Страница 14 из 21
Его распирало от злости, ему хотелось рвать и убивать, погружать острые когти в податливую плоть и видеть, как жизнь покидает жертву, как глаза стекленеют, как последнее дыхание вырывается изо рта и растворяется в холодном воздухе.
Ярость клокотала внутри, как пар в чайнике, заставляя срабатывать механизм отключения. Только у него этого механизма не было, потому что сейчас он возвышался над миром в образе огромного животного. Он был зверем, он был одинок и принадлежал сам себе. Он был чудовищем.
Зверь взревел, подняв мохнатую голову. Раскрыл пасть, позволяя злости вырываться наружу громким медвежьим рыком. Громадный медведь стоял на краю кручи и рычал так, что дрожала трава под его лапами.
Матвей проснулся. Какое-то время пытался прийти в себя. Не сразу понял, что он – не животное и что все это было лишь сном. Не сразу поверил, что валяется на собственной кровати не в облике медведя и что его лапы не царапают стену, а зубы не клацают от ярости.
Наконец Матвей поднялся и глянул на часы. Половина четвертого. Три часа ночи – время ведьмацкого шабаша, так говорил прадед. Если ты вдруг проснулся после трех ночи без видимой причины, значит, где-то недалеко ведьмы совершают свои обряды.
От этих мыслей внутри зашевелился самый настоящий ужас, и Матвей торопливо направился вниз, чтобы спросить у Скарбника, не наведывался ли кто-нибудь в дом. Но клятый котяра куда-то пропал. Ни под столом, ни в комнате, ни в гараже, ни в мастерской прадеда – нигде не находился огромный кот Скарбник, который умело охранял род Левандовских и приносил деньги.
Понимая, что уснуть больше не получится, Матвей сделал себе кофе и сел за стол. Внутри все еще клокотала медвежья ярость, но теперь к ней примешивался и страх. Страх того, что он, правнук Ведьмака, не совладает со своей звериной сущностью, не сможет оставаться человеком.
Что, если он превратился однажды ночью в медведя просто потому, что теперь звериная сущность – это его вторая натура и она взяла верх? Что, если он просто-напросто не смог остаться человеком? Жажда крови сильна, Матвей чувствовал ее даже сейчас, когда ладони согревала горячая кружка с кофе, а у ног шумела дуйка – маленький воздушный обогреватель.
Сейчас бы позвонить Мирославе, услышать ее голос – спокойный, звонкий, полный энергии и силы, такой родной, такой желанный. Но телефона нет, нигде нет во всем доме, и этой ночью Матвей точно остался наедине с собой. Один на один со зверем внутри.
Хорошо, что он отослал Снежанку. Вдруг он не удержится и станет медведем? Вдруг превратится прямо сейчас?
Матвей вздрогнул от этой мысли и взглянул на свои пальцы, охватывающие кружку. Ногти отросли, под ними – тонкие полоски грязи. Надо бы привести себя в порядок. Утром записаться к парикмахеру, потом съездить в магазин за телефоном и симкой. Потом созвониться со Снежанкой, в общем, сделать самые обычные вещи, свойственные людям. Жить обычной жизнью. Может, тогда наваждение пройдет и он перестанет чувствовать себя животным?
Матвей сидел на кухне и пил кофе до шести утра. Потом набрал полную ванну воды и долго отмокал там, приводя в порядок ногти и удивляясь множеству новых шрамов на своем теле. Неужели, став медведем, он дрался с другими животными? Видимо, да, иначе как объяснить ноющие ребра и пожелтевший синяк на боку? Все эти длинные, едва поджившие шрамы на голенях и ожоги на запястьях?
День прошел спокойно и даже мило, если можно так сказать. Подстригая Матвея, девчонка-парикмахерша радостно улыбалась ему и сыпала комплиментами в адрес его разноцветных глаз, а потом сказала, что Матвей сильно напоминает Адама Ламберта. Был куплен новый телефон и симка, а после обеда, едва Матвей успел переступить порог собственного дома, принеслась Снежанка.
– Привет, – крикнула она от двери, – ты дома?
Едва Матвей услышал ее звонкий голос, как тревога и страх отступили. В человеческом обществе Матвей все-таки чувствовал себя человеком, и это радовало. Они пообедали вместе, после пришлось повозиться с новым телефоном, внося туда номера друзей и знакомых. Потом Снежанка попросила новый гаджет, чтобы поиграть в игры.
