Страница 11 из 13
– Спасибо огромное, Людмила Петровна! Татьяне я позвоню, а диван мы сегодня перетащим! – я старался не смотреть в глумливые глаза моего друга.
– Я вот и подумала, что он вам, как раз, пригодится, – лукаво улыбнулась заботливая соседка, – только вы, я смотрю, прихрамываете – можно Толика попросить помочь… Он только что пришёл…
–Не беспокойтесь, хозяюшка! В крайнем случае, я и один справлюсь! – Гринин привычный баритон окрасился волнующей для женского уха вкрадчивостью. – Вы присоединяйтесь к нашей компании! Напиток у нас, правда, сорокоградусный, но я могу дойти до магазина и принести что-нибудь помягче. Присаживайтесь!
– Нет, нет, нет, что вы! Я ведь жду доставку! Но благодарю за приглашение, очень приятно! Не буду вас больше отвлекать! – улыбнувшись теперь уже моему гостю, Людмила Петровна скрылась в коридоре.
–Чё ты лыбишься, пьянь?! – наконец-то, перевёл я взгляд на Гриню и, не выдержав мощи его расплывшейся в издевательской ухмылке физиономии, затрясся от смеха сам.
– Ах, у тебя ещё и Татьяна! – зааплодировал Каштанище. – А это не перебор, друг мой ситный?! Или ты будешь их с Сонькой сюда по очереди приводить?! Тогда давай за твой диванчик! Ему придётся мноо-ого выдержать!!
– Завидуйте молча, Григорий Александрович! – от очередного наполняемого стакана мне, разумеется, было не увильнуть, да и уже не хотелось пропускать и половинить – напьюсь, так напьюсь. Невелика беда…Каштанов дверь найдёт. А не найдёт, так заночует – у меня же сегодня появится диван…
11
Всегда поражался людям, которые могут подробно пересказывать свои сны. Не исключено, что таким индивидуальностям может быть свойственно приврать, а то и присочинить – я и сам не без этого греха, но не каждый же второй склонен к сочинительству… В подобном случае, наш безумный мир давно уже улетел бы в тартарары… Делайте со мной, что хотите, но я глубоко убеждён в том, что мы до сих пор как-то держимся на плаву, благодаря исключительно прагматикам, технарям и консерваторам. И чем быстрее человек избавляется от иллюзий, тем больше шансов у него успеть сделать что-то стоящее – представителей нашей профессии это касается, на мой взгляд, в первую очередь.
Так вот, снов своих я не помню.То есть, вижу их и воспринимаю в мельчайших деталях и красках, полнокровно и отчаянно проживаю, но, в момент пробуждения, память моя безжалостно стирает всё увиденное и воспринятое, будто бы непоколебимо щёлкнув компьютерной мышкой по надписи «удалить»… И если бесчувственный, но нечеловечески умный кусокжелеза, даёт хотя бы шанс поменять решение, задавая вопрос:«Вы уверены, что действительно хотите удалить все файлы?», то, в данном случае, всё окончательно и бесповоротно, и твоё мнение никого не интересует– сон растворяется без следа…
Вот и сейчас, в другой реальности, со мной происходило что-то крайне важное и судьбоносное – мой организм находился в какой-то пограничной ситуации, сердце бешено колотилось, и я беззвучно орал, чувствуя, что кислорода остается всего на несколько секунд…
– Павлик, тихо, тихо, тихо… Успокойся, – мягкий шёпот звучал уже наяву, и моя чугунно-похмельная башка в жутком расфокусе зафиксировала перед глазами чей-то женский облик…
– Танюш, ты? – кажется, угадал я…
– Хороший вопрос…А что, есть какие-то варианты? – немного обидевшись, Таня, тем не менее, нежно поцеловала меня в губы.
– Вариант один, – начал было я фразу, не понимая, как её закончить, но, убедившись, что нахожусь не в своей берлоге, а в Танькиной, сбивчиво продолжил, – вспомнить, как я у тебя оказался?…
– Один вопрос приятнее другого, – поцелуй повторился, –нагрянули вчера в первом часу ночи с другом твоим. С Гришей,с которым у нас в школе выступали…Вы и маму разбудили – она вам потом ещёи ужин готовила.
Таня жила с мамой и котом, который, в данный момент, пытался внаглую залезть к нам в кровать.
