Страница 8 из 15
Немец улыбается, поднимает вверх руки.
КОНСТАНТИН. Этот-то чем тебе не угодил?
ОХРАННИК. Все они хороши.
КОНСТАНТИН. Ты приглядись. Он же почти старик.
ОХРАННИК. А чего ему от нас надо? Ты спроси!
КОНСТАНТИН. Он говорить не может.
ОХРАННИК. Немой, что ли?
ОХРАННИК. Контуженный. Ты слышал, что в старину немых немцами называли?
ОХРАННИК. Не…
Пленный протягивает Константину деревянную табакерку.
КОНСТАНТИН. Ист дас эин гешенк?
Пленный улыбается, кивает.
ОХРАННИК. Чего это он?
КОНСТАНТИН. Говорит, что это мне подарок. Вчера весь вечер что-то ножичком выстругивал. (Пытается открыть табакерку.) Как же она открывается?
ОХРАННИК. Дай мне! (Достает ножик, собирается вскрыть табакерку.)
Пленный мычит, качает головой, мол не надо ножик применять.
КОНСТАНТИН. Ножчиком любой дурак откроет. Ты лучше пойми, в сем тут секрет.
ОХРАННИК. Да ну ее! (Отдает табакерку пленному. Тот показывает, как она открывается.)
КОНСТАНТИН. Надо же! Хитро придумано. (Убирает табакерку в карман.) Спасибо за подарок. Данке шон.
Затемнение.
АВТОР. Из моих родных до Берлине дошел только дед Миша. А свою единственную медаль «За отвагу» он поучил в Польше. (Берет со стола сложенную в четверть бумагу.) Вот… Информация с сайта «Подвиг народа». (Надевает очки, читает.) «Приказ Командующего Артиллерии 71-ой стрелковой дивизии 70-ой Армии 2 Белорусского фронта … От имени президиума Верховного Совета Союза ССР награждаю медалью «За Отвагу» телефониста штабного взвода управления…» Это про моего деда Мишу говорится! «…за то что он 17 января 1945 года в период взятия города и крепости Модлин под сильным артиллерийско-минометным огнем противника дал связь в артиллерийские части дивизии и не сходя с линии исправил семь порывов линии связи…» (Складывает и убирает документ.) Модлин… Это в Польше. Крепость такая в 30 километрах от Варшавы в месте слияния рек Вислы и Наревы. Ее построили по приказу Наполеона в начале 19 века. Информация из Википедии. Увы, поляки решили забыть, как наши деды за них воевали… Дед Миша очень дорожил этой своей медалью.
Возникают очертания ленинградской квартиры. Михаил сидит за столом, обедает. Фрося сидит рядом, наблюдает, как тот есть. Раздается стук в дверь. Входит подвыпивший сосед Борис с газетой в руках.
БОРИС. Газету читали? «Известия». Вот! (Разворачивает газету, медленно читает.) Указ! «Учитывая многочисленные предложения награжденных орденами и медалями Союза ССР об отмене денежных выплат по орденам и медалям… и о направлении высвободившихся средств на восстановление народного хозяйства СССР Президиум Верховного Совета постановляет: с 1 января 1948 года отменить выплаты по орденам и медалям…» А?! И билет бесплатный на поезд раз в год отменяют! И проезд в трамвае! Как дальше жить?
ФРОСЯ. У тебя-то что за медали? И много ли ты за них получал? А бесплатный проезд тебя вовсе не касается! Это только орденоносцам.
БОРИС. Все равно обидно!
МИХАИЛ. Ты только за этим пришел?
БОРИС. Петр Анисимович из девятой квартиры говорит: отвоевали мы свое и стали никому не нужны! Обидели нас!
МИХАИЛ. Так и сказал?
БОРИС. Я, говорит, теперь свой орден детям дворовым отдам. Пусть они им хоть в «чику» играют!
ФРОСЯ. У него ж Орден «Красной Звезды»! Неужели детям на игрушки отдаст?!
БОРИС. Не отдаст. Жена в комоде спрятала.
МИХАИЛ. Я б за такие слова твоему Петру Анисимовичу морду начистил.
ФРОСЯ. С ума сошел, Миша. Он инвалид!
МИХАИЛ. Вот и я говорю, если б не был он инвалид. Где моя медаль, Фрося? Принеси.
ФРОСЯ (приносит шкатулку, в которой хранится медаль). Чего это вдруг она тебе понадобилась?
МИХАИЛ. Она одна у меня. Медаль «За отвагу». Но нет ничего ее дороже! (Достает медаль из шкатулки, целует и убирает обратно.)
БОРИС. «За отвагу»? В ней 30 граммов серебра. Это точно. Мужики взвешивали.
МИХАИЛ. И что с того?
БОРИС. Говорят, медали будут на деньги обменивать!
ФРОСЯ. И кто тебе такую чушь сказал?
БОРИС. Слышал разговор в трамвае.
ФРОСЯ. Одна баба сказала, да? А ты и поверил!
