Апокалипсис

— Каких вводных? — Кай всплеснул руками.

— Думаю, он говорит про выбор оптимального направления для выхода из системы, — ответила Катя, — я верно поняла?

— Ага, — кивнул я, — в режиме такие вещи считаешь автоматически.

— Мы займёмся кораблём, — ответила Катя, — я придумаю, как отправить туда исследовательскую миссию. Пока у нас есть время.

— Мы… разве не сами будем этим заниматься? — удивился я.

— Гриша, у меня будет другое предложение, — сказала Катя после небольшой паузы, почему-то опустив глаза, — давай вернёмся к координатам, которые нам удалось перехватить.

— А что с ними? — спросил я, чувствуя какое-то смутное беспокойство, — это что-то дико далёкое, да? Может, в другой галактике?

— Нет, Гриша, — Катя улыбнулась, — совсем нет. Каких-то двенадцать световых лет.

— И… что там находится? Таинственная аномалия?

— Там находится система звезды Тау Кита, — ответила Катя.

— Двенадцать световых лет… — проговорил Лев, — даже с нашими технологиями об этом пока и мечтать не следует. Наш корабль-ковчег добрался бы туда за полтора века. Но вы ведь планировали послать его в совсем другой сектор, верно?

— Ты что, был в курсе этого проекта? — нахмурился я, ощущая нечто вроде укола ревности.

— Гриша, он помог нам достать седьмой тюрвинг с Луны, — пояснила Катя, — он курировал этот проект, как представитель ближнего круга.

— Вот как…

— Так что мы обсуждаем, если в ближайшее время нам туда точно не добраться? — Кай пожал плечами, — может, вернёмся к плану планетарной обороны? Я вот не уверен, что Считыватели в нашем случае будут действовать обычным образом. Может, они уже к нам проникли, и готовят массовые исходы, как тогда, в городе…

— Я бы почувствовала, — заметила Катя, — за прошедшее время я научилась таким вещам. Но дело в том, что у нас есть возможность провести разведку этих координат уже сейчас. Точнее не у нас. Она есть у Гриши.

Я не сразу смог поверить, что она это серьёзно. Но выражение её глаз не оставляло сомнений.

— Думаешь это того стоит? — спросил я.

— Расчеты показывают, что да, — в этот раз Катя уверенно смотрела мне прямо в глаза, — можешь войти в режим, проверить.

— Вот как… — в режим я входить не стал.

— Стоп! — Кай в уже вполне земном жесте выставил впереди ладони, — вы что, серьёзно все? Вы хотите, чтобы он отправился к другой звезде? С этой… с этим… — он пару раз щёлкнул пальцами, подбирая подходящее слово на русском, после чего выдал: — пукалкой!

— Кай, тюрвинг это всё-таки более серьёзная вещь, чем пукалка, — ответил я спокойно и серьёзно, — и потом. Ты же видел — венерианцы целую межзвёздную капсулу на его базе построили!

— И чем это для них закончилось, ты помнишь?

— Я думаю, Катя права, — сказал я, — надо разведать. Но мне понадобится помощь. Приборы. Запасы. В одном скафандре такое путешествие будет слишком затруднительным.

— Тогда я пойду с тобой! — Твёрдо сказал Кай.

— Это в два раза увеличит число требуемых прыжков, Кай, — заметил я, — а, значит, в два раза удлинит миссию. Учитывая, что Считыватели могу вернуться в любое мгновение — это не то, что мы себе можем позволить.

Кай набрал в грудь воздуха, но, видимо, не смог подобрать нужных аргументов. Он выдохнул.

— Это безумие, — сказал он.

— Кай, — ответил я, — когда мы с тобой приземлились на челноке на Землю впервые, мне это тоже казалось безумием. Я даже был уверен, что мы не сможем добраться до нашего времени. Я только хотел попытаться.

Напарник вздохнул. Глянул мне в глаза. Потом спросил:

— Тебя не переубедить?

— Нет, Кай. Извини.

— Тогда я возьму на себя подготовку твоего снаряжения, — сказал он, — если ты не против.

— Спасибо, — кивнула Катя, — это очень поможет. У нас мало людей с нужным допуском.

— Сколько у меня есть времени? — спросил я.

— Часов двенадцать, Гриша, — ответила Катя, — мы вынуждены действовать очень быстро. Я буду помогать Каю.