–Ну-ка, брысь отсюда! Совсем уже обалдел! – шуганула хозяйка рыжего члена семьи и продолжила дарить мне женские ласки.
– А Гриня где? – прежде, чем ответить своей подруге взаимностью, я должен был убедиться в том, что поблизости нет артиста Каштанова.
– Как где? Дома у себя. Вызвал такси и уехал, – поцелуи бесстыдно и провокационно расползались по моей груди, – мама хотела ему постелить в другой комнате, но он был вынужден откланяться, ибо жена его в сложившейся ситуации стала бы сердиться и, поскольку, отводить утром ребёнка в школу именно Гришина миссия, то я не возражала против того, что ему в тот поздний час было бы недурственно отправиться в «родные пенаты.
Слова хозяйки были, мягко говоря, не адекватны тому, что она вытворяла, но профессия школьного учителя русского языка и литературы иногда в Таньке побеждала.
– Ну и славно, что он уехал, – я облегченно выдохнул, прервал долгим поцелуем рассказ об отъезде Каштаныча и, перевернувшись на постели, приступил к окутыванию с головы до ног своей изголодавшейся собеседницы вчерашним перегаром.
Наши любовные утехи протекали всегда молча, хотя речь у Таньки была поставлена прекрасно, в силу рода деятельности, и поговорить с ней всегда было о чём. На все случаи жизни у неё обязательно имелись фразы из известных книг и цитаты из любимых кинофильмов. Но цепкая память и филологическая оснащённость меня в ней совершенно не привлекали – я бы даже сказал, это ей не шло. С другой стороны, и внешность её никак не соответствовала общепринятым канонам красоты, да и в те или иные художественные стереотипы подобный облик тоже не вписывался. Но, честно говоря, на всякие каноны и стереотипы я плевать хотел, и при абсолютной Танькиной удалённости от героинь моих «юношеских» фантазий, волновала она меня дико. Необъяснимо…
Мы с Гриней как-то выступали в её школе с небольшим концертом. И когда Танюха, в качестве завуча по учебно-воспитательной работе, подарила нам цветы, а затем пригласила к себе в кабинет на чашку чая, я про себя подумал, что было бы неплохо нам встретиться в этой комнате ещё разок, но уже без Каштаныча. Наших с ним зрительниц можно всегда было довольно легко поделить на влюбленных в Гриню и на интересующихся мной, что, безусловно, только укрепляло мужскую дружбу.И училка, пригласившая нас чаёвничать, явно относилась ко второй категории наших поклонниц…
А в своих размышлениях я нисколько не ошибся. Наведавшись в Татьянин кабинет в следующий раз, я почувствовал себя старшеклассником, вызванным к завучу для объяснений вопиющего проступка.Познание друг друга, произошедшее на рабочем столе, явилось, конечно же, проступком ещё более весомым. Надо ли говорить, что подобные «объяснения» в этой локации у нас происходили впоследствии неоднократно. Без лишних слов.
Мне и в голову не могло прийти позвать Таньку к себе в театр, за кулисы, а, тем более, пригласитьна какой-нибудь послепремьерный банкет (она-то, как раз, мечтала об этом), я даже стеснялся привести её в свою коммуналку. И появиться с ней в любом общественном месте было стремновато – меня не покидало ощущение диссонанса. Казалось, все показывают на нас пальцем – мол, надо же, какая несовместимая пара! Зато когда мы оказывались наедине, у меня просто крышу срывало.
А уж в те утра, когда я просыпался у Таньки, невозможно было начать день, не набросившись друг на друга. И чем хотелось заниматься меньше всего, так это вести разговоры. Собственно, и сегодняшний похмельный рассвет не стал исключением – перед тем, как приступить к нашему основному занятию, мы перекинулись лишь необходимыми фразами.
Единственное, что всегда было невыносимо, так это постлюбовное молчание. Насколько, в первые секунды наших встреч, я совершенно не владел собой, находясь в горячем дурмане желания, настолько же, после изнурительных бесстыдств, собирая в кучу охладившиеся мозги, я, хоть убей, не понимал как дальше себя вести. Уже в который раз, дрожащими руками школьника, только что уличённого в непотребном деянии, тянулся я за разбросанной на полу собственной одеждой, подталкиваемый одной единственной мыслью – пулей вылететь из этого дома и не возвращаться ни подкаким предлогом!