Страница 6 из 8
Однажды она перестала выходить на улицу. Но я знал, что старушка жива, потому что часто видел в окне её лицо, и её посещал социальный работник.
Когда бабушка была уже не в состоянии покидать квартиру, я думал, что она доживает свои последние дни. Только вот она не торопилась на тот свет. Я уже начал работать и закончил два курса на заочном, а старушка всё так же выглядывала из своего окна, спокойно и добро улыбаясь.
Казалось, она уже давно не может ходить, но однажды, я увидел её на пороге своей квартиры.
Моя дверь сотрясалась от тяжёлых ударов. Я перепугался, подошёл к глазку и увидел свою престарелую соседку. Вот те раз!
Открыл дверь и обомлел. Передо мной стояла та самая старуха, что была знакома мне с детства, но теперь она была осанистая и прямая, как столб. И такая худющая, что мешковатая одежда висела на ней. Старый ватник, юбка до пола, свисали как тряпки. Голова старухи была замотана в платок, я видел только её лицо. Казалось, её голову приставили к другому, тощему телу.
– Сынок, дай, пожалуйста, кусочек хлебушка, – попросила она.
Мне было неловко от того, что я стал для этой женщины тем, у кого ей пришлось просить еду.
– Да, да, сейчас! Подождите, – я оставил дверь открытой и побежал на кухню.
«О, господи, как эта несчастная исхудала от голода! Как такое могла допустить социальная служба?», – думал я, отрезая половину от свежего батона.
Соседка так и стояла у порога. Я вынес ей хлеб.
– Вот, может вам что-нибудь ещё дать из еды? Масла, крупы… – я не успел договорить. Увидев половинку батона в моих руках, женщина резко склонилась и схватила его зубами, а потом, невероятно быстро для больной старухи, двинулась вниз по лестнице с куском хлеба во рту.
Как голодное животное… У меня в руках только пакет остался.
Я был настолько напуган и озадачен произошедшим, что не сразу смог прийти в себя. Боялся, что от шока у меня начнётся кашель, но всё обошлось.
В тот же день я позвонил в социальную защиту и стал разбираться, что не так. Я не смог подробно ответить на вопросы, потому что не знал, как зовут старуху, не знал её фамилию и отчество. Я не знал, сколько ей лет, только и смог назвать адрес. Мне пообещали, что во всём разберутся, и я, надеясь на них снова взялся за свои дела. Это был период сессии.
Только пару дней спустя, я снова вспомнил о соседке, когда возвращался домой из магазина и увидел её в окне. Женщина выглядывала, просунувшись сквозь занавески и её голова была высоко, будто она встала перед окном на табуретку. Это зрелище казалось мне слишком гротескным, близким к безумию. Особенно на фоне того, о чём говорили соседи внизу.
Одна сердобольная женщина, причитала, что исчезли все её животные. Она подкармливала уличных кошек и котов, оставляла пенопластовые лотки с дешёвым кормом у подвальных окон, подливала воды в банки. Женщина выступала против стерилизации животных, и они быстро размножались в нашем дворе. Соседи молчаливо терпели. Но теперь все кошки пропали и женщина визгливо возмущалась: «Отвезли и поубивали всех! Вот кому они помешали? Кому?!».
И в это время на втором этаже из окна улыбалась Бабка-лишай.
Я вспомнил, как она недавно бросилась на кусок хлеба и у меня в голове зашевелились идиотские подозрения. Мне даже стало стыдно за собственные мысли.
***
Мой институт находится в Екатеринбурге, а я живу в маленьком городе, за пятьдесят километров оттуда. Ездить туда лишний раз, мне не хочется, но если уж ехать, то не одним днём. Не люблю мотаться туда-сюда. Поэтому, когда я поехал в город, чтобы отдать одну единственную бумажку в деканат, то заночевал у родственников и домой приехал только утром. А в моё отсутствие с одним из моих соседей случилось несчастье.
Сказали, что ему оторвало ногу лифтом. Зажало, передавило и оторвало.
– Как такое возможно? – спросил я.
– Он и сам не знает, – рассказывали мне. – Вызвал лифт, двери открылись… как-то это быстро случилось, и дядя Гриша упал на пол уже без ноги. Он и не понял, как это произошло, в бреду орал, что на него кто-то напал и откусил ногу по колено. Но там было видно, что передавлено.
