Чаша отравы

— Нет, я всё же считаю, что СССР не сам по себе погиб. Горбачев и его подручные сознательно уничтожали социализм, — уверенно говорил Смирнов. — Заранее спланировали, это был заговор. Да, именно уничтожали социализм — с целью присвоения общенародной собственности. Это — стержневое. Развал на республики — вторичное. В России этому как раз соответствовала передача власти Ельцину от Горбачева. По сценарию, как итог выполнения плана по ликвидации прежней государственной системы и создания новой.

— Слушай, Вань, да не было никакого заговора, зачем усложнять? — деланно возразил член президиума Центрального комитета Единой коммунистической партии Федор Галкин. — Горбачев не справился с кризисом, и российская номенклатура во главе с Ельциным этим воспользовалась, как и элиты других республик. Не всё определяется заговорами. Это вульгарное понимание истории. Есть объективные условия и процессы...

— Какие процессы? — вспылил Иван. — Тот же Яковлев открыто признавался, что действовал целенаправленно, чтобы погубить социализм.

— Ну да, это был агент влияния.

— Ну, если он был агентом, то, выходит, и остальные тоже? Вот, например, журнал «Огонек» — как только Горбачев пришел к власти, Софронова, главного редактора, сменили на Коротича, и сразу же полилось дерьмо. Сначала потихоньку, но всё равно заметно — а потом уже оголтелая, махровая антисоветчина. Советская власть, по сути, сама себя убивала, в том числе информационно — поливая грязью, такое возможно только когда это происходит целенаправленно. Вернее, не Советская власть уже это делала, а враги, захватив ее полномочия, подрывали...

— Минуточку, минуточку! — воскликнул Арсений Федотов, детский гематолог, доктор наук, член Центральной ревизионной комиссии ЕКП. — Я тогда был студентом и прекрасно помню, что этот самый «Огонек» был для всех как глоток свежего воздуха, его популярность возросла в разы!

— Никакого свежего воздуха там не было, один только смрад, — возразил Смирнов. — У меня самого дома есть подшивки, я просматривал много раз. Бесконечные завывания про «сталинские репрессии», которые происходили хрен знает когда и к тому времени были уже неактуальны. Брежневских-то «репрессий» вообще не было — вот и приходилось ворошить далекое прошлое. Ну и, конечно, ангажированные экономисты в каждом номере безальтернативно убеждали всех, что плановая экономика никуда не годится, что надо дать каждому труженику — почему-то приводился в пример именно крестьянин — возможность самому вести хозяйство. И это в лучшем случае. Проскальзывали — правда, ближе к концу — утверждения, что и безработица желанна, что хозяин всё соизволит организовать с выгодой для себя и работников. Ведь такое просто так не бывает!

— Ну и что ты хочешь сказать? Конкретно? — спросил Галкин.

— Что социализм всегда был жизнеспособен, на любой стадии развития. Что его убили целенаправленно, приложив титанические усилия. А этот вывод нужен для правильной стратегии нашего дела. Что говорить людям, какие цели ставить. Мы вообще, кстати, к людям не обращаемся, варимся в собственном соку... ну да ладно, это другая тема... Одно дело — когда кризис вынудил социализм умереть естественным образом, так сказать. И совсем другое — когда его сознательно убили, — уверенно сказал Иван.

...Как и по итогам любой дискуссии, каждый здесь остался при своем.

Банкет по случаю Международного дня солидарности трудящихся в подвальном помещении московского штаба ЕКП был в самом разгаре. На столе стояли водка, коньяк, сок, нехитрая дешевая закуска. За столом сидели, ели, пили и горячо спорили тринадцать левых оппозиционеров — из самых различных мелких и мельчайших организаций, самых различных возрастов и придерживающихся самых различных, порой весьма причудливых, воззрений на то, кто виноват и что делать.

Все, кто сидел здесь, за этим столом, не представляли для «режима Путина» даже микроскопической угрозы. Те же их соратники, кто этому критерию не отвечал, сидели в совершенно других местах. За них уже выпили, как и полагается. Как и за павших, конечно.

— Товарищи! — Смирнов встал из-за стола. — Позвольте мне сказать еще несколько слов.

