Страница 2 из 19
– Я обещаю, папа. Ливи обещает.
Прижимая своих девочек к груди, он смотрит поверх головы Циби и улыбается еще одной своей девочке – матери его дочерей, которая стоит на пороге их дома с блестящими от слез глазами.
Ему есть что терять. Он должен выжить.
Глава 1
Вранов-над-Топлёу, Словакия
Март 1942 года
– Прошу, скажите мне, что она поправится, я так за нее беспокоюсь, – волнуется Хая, когда врач осматривает ее семнадцатилетнюю дочь.
Магда уже несколько дней лежит с высокой температурой.
– Да, госпожа Меллер, Магда скоро поправится, – успокаивает женщину доктор Кисели.
В крошечной спальне стоят две кровати. На одной Хая спит с младшей дочерью Ливи, другую Магда делит со старшей сестрой Циби, когда та бывает дома. Одну стену занимает большой комод, забитый одеждой и другими вещами четырех женщин. Предмет их гордости – хрустальный флакон для духов с изумрудно-зеленым шнурком и кисточкой, а рядом с ним на комоде стоит зернистая фотография: красивый мужчина сидит с малышкой на одном колене и с девочкой постарше – на другом, третья девочка, еще старше, стоит слева от него, а справа – мать девочек, ее рука лежит на плече мужа. На матери и дочках – белые кружевные платья, и все вместе они являют собой картинку идеальной семьи, по крайней мере на тот момент.
Менахем Меллер умер на операционном столе. Хотя пулю и удалось извлечь, потеря крови была слишком велика. Хая осталась без мужа, а девочки – без отца. Чтобы помочь семье, в домик переехал Ицхак, отец Хаи и дед сестер. Брат Хаи Айван живет в доме напротив.
Хая не одинока, хотя и чувствует в душе ужасное одиночество.
В спальне задернуты тяжелые шторы, чтобы дрожащую в лихорадке Магду не тревожил яркий свет весеннего солнца, который просачивается в комнату поверх карниза.
– Мы можем поговорить в другой комнате? – Доктор Кисели дотрагивается до руки Хаи.
Ливи, скрестив ноги, сидит на соседней кровати и смотрит, как Хая кладет на лоб Магды новое влажное полотенце.
– Побудешь с сестрой? – спрашивает мать, и Ливи кивает.
Когда взрослые выходят из комнаты, Ливи ложится рядом с сестрой и принимается вытирать пот с лица Магды сухой фланелькой.
– Ты поправишься, Магда. Я не допущу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
Магда заставляет себя улыбнуться:
– Это же моя обязанность, ведь я твоя старшая сестра. Я должна заботиться о тебе.
– Тогда поправляйся.
Хая и доктор Кисели делают несколько шагов, отделяющих спальню от гостиной маленького дома. Входная дверь открывается прямо в уютную жилую комнату с крошечной кухней в задней части.
Дед девочек Ицхак моет руки над раковиной. За ним с заднего двора тянется дорожка древесных стружек, несколько лежат на выцветшем голубом войлоке, покрывающем пол. Вздрогнув, Ицхак оборачивается, разбрызгивая воду по полу.
– Что случилось? – спрашивает он.
– Ицхак, я рад, что вы здесь. Посидите с нами.
Хая быстро поворачивается к молодому доктору. В глазах у нее страх. Доктор Кисели с улыбкой подводит ее к стулу, а другой пододвигает от кухонного стола для Ицхака.
– Она очень больна? – спрашивает Ицхак.
– Она скоро выздоровеет. Это грипп, и здоровой молодой девушке нужно только время.
– Тогда в чем же дело? – Хая машет рукой в сторону врача.
Доктор Кисели находит еще один стул и садится:
– Не хочу, чтобы вы испугались того, что я собираюсь вам сказать.
Хая лишь кивает, приготовившись услышать то, что он должен сказать. С начала войны она сильно изменилась: ее когда-то гладкий лоб покрыт морщинами, и она такая худая, что одежда висит на ней как на вешалке.
– В чем дело, парень? – спрашивает Ицхак.
Ответственность за дочь и внучек состарила его не по годам, и у него нет времени на уловки.
– Я хочу отправить Магду в больницу…
– Что? Вы только что сказали, что она скоро поправится! – восклицает Хая.
Она поднимается, хватаясь за стол для опоры.
