего не бойся. Мы с тобой. Мы рядом, – шептал Лоренцо, продумывая, как рассказать о происшествии отцу.
Синьор Альба давно не ходил с ними на мессы, делая исключения только для больших праздников. Его здоровье не позволяло покидать дом надолго, поэтому все сделки и решения принимались в доме Альба, а Марчелло управлял и контролировал производства льна и шерсти.
Отец выслушал Лоренцо нахмурившись, Джованна без сил сидела рядом в кресле и пила воду. Она все еще была бледна, но выглядела гораздо лучше, чем когда Лоренцо внес ее в кабинет.
– Я поговорю с Великолепным, так не может продолжаться. Моя дочь имеет право ходить в церковь. Она не обязана сидеть дома только потому, что безмозглые щеголи решили ее загнать, как дичь в лесу. Это немыслимо!
– Джованна! – вбежал Валентин. Он бросился к ногам сестры и обнял ее за колени. Девушка слабо улыбнулась. Хотелось расплакаться, настолько несчастливый день выдался сегодня.
Лоренцо подошел к Марко.
– Осмотри ее, я волнуюсь.
– Лоренцо, она просто испугалась, переволновалась и побывала в толпе. Все будет в порядке.
– Прошу тебя!
Марко встретился взглядом с гневными глазами друга. Они все на пределе и не знают, что делать. Не чувствуя пола под ногами, он подошел к Джованне.
Она послушно положила руку в его ладонь, но настороженно следила за ним. Марко нащупал пульс и прикрыл глаза, сосредоточившись только на ритме такой далекой и такой родной жизни. Ее сердце бьется так близко… качает кровь с каждым сокращением, посылает его по сосудам. Оно встревожено и пытается успокоиться, поэтому пульс неравномерный. Он слушал каждый удар, чувствовал, как она успокаивается, как расслабляются пальцы. И пульс становился все спокойнее, четче, ритмичнее.
Он нехотя отпустил ее.
– Все в порядке, – сказал он Лоренцо, и тревога ушла с лица друга. Интересно, как отреагирует Лоренцо, если Марко расскажет ему, что видел, как Пико делла Мирандола переглядывается с его сестрой. А впрочем… имеет ли он право шпионить за Джованной? Ей и так досталось сегодня.
Она прекраснее, чем он помнил. В тысячу раз божественнее, чем показалось на празднике у Медичи. Пико делла Мирандола пытался понять, что делать теперь с этим знанием. Он метался по кабинету, позабыв о работе, ведь куда бы он ни посмотрел, он видел взгляд зеленых глаз, внимательный и изучающий. Поговорить бы с ней. Узнать, что она полная дура, пустышка, и успокоиться. Потому что сейчас, сейчас в нем всколыхнулось то, что он всячески пытался подавить в себе все это время: вязкое, неодолимое желание. Нет, не может быть она дурой. Теперь он знал о ней больше: девушка свободно говорит на нескольких языках, пишет и читает на латыни и греческом, всесторонне развита и в кругу семьи сущая задира. Ни в чем не уступает братьям, судя по рассказам подкупленных Козимо слуг.
И чем больше он смотрел на Джованну в церкви, тем больше понимал, что она создана для него. Судьбой предназначено ему познать красоту, о которой он столько писал, но о которой все еще так мало знал. В чем ее красота? В этом румянце на белой коже или в ярких вспышках пламени в волосах при движении? Или это само ее движение – плавное, легкое, быстрое, неуловимо прекрасное? Или руки с длинными пальчиками и розовыми ногтями, которые хотелось облизывать, словно они были сахарными? Какой она будет, когда из одежды на ней останется только медный водопад ее волос? Будет ли она кричать, когда он ляжет на нее, или примет его молчаливо и потупив взор?
Одна мысль об этом бросала его в жар. Пико кусал свои красивые губы, глядя на осенние поля в тумане. Ему не было холодно. Ему было сладостно.
Глава 5
Платоновский кружок
Она была дочерью осени. Родилась в начале ноября, когда холмы Тосканы покрывал туман. Кричала резко и надрывно, словно оплакивала знойное лето, которого не застала. Или предчувствовала, что недолго ей осталось быть с матерью, качаться в ее тепле и любви.
Ноябрь всегда был нелюбимым месяцем Джованны. Все становилось серым, туманным, мрачным вокруг. Звуки города были то приглушенными и зловещими, то болезненно звонкими. Сырость проникала в дом, заставляла дрожать по утрам.
Одно только приносило облегчение: жара спадала, и тренироваться с братьями становилось приятнее, пусть рубашка все равно промокала от пота, но не так скоро, как летом. А холод пока еще не кусал за щеки и пальцы.
Джованна схватила на кухне кружку с теплым молоком и ломоть хлеба и спустилась в мастерскую Валентина. Брат постоянно придумывал новые забавные вещицы. В детстве он мастерил для нее игрушки, которые приходили в движение сами, стоило их поставить на наклонную поверхность. Затем создавал разные непонятные конструкции, которые при помощи рычагов или колес с зубчатыми выступами приходили в движение и пугали слуг. После он придумал пару полезных для размельчения красителя вещиц, и отец окончательно смирился с его пытливым и жаждущим нового умом.
В подвале было жарко, гудело странное устройство и дышали, поднимаясь и опускаясь в цилиндрах, песты. Валентин, в одной рубахе, с блестящим от пота лицом, исправлял что-то в чертеже. Джованна подошла поближе.
– Что это?
– Паровая машина. Увидел описание в одном из греческих текстов. Герон Александрийский пишет, что пар, сжатый в пространстве, находя выход, производит энергию. А энергия – это движение. Видишь, как они скачут? – он показал ей на поднимающиеся и опускающиеся песты. – Я подумал, что пар может приводить в движение рычаги. Вот посмотри, например, это макет анкерного устройства: цилиндр вращается под действием пара, наматывает цепь и поднимает грузило. Так можно поднимать самые разные вещи, от якорей до воды или груза. Плохо, что пока что часть пара выходит наружу, и энергия рассеивается. Но если я придумаю, как получше удержать его в цилиндре, затраты энергии уменьшатся. Понимаешь?
– Да. Так будет тратиться меньше топлива, а сила вращения увеличится.
– Да, – Валентин взял протянутый ему кусок хлеба и жадно отпил молока из кружки. – Я думаю, что смогу улучшить этот проект, надо только закончить расчеты и поменять материалы в поршнях. Но это уже после поездки в Геную. Эй, сестрица, ты чего?
– Не уезжай! Пожалуйста! – Джованна обвила его за шею и прижалась щекой к сильной груди. – Мне страшно, Валентин. У меня дурное предчувствие…
– Это твоя ноябрьская хандра, сестрица, – Валентин погладил ее по голове, крепко обнял за плечи, прижал к себе. Сам он тоже мучился от тоски и предстоящего расставания с ней, но виду не подавал. Страшнее было смотреть на ее грустное лицо, чем испытывать жгучую боль от того, что он не скоро увидит сестру. Они никогда еще не расставались так надолго. Иногда он спрашивал себя, сможет ли дышать вдали от Джованны. Но он должен был узнать Рауля Торнабуони, должен был выяснить о нем все, чтобы решить, можно ли доверить ему счастье сестры. Про себя он уже решил, что переедет вместе с ней в Геную. Куда она, туда и он. И если Торнабуони ее обидит, он его сам убьет.