БОРИС. Интересно, сколько за твою медаль дадут?
МИХАИЛ. Знаешь что, Борис, шел бы ты отсюда! А то ведь я и тебе могу рожу начистить! Я свою медаль заслужил, и торговать ей не собираюсь.
БОРИС. Ну тихо, ты, тихо!
МИХАИЛ. А я говорю, пошел вон! И больше с такими разговорами ко мне не подходи!
Затемнение
АВТОР. С октябре 1944 года 26 Гвардейский истребительный авиационный полк, в котором оказался отец, не участвовал в боевых действиях. Полк барражировал в небе над Ленинградом, иными словами, охранял город от авиации противника. Но когда закончилась война, отца не демобилизовали, и он прослужил в полку еще 7 лет, аж до 1952 года. На гражданку он вышел в звании гвардии младшего сержанта. Нужно было на что-то жить. Поскольку в армии он освоил профессию ремонтника, то и устроился ремонтником на 1-ю ТЭЦ. Туда же, закончив школу, пришла работать электриком моя мама. Семейное придание гласит, что познакомились они в обеденный перерыв на трубе. «А» и «Б» сидели на трубе.
Возникают очертания ТЭЦ. Олег и Томочка сидят на трубе у каждого в одной руке по бутылке с молоком, в другой – по огромному сдобному рогалику.
ОЛЕГ. Что-то я не видел тебя раньше на станции. Давно работаешь?
ТОМОЧКА. Вторую неделю.
ОЛЕГ. А зовут как? Меня Олег.
ТОМОЧКА. Меня Тамара. В бригаде Томочкой называют.
ОЛЕГ. Кем же ты здесь работаешь, Томочка?
ТОМОЧКА (гордо). Электромонтером!
ОЛЕГ. Уж не в бригаде ли Сенцова?
ТОМОЧКА. Точно. У Сенцова.
ОЛЕГ. Так это про тебя рассказывают, как ты его отбрила?
ТОМОЧКА. Про меня. Только он сам виноват! Мне лампочку надо было в бойлерной поменять. А лестница высокая, тяжелая. Мне ее никак было в бойлерную не затащить. А тут как раз Сенцов мимо проходил. Я его и попросила помочь.
ОЛЕГ. И что же, помог?
ТОМОЧКА. Куда там! Начал мне лекцию читать, что он начальник, и не его это дело лестницы таскать. Я слушала, слушала, ну и ответила…
ОЛЕГ. И что ответила?
ТОМОЧКА (смеется). Будто вы сами не знаете! Об этом все уж неделю только и говорят.
ОЛЕГ. Знаю. Мне интересно от тебя услышать.
ТОМОЧКА. Сказал: «Карманное издание мужчины!» А в это время слесарь Петров мимо проходил и услышал. И всем растрепал.
ОЛЕГ (хохочет). «Карманное издание мужчины». Так он и вправду ростом не вышел! Теперь боится по станции ходить.
ТОМОЧКА (смеется). С меня он ростом! А мнит себя Наполеоном!
ОЛЕГ. А ты боевая! От горшка два вершка, а какой язычок злой!
ТОМОЧКА. Это я от горшка два вершка? Это вы мне?
ОЛЕГ. Тебе…
ТОМОЧКА. А разве мы с вами на «ты» перешли? Что-то я не припомню.
ОЛЕГ. Ну ты чего, Томочка…
ТОМОЧКА. Я вам не Томочка! Извольте меня Тамарой называть! И на «вы»! И по отчеству!
ОЛЕГ. Я твоего отчества не знаю.
ТОМОЧКА. И прекрасно! И не узнаете никогда!
ОЛЕГ. Ну, не сходи с ума! Хочешь после работы в мороженицу сходим? (Берет Томочку за руку.)
ТОМОЧКА (отдергивает руку). И трогать меня за руку я вам не позволяла!
ОЛЕГ. Ну вот! Ничего не понимаю!
ТОМОЧКА. И не поймете никогда с вашими куриными мозгами! (Уходит.)
ОЛЕГ (идет следом за ней). Куда же вы, Тамара! Не убегайте, пожалуйста!
Затемнение.
АВТОР. А потом они поженились, и на свет появился я. Отец окончательно похерил мечту стать художником, он продолжал рисовать, но только для себя. Это были карандашные портреты знакомых и акварельки по памяти. Свои рисунки он раздавал всем подряд, из его работ в доме почти ничего не осталось. Отец пошел учиться в Электротехнический институт на вечернее. Помню, как он сидит за письменным столом и что-то чертит, а его всячески отвлекаю: то пытаюсь залезть на плечи, то запихнуть в розетку циркуль, который только что вытащил из готовальни, то достают из железной коробки шурупы, познавая таким образом окружающий мир. Отец терпеливо это сносит, не ругается, не повышает голос. Вот как это было. (Надевает на палец шарик с нарисованной на нем рожицей, как это делал в своем знаменитом номере кукольник Образцов, и разыгрывает сценку, говоря разными голосами.)