Доктор Кисели жестом останавливает ее:
– Это не из-за болезни. Есть другая причина, по которой я хочу положить Магду в больницу, и, если вы выслушаете, я объясню.
– О чем вы толкуете, черт возьми?! – возмущается Ицхак. – Выкладывайте!
– Госпожа Меллер, Ицхак, ходят слухи, ужасные слухи о молодых евреях, девушках и юношах, которых отправляют из Словакии на работы для немцев. В больнице Магда будет в безопасности, и я обещаю, что не допущу, чтобы с ней что-то случилось.
Хая откидывается на стуле, закрывает лицо ладонями. Это гораздо хуже гриппа.
Ицхак рассеянно похлопывает ее по спине, весь напрягшись в ожидании того, что скажет доктор.
– Что-то еще? – В ожидании честного ответа Ицхак в упор смотрит на доктора.
– Как я уже сказал, слухи и сплетни, и в них нет ничего хорошего для евреев. Если они придут за вашими детьми, то это начало конца. И работать на нацистов? Мы понятия не имеем, что это значит.
– Что же нам делать? – спрашивает Ицхак. – Мы уже все потеряли: право работать, кормить наши семьи… Что еще они могут отнять у нас?
– Если то, что я слышал, – правда, им нужны ваши дети.
Хая выпрямляется. Лицо ее покраснело, но она не плачет.
– А Ливи? Кто защитит Ливи?
– Полагаю, им нужны подростки старше шестнадцати лет. Ливи ведь четырнадцать, да?
– Пятнадцать.
– Она еще дитя, – с улыбкой говорит доктор Кисели. – Думаю, с Ливи все будет в порядке.
– А сколько времени Магда пробудет в больнице? – Хая поворачивается к отцу. – Она не захочет туда, не захочет оставить Ливи. Помнишь, отец, когда Циби уходила, она заставила Магду пообещать ей, что та будет заботиться о своей младшей сестре?
Ицхак поглаживает руку Хаи:
– Если мы хотим спасти ее, она должна отправиться в больницу, хочет она того или нет.
– Полагаю, нужно лишь несколько дней, может быть, неделя. Если слухи верны, они скоро явятся, а после этого я отправлю ее домой. А Циби? Где она?
– Вы же знаете ее. Она в лагере «Хахшары».
Хая не знает, что и думать об этой программе, по которой молодых людей вроде Циби обучают навыкам, необходимым для новой жизни в Палестине, далеко от Словакии, пока в Европе бушует война.
– Все еще учится пахать землю? – шутит доктор, но ни Хая, ни Ицхак не улыбаются.
– Если она собирается эмигрировать, то именно это ждет ее там – плодородные земли, которые нужно возделывать, – говорит Ицхак.
Но Хая молчит, погрузившись в свои мысли. Один ребенок в больнице, другой еще мал и может избежать когтей нацистов. А третья дочь Циби, старшая, примкнула к молодежному сионистскому движению, вдохновившись миссией создания еврейской родины, когда бы это ни произошло.
До их сознания уже дошла мысль о том, что земля обетованная нужна им прямо сейчас, и чем быстрее, тем лучше. Но Хая предполагает, что по крайней мере пока все три ее дочери в безопасности.
Глава 2
Лесистая местность в окрестностях Вранов-над-Топлёу, Словакия
Март 1942 года
Циби уклоняется от корки хлеба, пролетевшей мимо ее головы. Она сердито смотрит на молодого человека, бросившего хлеб, но ее сверкающие глаза говорят совсем о другом.
Циби не раздумывая, с энтузиазмом откликнулась на призыв начать новую жизнь в новой стране. На лесной поляне, вдали от докучливых глаз, были построены домики для сна, а также общий барак и кухня. Здесь двадцать юношей и девушек живут и работают вместе в небольшой коммуне, готовясь к новой жизни в земле обетованной.
Человек, отвечающий за эту программу, – дядя одного из мальчиков, участвующих в подготовке. И хотя он перешел из иудаизма в христианство, симпатии Йозефа остаются на стороне евреев Словакии. Будучи состоятельным человеком, он приобрел лесной участок в окрестностях города, ставший безопасным местом для сбора и обучения юношей и девушек. Йозеф придерживается лишь одного правила: в пятницу утром, перед Шаббатом, все должны вернуться домой и оставаться дома до воскресенья.