Ковен тысячи костей

– Я убил своего брата, – повторял Коул вновь и вновь, совсем меня не слушая. Его спина сгорбилась под бежевым пальто, когда он шумно втягивал сквозь зубы морозный воздух, больно кусающий кожу даже под одеждой. – Гидеон был прав. Никто обо мне не заботился так, как это делал он. Когда родителей не стало, опеку над нами взяла бабушка… Но это Гидеон заменял мне и отца, и мать. Это он успокаивал меня в грозу, чтобы я не плакал, и защищал от старшеклассников, когда те отбирали у меня таблетки. Он был моей семьей, а я эту семью бросил.

Он позволил мне вытащить его обледеневшие руки из карманов, чтобы я могла поднести их к своим губам и поцеловать костяшки, согревая и дыханием, и словами.

– Послушай меня, Коул: мы вылечим Гидеона. Я даю тебе эту клятву как Верховная ковена Шамплейн, а такие клятвы никогда не нарушаются.

Коул выдавил вялый кивок вместе с такой же вялой улыбкой, прокладывающей на его щеке знакомую обворожительную ямочку, по которой я уже успела соскучиться. Мельком глянув на часы под рукавом пальто, Коул скривился:

– Поехали. Я уже опаздываю на доклад к Миллеру.

Мы оба запрыгнули в машину, попрощавшись с лечебницей «Этан Аллен» до следующих выходных, на которых Коул наверняка вновь попробует слинять сюда без меня. Всю дорогу до участка он лихорадочно сжимал мою ладонь в своей, управляя машиной одной рукой. Должно быть, его снедал стыд за минутную слабость у крыльца. Меня же съедала лишь тревога: перед глазами все еще стоял список из десятка детских имен, а с кончиков пальцев не стиралась черная пастель.

– Что я могу сделать, если все глухо?! Три несчастные улики за полгода…

– Раньше тебя это не останавливало. Ты вгрызался в расследования, как пес в лакомую кость. Что с тобой произошло, Коул? Сейчас на твою статистику без слез и не взглянешь. Это все после той травмы со зрением?

– Что? Нет-нет, это тут ни при чем, я давно оправился…

– Тогда почему ты подводишь меня?

Я втянула голову в плечи и съежилась за офисным столом Коула, нервно тарабаня пальцами, пока по ту сторону кабинета спорили мужские голоса. Едва мы с Коулом приехали в участок, как его тут же вызвал к себе начальник, причем таким тоном, что мне тут же захотелось начертить на полу соляной круг и спрятаться в нем. Манфред Миллер – тучный темнокожий мужчина, редко выходящий за пределы своего кабинета и вечно ругающийся с кем-то по телефону, – сейчас нависал над Коулом грозовой тучей. Я видела их размытые силуэты сквозь матовые стекла и пыталась рассортировать залежи документов на его столе, лишь бы принести Коулу хоть какую-то пользу.

– Я прощал тебе внеплановые отгулы, увольнение и незаконное восстановление, договорился о страховых выплатах… – снова раздалось из кабинета. – У тебя были все шансы дослужиться до звания лейтенанта к тридцати годам, но такими темпами ты вообще вылетишь со службы! Еще и эта бестолочь Сэм решил свинтить к луизианской подружке, когда мы здесь с этим психом совсем зашиваемся! Вот где, скажи мне на милость, новый отчет?!

– Скоро будет. Я вчера ездил к семьям жертв, чтобы…

– Мне не нужно, чтобы ФБР снова совало нос в наш городок, но оно определенно сделает это, если ребятишки так и продолжат исчезать прямо с детских площадок! Недавно в Ратленде и Монтпилиере были зафиксированы аналогичные инциденты – несколько школьников пропали после уроков. Их так и не нашли. Если это тоже дело рук нашего убийцы… Я даю тебе две недели на то, чтобы ты предоставил мне подозреваемого, слышишь? Или в этот раз твое увольнение будет окончательным!

Коул вышел из кабинета Миллера на удивление ровным шагом и с таким же отстраненным выражением на лице, с каким туда и зашел. Однако в пальцах его сверкало бронзовое зеркальце с геометрическим узором на поцарапанной крышке: Коул никогда бы не достал его на людях, не бейся его рассудок в агонии.