– Ногу пришили назад? – интересовался я, волнуясь за дядю Гришу.
– Нет! Не поверишь, ногу до сих пор не нашли! Может её в шахте по стенке размазало. Не знаю. Инвалид теперь дядя Гриша. Хорошо ещё жив остался. Ты бы видел, сколько было крови! Весь подъезд залило.
Я потом заметил кое-где в подъезде красноватые разводы. Не до конца оттёрли.
Мне не спалось ночью. Я сидел на кухне и пил чай. Всегда, если мне не спится, вылезаю из кровати и ставлю чайник. Такая привычка. Кому-то тоже не спалось. Кто-то ходил по лестницам в подъезде. Хотя эти звуки не были похожи на шаги. Это было какое-то шарканье, ползанье.
Я захотел посмотреть. Как раз, когда я наклонился к глазку, мимо прошла тощая Бабка-лишай. Она двигалась ровно и быстро, словно не шагала, а ехала по полу. Поднявшись на мой этаж, старуха резко повернула голову в мою сторону и мне показалось, что она видит меня сквозь дверь. Я испугано дёрнулся назад. Сердце колотилось, как бешеное. Я нервно дышал. К горлу подступал зуд, будто вот-вот начнётся кашель…
Я закрыл глаза, представил шум моря, яркое солнце, пустынный берег, мелкие камешки, слабый плеск, блики на воде. Иногда это помогало успокоиться. Помогло и в тот раз. Я пошёл спать.
Утром в наш подъезд пришла полиция. Что случилось? Пропали двое жильцов с четвёртого этажа. Алкозависимая семейная пара. У них была выбита дверь, в квартире погром, следы борьбы, а муж с женой пропали. Их соседи по площадке слышали шум и крики глубокой ночью, но никак не реагировали. Эти двое всегда были шумные. Только утром, увидев выбитую дверь, поняли, что здесь случилось что-то серьёзное. В квартире обнаружили следы крови, но её было немного. Жильцы немного поволновались и забыли к вечеру. Только я связал это с пропавшими кошками и с оторванной ногой дяди Гриши, пытался намекнуть соседям, что в нашем подъезде происходит что-то неладное. Никто не стал меня слушать.
«Это же алкаши. Чего ты от них ожидал? Может жена своего мужа не пускала в квартиру, а он дверь сломал? Потом они набили друг другу морды, напились вместе и пошли побираться. Придут! Денутся они куда-то как же… а без них сейчас даже спокойнее, правда?», – черствые у нас жильцы. Как можно такое говорить о пропавших людях?
Я боялся. Мне было страшно встретить бабку в подъезде. Я боялся увидеть, как дядя Гриша вернётся из больницы без ноги и на костылях или может в инвалидной коляске. Я боялся видеть реальность. Меня пугало происходящее до трясучки, до зуда в горле.
«Только бы не снова. Только не сейчас, когда я живу совсем один», – надеялся я. Кому было не плевать на мои надежды?
Ночью в мою квартиру постучали. Уже по звуку, я понял, что это Бабка-лишай. Она словно головой в дверь стучалась.
Я встал, пошёл в прихожую. Мне было ясно, что мою железную дверь никому не выбить, и чувствовал себя в безопасности. Но хотел пригрозить старухе, что вызову полицию, если она не перестанет ко мне ломиться.
– Сынок, очень кушать хочу, дай чего-нибудь пожалуйста, – старуха сказала это так жалобно, со слезами в голосе.
Эти слова тронули моё сердце. Я подумал: пропавшие кошки, пропавшие люди, оторванная нога… да причём здесь эта худощавая бабка? Она просто ходит и просит еды. Она умирает от голода, а нам никакого дела до неё нет. До чего мне стало стыдно за свою мнительность. Я взял пакет с ручками и начал выгребать из холодильника всё, что попадалось под руку. Сыр, мясная нарезка, йогурты… Пусть старушка поест. С меня не убудет.
Я собрал пакет еды, но всё равно трусил открывать бабке. Животный страх, не позволял это сделать. Решил, что лишь слегка приоткрою дверь и поставлю пакет у порога. Бабка же не пролезет в щель!
Я ошибался…
Стоило мне открыть, и голова старухи рывком влезла ко мне в прихожую, а за ней следовало изогнутое тело. Я безотчётно кинулся назад. Дверь открылась нараспашку и свет подъездных ламп осветил чудовище.