Все притихли.

— Товарищи, нам выпала судьба жить, наверное, в один из самых тяжелых периодов истории. Нашим предшественникам, тем же большевикам, боровшимся век и больше назад, было, как мне кажется — я ни в коем случае не навязываю своего мнения, — во многом легче. Да, легче — хотя царские власти их сажали, отправляли на каторгу, всякие черносотенцы убивали без суда. Но они поднимались сами и вели людей на реальную борьбу, у них была реальная организация, боевая, сплоченная, у них была великая цель, они были одержимы непреклонной волей к победе, волей к власти. Да, к власти! Они, рискуя жизнью, к ней стремились, не щадя никого, в том числе себя. Понятно, не для собственного ублажения, а ради счастья трудящихся, ради прогресса человечества. И они достигли всего, чего хотели. Благодаря их жертвенности, их бескорыстию, их целеустремленности удалось впервые в истории совершить социалистическую революцию и вручить власть трудовому народу. Удалось построить общество, где нет господ и быдла, где каждому, из какой бы семьи он ни был, были гарантированы все возможные перспективы в жизни, где все граждане сообща стали владеть всей экономикой и получать с нее реальные блага помимо зарплаты.

Иван немного помолчал, собираясь с мыслями.

— Да, это общество, увы, было построено не навсегда. Хоть и смогло продержаться семь десятилетий. Первая такая зарница нового мира, Парижская коммуна, продержалась семьдесят два дня. Хороший прогресс. Но мы сейчас в глубокой яме. Более того — мы постоянно отступаем. Уже тридцать с лишним лет прошло с тех пор, как начался подрыв социализма, а мы всё падаем и падаем, и конца этому не видно. Что дальше? Официально введут сословное общество? Царя опять посадят? Кого же, интересно? Есть разные версии — от дома Романовых Гога Гогенцоллерн-Мухо...ский. Новую династию Катерина Третья представит. Или, может, преемничка Путина — Увалова, коронуют, как Бокассу, когда он как следует усядется?

— Какого преемника, ты о чем вообще? — перебил Галкин. — Если и скинут Путина, будет Кудрин хотя бы, но никак не Увалов. Кто вообще такой Увалов? Просто сливной бачок, используемый в грызне «башен». У него нет административного опыта в системе, а, значит, нет перспектив стать первым лицом. Что же касается монархии, то вполне могут поставить Майкла Кентского.

— Да нет, на самом деле Увалов опасен, это настоящая гнида, — в чем-то поддержал Смирнова один из секретарей ЦК ЕКП Олег Винтер. — Когда я вижу эту тварь, у меня руки чешутся взять стул и шарахнуть ему по башке изо всех сил.

— Ну, ладно, я не о нем, — продолжал Смирнов. — Я о том, что большевикам удалось поднять Россию на дыбы. Измученную войной, истекающую кровью, тонущую в нищете и терзаемую голодом страну, без нормальной промышленности. И сделать из нее передовую сверхдержаву — и если бы не проклятая реставрация, если бы не измена, то социализм к нашим годам победил бы уже на всей планете. Они — смогли. А мы — не коммунисты даже, а весь трудовой народ — лишь отступаем и отступаем. И даже не знаем, в каком направлении бороться, чтобы хотя бы начать мешать власти, наносить ей ущерб, срывать или хотя бы тормозить ее натиск, не говоря уже о том, чтобы самим продвигаться вперед, хотя бы малыми шагами. Страна катится в пропасть. Нет, она не погибнет. Она просто перейдет в страшное, но при этом очень устойчивое состояние, когда господа наденут на всех ярмо, которое уже не сбросишь никакими усилиями. Где намерения каждого будут просчитываться заранее и пресекаться предельно жестоко. Железная пята, как у Джека Лондона, если угодно. Ничтожная всевластная богатейшая верхушка — и море скованных по рукам и ногам рабов, лишенных не только имущества, но и человеческих прав, горбатящихся за баланду без продыху. А если не только в России это готовится, но и во всем мире? И старт этому был дан именно в проклятом восемьдесят пятом, когда начался управляемый развал. Сознавать это невыносимо!