— Ясно, — кивнул я, — все тюрвинги там, где я думаю?

— Да, Гриша, — кивнула Катя, — после того, как вы приземлились, они не покидали хранилища. Какой тебе нужен? И для чего?

— Перемещения, конечно, — я пожал плечами, — мне надо кое-кого навестить. Я повёл себя по-свински, ограничившись телефонным разговором. Надо это исправить.

— У тебя были обстоятельства некоторые… — заметила Катя.

— Обстоятельства всегда есть, — ответил я, — но надо уметь оставаться людьми.

7

Вот уж никогда бы не подумал, что не способен полностью контролировать внешнее проявление своих чувств. Но всё когда-то бывает впервые.

Когда я увидел, как мама выходит из симпатичной виллы, на самом берегу моря, возле Олимпийского парка, во мне словно кто-то обрезал тугую струну, удерживавшую меня всё это время.

Я еле устоял на ногах. На глаза навернулись слёзы, которые я сдерживал из последних сил.

Мама сначала улыбнулась, потом озабоченно нахмурилась и подбежала ко мне. Мы обнялись без слов. И только спустя минуту она спросила:

— Сынок, что случилось?

В тот момент я не смог ответить.

Мы сидели вечером, на балконе виллы и смотрели на набережную. Народу было много; эпидемия отступила, люди как будто пытались наверстать упущенные возможности общения. Пахло едой и морем.

— …поначалу я, конечно, был против, — говорил папа, — ну сам подумай: к чему нам эта показная роскошь? Мы что, олигархи какие-то?

— А потом мы вошли во вкус, — засмеялась мама; папа улыбнулся в ответ.

— Да, есть такое дело, — согласился папа, — к комфорту быстро привыкаешь. А мы уже не в том возрасте, чтобы игнорировать возможности, которые посылает жизнь.

— Так что у тебя случилось, Гриша? — спросила мама, разливая по бокалам какое-то вино; в свете заката оно было ярко-рубиновым, и красиво стекало по стенкам бокала, — когда ты пришёл, у тебя был такой вид, как будто мы не виделись сто лет.

Я подумал пару секунд, глядя в маме глаза. А ведь врать или увиливать теперь нет никакой потребности. Я волне могу рассказать родителям о том, что на самом деле со мной происходило. Более того — нет ни одной причины, почему бы мне не сделать этого прямо сейчас.

Я улыбнулся маме. Потом сказал:

— Только не думайте будто я сошёл с ума, хорошо? У меня с собой доказательство, что все мои слова — правда. И я вам его обязательно покажу.

Папа с мамой немного растерянно переглянулись. Потом мама кивнула. И я начал рассказ.

Поужинав, мы спустились вниз, к бассейну. Папа заметно нервничал, у него тряслись руки. Мама тихо плакала. Как я и думал, родители мне поверили сразу. Я, конечно, всё равно продемонстрировал им, как работает тюрвинг. Возможно, даже чересчур наглядно: я показал папе, как выглядит Сочи с высоты птичьего полёта в свободном падении. Конечно же, я знал, что у него совершенно здоровое сердце, иначе не решился был.

— Ну же, ребят, чего вы молчите, а? — беспокоился я.

Мама всхлипнула.

— Садись, сын, — отец указал на один из шезлонгов, — дай нам прийти в себя.

Мало-помалу слёзы прекратились. Мама вытерла откуда-то взявшимся в её руках платком. Вздохнула. Потом сказала:

— Ты мог хотя бы предупредить…

— Не мог, мам, — ответил я, — объяснял уже, как виделась мне ситуация в тот момент.

— Мне неприятно думать, что между нами появились тайны, сын, — вздохнул отец, но потом добавил: — однако считаю, что в той ситуации ты поступил правильно. Должно быть понятие тайны. И нечего лишний раз мать волновать.

— Коля! — возмутилась мама.

— Что — Коля? Скоро шестьдесят лет, как Коля. Прав сын. Не было у него выбора.

— Я чуяла, да, — мама покачала головой, — мне сны разные снились…

— Мама, — я подошёл к ней, взял в руки прохладные ладони, — я здесь. Я живой. Это всё уже позади.

— Да не совсем позади, судя по тому, что ты рассказал, — заметил отец.