Страница 28 из 46
IV. Истмусское свидание
Брайана медленно охватывал гнев. Он никогда не испытывал особого удовольствия от общения со своим отцом, и уже надеялся, что это осталось в прошлом. Абсолютно все в Патрике вызывало его раздражение. Властность, гордость, несгибаемость, упрямство, верность застывшим догмам, которые когда-то могли сойти за идеалы… Стоит ли перечислять дальше?
Брайан не считал себя обойденным природой, но почему же в отце все эти качества гипертрофированы до степени абсурда? Иногда, правда, Брайану до боли хотелось хоть одним глазом посмотреть на себя со стороны, в безумном страхе, что с каждым прожитым мгновением он все больше и больше становится похожим на единственного человека, которого он так отчаянно ненавидел, ненавидел всем своим существом…
Брайан находился в Истмусе. Прямо у терминала связи. Несколько минут назад терминал высветил человека, приезд которого Брайан ждал, хотя предпочел бы больше никогда его не видеть. Никогда.
Не может быть, чтобы прошло лишь несколько минут! скорее за это время успели бы коллапсировать парочка вечностей.
Где-то неподалеку маячил Иван. Если эти диггеры не уберутся с его станции, значит они сами напросились! Если…
В успех дипломатии Брайан не верил. Как, кстати, и Патрик. Пока договориться им не удавалось ни разу.
– Мне нужна Стася, - Патрик старательно игнорировал тот факт, что разговаривать приходилось с тем самым сыном, которого он так по семейному изгнал из поселка. Изгнал лишь за то, что тот был слишком на него похож; в таком случае остаться мог лишь один из них.
– Ее здесь нет, - голос Брайана был пуст и холоден.
– Тогда Рейни.
– Его тоже нет.
Брайан знал, что Патрик ему не верит, и именно поэтому предпочитал говорить правду.
Патрик лишь сильнее стиснул зубы. Ну почему именно Брайан? Если бы это сказал ему кто-нибудь другой, он, быть может, смирился бы. Логика подсказывала, что рейнджер и Стася вполне могли покинуть Афины, но с таким же успехом они могли и остаться на станции. Если бы им удалось починить флаер раньше! Но была еще работа в поле, и поселение, которое нельзя было бросить на произвол судьбы. Люди, за которых он был в ответе. А потом вернулись заблудшие души из города Свободы, но среди них не было Брайана, умершего для него еще тогда, когда все только начиналось.
И вот теперь он здесь. Флаер завис в нескольких метрах над снежным покровом, который переливается всеми возможными оттенками фиолетового. В безудержных лучах красного карлика. И от станции его отделяют не только метровой толщины металлические ворота, но и сын. Тот, кто некогда был его сыном. А теперь…
За спиной Брайана промелькнул Иван, предчувствовавший осложнения. Он пробурчал что-то малоприятное по адресу рейнджера, который как исчезнет, так и оставит запас неприятностей, с которыми приходится разбираться другим.
Нет, все-таки следовало домучить флаер до конца.
Патрик сурово посмотрел на своих спутников: происходящее их не вдохновляло. Седрик и Джошуа. Брат и сын. Ничего себе поддержка. Хорошо, что еще ничего не говорят! а то б такого наговорили.
Брайан молчал. И ждал.
Неожиданно Патрик тоже замолчал, словно почувствовав странное напряжение, пронизывающее все вокруг.
Что-то творилось на станции и за ее пределами. Что-то было не так. Уж слишком глубокой казалась тишина, мертвая пелена которой сковывала и Патрика, и его спутников.
Патрик чувствовал себя крайне неуютно, но не собирался отступать.
Лишь бросил злобный взгляд на того, кого породил, но до кого так и не мог дотянуться.
В глазах Брайана ненависти уже не осталось. Ненависть была раньше, слишком много ненависти, но теперь этот человек не вызывал у него ровным счетом никаких эмоций. Словно его вообще не существовало.
Брайан чувствовал странный прилив спокойствия. Такой уж он есть, и все остальное теперь уж вряд ли имеет какое-либо значение.
О чем вообще можно говорить?
О Рейни? он отправился на поиски Стаси, поняв - не слишком ли поздно? - что, может, это есть та самая любовь, за которую он должен бороться, за которую он уже столько боролся. О Стасе? но она покинула станцию еще до прибытия Брайана.
Да и о чем можно говорить с этим человеком? С ним вообще по-человечески разговаривать невозможно. О Галле, о Лиз? Зачем ему это? Зачем это тому, кто сделал все возможное, чтобы воспрепятствовать их союзу? Союзу, который несмотря на едва наметившуюся трещину, все еще оставался идеальным.
О чем вообще можно говорить с человеком, который не хотел ничего слышать даже о единственной внучке, которой для него как бы и не существовало. Для него вообще никого не существовало…
Седрик молча смотрел на Патрика. Он предпочел бы вообще сюда не лететь, он чувствовал себя лишним и бесполезным. Ему хотелось вернуться назад к привычной и размеренной жизни, такой правильной и спокойной.
Джошуа же, напротив переводил цепкий взгляд с Патрика на Брайана и обратно. Отец и брат. Ну почему правым обязательно может оказаться только один из них!
Крестовый поход за поруганную честь сестры превращался в ничем не прикрытый фарс. Вместо сбежавшей сестры неожиданно проявляется братец, который официально уже давно считался умершим, пропавшим без вести и получившим по заслугам. И все-таки, насколько он похож на отца!
Патрик прекрасно понимал чувства Седрика и Джошуа. Честно говоря, ему самому вся эта затея уже перестала нравиться. Странное безмолвие окончательно уничтожило то состояние довольной самоуверенности, из которого Патрика невозможно было вывести.
Ему самому хотелось просто развернуться и уйти. Вернуться в поселок и забыть обо всем, как о неприятном сне. Но это означало бы признать свое поражение. И перед кем? перед ним!
Говорить дальше было просто бессмысленно. Вот Рубикон, и выбор будет сделан вне зависимости от его решения. Будь, что будет! и Брайан отключил связь.
Иван понял все без слов. Значит, еще одна война.
Брайан попытался поставить себя на место отца. Это оказалось слишком легко. Итак, что бы сделал он? Либо форсировал ворота, либо попытался прорваться через купол. И что в таком случае будет со станцией?