Рассказы на закуску

Денис Игумнов

Рассказы на закуску

Камор

В этот раз всё было по-другому. Волны безумия, источаемые разумом слепого бога – Камора, накрыли город "Чёрного Козла". Его тень окутала кварталы ополоумевшей от ужаса столицы королевства Божьих Коров. Под чёрной тучей, бурлящей пузырями жёлтого подбрюшья, прёт слепой беспощадный разрушитель, за собой он тянет шлейф непроглядной тьмы, полностью закрывающей горизонт. С ним, позади него и впереди, идёт его проклятое войско – восставшие из могил мертвецы, кровожадные вампиры, подземные собаки, летят крылатые твари, не имеющие человеческих названий, бредут невообразимые в своём ужасе демоны, скачут чёрные колдуны, маршируют попавшие под каток сознания бога люди, потерявшие всякий человеческий облик. Впереди всех верных рабов Камора вышагивает, подпрыгивая высоко вверх, предводитель войска мерзостного господина, его генерал, демон – Ободранный.

На многие мили вперёд перед войском Камора лежащее перед каменными стенами города поле опустело. Не поют больше птицы, не стрекочут кузнечики, не летают стрекозы, цветы завяли, трава пожухла. Крестьяне побросали свои дома и хозяйства, поспешив укрыться в наскоро укреплённой столице королевства, убежали, испугавшись прихода слепого безумия и его ненормальных приспешников. Дует ветер неся с собой из недр Проклятых Земель холодный, всюду проникающий смрад. Орда нечисти приближается к городу, скоро рабы подземного мира смогут начать штурм.

Камор, подтягивая обрюзгшее серое тело, кожа которого покрыта бородавками чудных наростов, пропахивает в сырой земле, напитанной ядовитой дождевой влагой, борозды шириной в несколько десятков метров. Он и идёт, и ползёт. Вот он останавливается, и поднимая мясистое лицо, выпирающее прямо из черепа, с сомкнутыми багровыми рубцами веками глаз протяжно ревёт – "УУЖУУ УБУУУ УУУУУ". – Всё вокруг содрогается в вибрациях, как от колоссальной бурильной машины, будто врубающейся ржавым толстым сверлом в коренной зуб матери земли. – "БУУУУУ УКХУУУУ УУУУУУ".

Бог-демон чувствует молчаливое сопротивление своей воле, источник коего прячется в самом сердце непокорного города, оно беспокоит его. Он ощущает, как стены окружает и защищает фантом древнего рогатого змея, близкий к христианскому представлению о родоначальнике зла. Змей покровительствует противнику бога-демона, напитывая дух врага слепого зла флюидами упрямого сопротивления. Он не пугает Камора, змей приводит его в иступлённое бешенство. Бог совершает стремительный рывок вперёд, неожиданно быстрый для горы плоти такого размера – делает шаг, другой и под собственной тяжестью проваливается под землю. Люди по подсказки их короля, точно рассчитав путь демона, выкопали здесь яму-ловушку. Более лёгкие приспешники тьмы прошли беспрепятственно, а их огромный предводитель проломил верхний слой маскировки из дёрна, травы и фруктовых деревьев, подломил внутренние опоры столбов и стремительно ушёл на дно ямы. Там его ждали остро отточенные осиновые колья, выточенные из цельных стволов деревьев. Камор напарывается на них как гигантский кусок протухшего шашлыка. Будто проткнув нарыв, колья вонзаются глубже, принимая на себя потоки бордовой, густой, словно кисель, крови с прыгающими в ней кислотно жёлтыми головастиками.

Камор открывает пасть и во все стороны разлетаются звуки уродливо похожие на раскатистый смех буйнопомешанного, но, на самом деле, выражающими гнев – "АКХА ХА ХА ХАХАХАХА АААА!" – Бог-демон в ярости; его собственные слуги, оказавшиеся поблизости от ямы, гибнут от невозможности выдержать толчки потока чёрной злобы их повелителя. В их уродливых головах разрываются все кровеносные сосуды, а у некоторых лопаются черепа и на землю из них капает гниль и падают красные черви. Вокруг ямы образовывается ведьмин круг, внутри которого все мертвы кроме самого Камора.

На секунды бог теряет концентрацию и центр хаоса его мыслей перемещается внутрь него самого. Он подламывает собой колья, слезая, стаскивая самого себя с них. Его плоть, сама собой хватаясь за плохо обструганное дерево, вытаскивает колья из себя. Камор подтягивает себя из ловушки, опираясь на её края узлами кулаков. Над провалом в земле появляется его уродливая голова.