– Почему ты просто не расскажешь, что случилось с Гидеоном? – робко спросила я, пересаживаясь на край рабочего стола, чтобы освободить ему стул. Коул буквально упал на него, оттягивая шарф от вспотевшей шеи: впопыхах он даже забыл раздеться. – Ну не о том, что он умер, а потом воскрес, конечно… Можно было бы ограничиться словами «у меня семейные проблемы, шеф».

– Это не оправдание, – отрезал Коул, уже вовсю щелкая компьютерной мышкой. – Миллер прав. Я слишком долго торчу на месте. Не думал, что скажу это, но работать вдвоем с напарником было куда проще.

– Пока мы не съездили в Новый Орлеан и не нашли его… – начала я задумчиво. – Может, твоим напарником побудет ведьма?

– Опять? – вздохнул Коул. Он выглядел таким изможденным, что мне хотелось поскорее вернуться домой и сварить ему ландышевую настойку, которую уже давно надо было начать подливать ему в кружку с кофе по утрам.

– А почему нет? Я, конечно, не крутой коп, но, как помнишь, ритуального убийцу мы поймали…

– В этот раз все гораздо проще. Убийца – обычный человек, а рядовые детективные расследования – моя работа, Одри. Верховенство – твоя. Ты и так почти не спишь с этими сверхъестественными существами, а попутно ищешь способ вернуть Гидеону… себя. – Коул скривил губы. – Хоть с чем-то я должен справиться самостоятельно. К тому же как ты сможешь мне помочь? Ты сама говорила, что не в силах найти того, кого никогда не видела лично или если у тебя нет вещи этого человека. Так что дай мне…

Коул вдруг замолчал, и я буквально услышала тот лязг, с которым закрутились шестеренки у него в голове. Тигриные глаза расширились. Я наклонилась к нему со стола, полная любопытства, но он уже вскочил и принялся потрошить соседние шкафчики.

– Должно быть где-то тут! Где же?!

– Что ты ищешь? – не выдержала я, когда Коул перевернул все ящики и принялся наводить такой же беспредел на пустующем столе Сэма.

– Записку с места преступления! – Коул обернулся, и в груди у меня защемило от того блеска, что вернул его глазам ореховую теплоту. Наконец-то! – С почерком убийцы. Это ведь можно считать за личную вещь, да?

– Ну гипотетически…

– Как я мог забыть об этом?! Сэм дал мне ее еще в Мохаве! Неужели я… Неужели я потерял?

Сморщившись, он продолжил разорять ящики, гремя скрепками и дыроколами. Заметив, что на нас оборачиваются коллеги Коула, я смущенно откашлялась, привлекая его внимание.

– Может, записка в карманах той одежды, которую ты носил в Завтра? Где-нибудь дома…

Угнездившись в груде хлама на полу, он оперся о ножки стула и тяжело выдохнул, глядя на меня снизу вверх:

– Да, может быть.

– Тогда предоставь это мне, напарник! – бодро воскликнула я, вспрыгивая на ноги. – Надо же… Вот мы и снова работаем вместе, как в старые добрые времена. У-у! Я теперь тоже детектив!

Коул раздраженно повел плечом и кивнул с таким обреченным видом, будто я опять купила платье от кутюр стоимостью в его зарплату. Перспектива вновь делиться со мною всеми кровавыми подробностями и таскать по местам преступлений явно его не впечатляла. Погруженный в мысли, он даже не стал возражать, когда я зачаровала его коллегу Ричи и заставила подбросить меня до Шелберна, чтобы поскорее заняться делом.

– Разум освободи… Из плена волю отпусти… А в болоте растут камыши… Ой, нет, не то, – бормотала я себе под нос, ступая по лесной тропинке с раскрытым гримуаром. В сизой обложке с золотыми уголками, он уже потолстел на несколько страниц, исписанный моими сонатами. Однако я не оставляла попыток освоить дар сотворения и в других его ипостасях, ведь всюду таскать с собой скрипку было как минимум неудобно. Пытаясь на этот раз выстрадать стихи, а не музыку, я пнула камешек и представила перед собой Гидеона.

– И как только Тюльпана призывает это свое «колдовское вдохновение»? – пожаловалась я вслух деревьям, когда снова ничего не получилось.

С того дня, когда Ферн навсегда исчезла из моей жизни, я так и не придумала ничего толкового, не считая парочки простеньких заклинаний: одно лечило насморк, а второе пекло пирожки за три секунды (Исаак плакал от гордости). На все мои жалобы Тюльпана отвечала лишь: «Когда будет нужно, оно придет. Через самонасилие шедевр не родить». Но ждать я больше не могла, поэтому…