– Я просто попробую, ладно? Ты не против? – щебетала она.
Матвей был не против, конечно. Тем более что сам он совершенно не понимал: зачем играть в эти разноцветные картинки на телефоне, если это все не настоящее?
Вечером, забросив Снежанку домой, Матвей долго колесил по городу, опасаясь возвращаться домой. Его пугало одиночество, пугали мысли о том, что он снова останется один на один со своей звериной натурой, и он всячески оттягивал момент, когда придется переступить порог родительского особняка.
Домой он приехал в два часа ночи и тут же завалился спать. Чтобы после трех проснуться от собственного звериного рыка, спуститься на кухню и до утра пить кофе.
В пятницу утром он позвонил Мирославе. Набрал ее номер и долго держал трубку у уха, ощущая внутреннюю дрожь и нетерпение.
Голос девушки показался ему отстраненным и слишком спокойным.
– Алло, я слушаю, – сказала она.
– Мирослава, это Матвей, – осторожно сказал он.
– Матвей? – заорала Мирослава. – Где ты был, болван? Я уже собиралась подавать в розыск. Я звонила тебе тысячу раз! Твой телефон все время выключен. Что с тобой?
– У меня новый номер и телефон. Сможешь приехать ко мне сегодня?
– Приеду. Надо поговорить. Очень надо. Меня позвали на совет кланов.
– Меня тоже.
– Марьян сказал, что ты должен меня проводить.
– Отлично. Совет в девять, ты ведь сможешь приехать хотя бы часов в шесть?
– Я буду раньше, где-то около трех. У меня всего три пары сегодня, и я сразу сяду в такси и примчусь. Ты же не поменял место жительства, да?
– Мой дом все там же.
– Значит, жди. Приготовь что-нибудь вкусненькое, ладно? У тебя ведь всегда была еда.
Матвей улыбнулся и положил телефон на стол. Внутри затеплилась надежда, что подруга поможет разобраться со всей этой чертовщиной, которая творится с ним в последнее время.
Он ее ждал с самого утра. Чистил картошку, резал сыр и колбасу на бутерброды и постоянно представлял, как расскажет Мирославе обо всем. Возьмет и расскажет. За окном моросил мелкий холодный дождик, и идти никуда не хотелось.
Кроме того, за окном кухни время от времени мелькала соседская Марьяна. Встав у ограды своего дома, она поглядывала на окна Матвея, и глаза ее горели, как новогодние огоньки, словно Марьяна все знала и понимала. От этого ее взгляда становилось неуютно и даже немного странно.
Что с ней не так? Почему она ведет себя словно ведунья-пророчица? Может, она в курсе того, что произошло?
Впрочем, эти мысли пропали мгновенно, едва позвонила Мирослава и сообщила, что скоро будет. Матвей включил чайник и подумал, что никого еще в своей жизни так не ждал.
– Привет, – проговорила Мирослава, переступая порог кухни. – Я по тебе соскучилась. Пахнет вкусной едой, как обычно.
Она улыбнулась, и Матвей не удержался, подошел и обнял подругу. Мягкие волосы Мирославы коснулись его щеки, под ладонями оказались ее тонкие плечи – и старые, слегка угасшие чувства вспыхнули с новой силой. Матвей не понимал, что влечет его к девчонке – симпатия, влюбленность или удивительное чувство общности и доверия, просто это была Мирослава, та самая, которой он доверял свои тайны и с которой мог отправиться в темный лес сражаться с ужасными ведьмами.
– Ты похудел, – сказала Мирослава, усаживаясь на стул и снимая с плеча черный кожаный рюкзак. – Ты перестал есть?
– Тут кое-что случилось. А ты тоже поменялась. Уже не красишь глаза и губы черным.
Макияж Мирославы был самым обыкновенным, никаких резких и темных штрихов. Волосы отросли и теперь лежали на плечах – прямые и блестящие. Лишь крошечный камешек в ноздре остался неизменным. Эта деталь в облике Мирославы сразу напомнила о прошедшем лете, когда Матвей сделал им обоим браслеты-обереги, призванные скрыть их настоящий облик.