В то же самое время, когда Камор ревёт и беснуется, глубоко в глиняных норах канализации, тянущихся от города к реке, просыпается от тяжкого сна идущий в никуда и не по своей воле бывший трактирщик, ставшей невольным палачом всей своей семьи – Ла Фильер. Его окружает серый сумрак, света почти нет, только сквозь трещины водоотводных люков струятся его скудные блеклые ручейки. Вокруг пыхтят тени таинственных спутников трактирщика, может быть, такие же рабы, а может – просто здешние коренные жители. Вонь застарелых фекалий смешивается с гнилостным смрадом ворочающихся повсюду пятен живого мрака. Ла Фильер чувствует себя слабым, коленки дрожат, голова раскалывается от боли. Его мозг, как будто истерзанный ментальными когтями чёрного духа, саднит, горит открытой воспалившейся раной. Он напуган до смерти и, если бы в его желудке что-то лежало, обязательно произошло бы спонтанное опорожнение. Но как бы он не себя не чувствовал, здесь, под изнанкой мира, он оставаться не собирался.

Ла Фильер летел на крыльях паники, не разбирая пути он бежал, падал и снова бежал вперёд. Сколько прошло времени с начала утомительного бегства вслепую от себя, тьмы и страха определить было невозможно, время там внизу, в артериях вонючего подземелья, движется по-другому. Трактирщику же казалось, что прошли часы. Неожиданно его метаниям в темноте пришёл конец. Ла Фильер вбежал в пятачок яркого дневного света, разделённого на ровные квадраты теней, падающих от канализационной решётки. Туннели канализации не отличались особой высотой и Ла Фильер свободно достал до решётки рукой. Вцепившись ослабевшими пальцами в её прутья, он с усилиями достойными более тяжёлых предметов в несколько приёмов сдвинул её в сторону.

Выбраться наружу оказалось труднее, чем трактирщик думал. Истратив последние силы в лихорадочном забеге по километрам нечистот, он обыкновенным манером уже не мог подтянуться и покинуть яму. На шестой безуспешной попытке он понял, что так ему ни за что не справиться и не выбраться из ямы. Он слышал отголоски странной музыки и иногда шаги людей, но все его призывы о помощи оставались без ответа. Пришлось искать другой способ. Ла Фильер наковырял из стен достаточное количество глиняной плитки, при этом он обломал почти все свои ногти, выросшие за время блужданий в свите Камора до неприличных размеров, и всё же сумел соорудить для себя подставку необходимой величины.

Ла Фильер, наконец, выкарабкался, покинул воспалённые кишки большого города. Вынырнув из их темноты, он неожиданно для себя очутился на празднике. Водосточный лаз в канализацию находился в зажатом между домами проулке, его с трёх сторон окружали глухие стены, а единственный просвет с идиотской радостью мигал разноцветными огнями всеобщего карнавала. Горожане что-то праздновали. Так думал Ла Фильер, со стороны наблюдая весёлую суету. Трактирщик выглядел для праздника не очень – грязная оборванная одежда, измождённое, поцарапанное, избитое лицо и к тому же от трактирщика пахло (это ещё слабо сказано, от не несло тухлыми помоями). Но какой у него оставался выбор? Ла Фильер пошёл к людям.

При выходе из аппендикса переулка, ему путь преградила троица ввалившихся туда разгорячённых бормотухой горожан. Двое парней-подмастерьев тащили брыкающуюся молодой кобылкой девушку с длинными прямыми волосами, блестящими чёрным драгоценным блеском. На Ла Фильера они не обращали никакого внимания. Тот из подмастерьев, который казался повыше, с глумливой рожей ярмарочного клоуна, вывернул руки девушки назад и перекинул её через колено. Второй хулиган, с кирпичным лицом кузнеца или пьяницы, зажёг длинную каминную спичку и поднёс её к прекрасным волосам девушки. Волосы вспыхнули единым жёлто-красным лепестком яркого пламени. Бывшая брюнетка, в мгновение ока ставшая лысой, забилась в истерике и, выворачивая себе суставы, пыталась освободиться. Подтёки расплавленной массы облепили её покрывшейся в одночасье краснотой ожогов приплюснутый с боков и вздутый на макушке череп. Женщина, ставшая похожей на новорождённого циркового уродца, лишилась всей красоты. Огонь сделал её страшной ведьмой.