Бездна твоих страхов

– Ну ладно, мне, наверное, пора. Приятно было познакомиться.

Я медленно попятился от троицы фриков, словно проверяя, дадут ли они мне уйти. Те остались неподвижны, будто какие-то гротескные могильные изваяния. Облегченно выдохнув, я развернулся в сторону выхода из колумбария, но застыл. Волосы на затылке встали дыбом, кишечник бунтовал против всего остального тела, а снежный ком в груди растаял, заливая внутренности холодной, склизкой водой. Безликий ангел стоял прямо передо мной. Как я его только не заметил по пути сюда? Сделай я еще шаг – и пнул бы валуноподобный постамент, надписи на котором стерлись и теперь напоминали следы от когтей животного. Зеленоватое могильное свечение окутывало выщербленную фигуру. Вблизи обломки за спиной больше не походили на крылья, скорее на какой-то причудливый спинной гребень, руки казались не по-человечески длинными, а губы – последняя деталь, оставшаяся от лица – хищно кривились не в презрении, но в готовности обнажить зубы. Так скалятся приматы, выставляя вперед мягкую плоть, чтобы обнажить острые резцы и клыки. Казалось, что стоит мне отвернуться, как тварь запрыгнет на спину, вцепится когтями в ребра и начнет питаться, как это делают гиены – не убивая жертву.

В суеверном ужасе я отшатнулся назад, уперся во что-то и тонко, по-бабьи вскрикнул.

Обернувшись, я увидел перед собой Монт.

– Ты как будто привидение увидел, – усмехнулась она, не меняя выражения лица. Где-то за ее спиной заливисто хохотал шакалом Огр, в тон ему попискивал цыпленком-пуховичком Бокасс.

Смущение подожгло мои уши и щеки: испугаться старого памятника на кладбище – что может быть глупее? Но, девушка, кажется, не придала этому значения – взяв меня за руку, потянула за собой, в нишу.

– Пойдем, выпей с нами…

В голове уже выстроилась, обросла запятыми и интонациями заготовленная фраза о том, что мне пора, я устал, и дома меня ждет жена, но внутренний голос предательски шепнул: «Нет, не ждет!» Другого повода отказываться я не видел.

Оказавшись в нише, я неловко кивнул парням, что прижимались к стенам, не обращая на меня внимания. Только чернокожий гот продолжал тоненько попискивать, словно все не мог отсмеяться. Их кислое дыхание обдавало меня с двух сторон, и мне в голову непрошеным воспоминанием влезла морда собаки, которая у меня была в детстве – хулиганистого лабрадора Макси. Когда он возвращался с прогулки, запах из пасти у него частенько был точно таким же – это означало, что пес наелся тухлятины. Обычно в такие моменты я гнал его от себя, не в силах сдерживать рвотные позывы. Но сейчас все было не так плохо – все же готы не тыкались в меня мокрыми носами, а жуткий смрад из их ртов забивал запах черемши, который доходил до какой-то совершенно запредельной концентрации здесь, в нише.

– А что вы пьете? – полюбопытствовал я, чтобы прервать тягучее молчание и хоть чем-то заглушить насмешливое попискивание Бокасса. В ответ Огр погрузил длиннопалую кисть в перчатке куда-то в ворох лохмотьев и извлек оттуда грязноватую бутылку без лейбла. Даже слабого света далеких фонарей хватило, чтобы заметить болотно-зеленый цвет жидкости, в которой плескались какие-то растения. Тонкие пальцы ловко извлекли пробку, и запах забродившей черемши ударил в нос.

– Что это? – стараясь скрыть недоверие к странному напитку, поинтересовался я у Монт.

– Настойка на травах. Немного того, немного сего, живучка ползучая, папоротник, крапива, в основном, черемша, – неожиданно ответил Огр. Голосом это можно было назвать с трудом – казалось, он сипел, шипел и хрюкал, очень стараясь воссоздать явно ему не родную речь. Я еле избавился от соблазна посветить ему в лицо фонариком.

– И как это называется? – тянул я время, в надежде как-нибудь «соскочить» с дегустации этой дряни. Неожиданно резко зашипел Бокасс, перебиваясь на писк и рычание.

– Извини, он не разговаривает, – Монт строго посмотрела на своего темнокожего товарища, – Болезнь связок. У этого нет названия. По крайней мере, на известных мне языках. Но не опасайся, эта вышла не очень крепкая.

– А вы ее готовите сами? – притворно изумился я. Если бы какой-нибудь завод в Баварии выпустил нечто подобное, ТЮФ бы уже подписывал приказ об их закрытии.

– Да. Все травы мы собрали здесь и в Нимфенбургском ботаническом, – почти с гордостью ответила девушка.

– Ешь тот лук, что ест медведь, никогда не будешь тлеть, – невпопад проквакал Огр.

– Мне бы лучше похудеть, – в шутку я продолжил двустишие, но тут же заметил, с каким недовольством на меня воззрилась Монт.

– Похудеть – легко. Насытиться – вот, что непросто.

– Ты же это несерьезно? Весь мир мечтает похудеть! Избыточный вес давно стал атрибутом уродства. Посмотри на всех этих моделей, звезд, законодателей моды – рельефные, гладкие тела, идеальные и прекрасные… И я – с растяжками, как у беременной бабы и целлюлитными ногами. В этом мире для таких, как я нет места, – закончил я дрогнувшим голосом. Откуда у меня эта гадкая привычка исповедоваться перед незнакомцами? Может, дело в том, что дома меня выслушать некому?

Бокасс как-то странно яростно откашлялся – словно выругался на другом языке. Монт неодобрительно глянула на чернокожего гота, после чего прокомментировала:

– Как видишь, Бокасс с тобой несогласен. И я. Нам тоже нет места под солнцем, но ты… по меркам наших предков ты – почти альфа-самец. Ты умеешь добывать еду, в тебе достаточно сил, чтобы прокормить себя и свою самку. Как по мне – вот это сексуально, – она выпрямилась во весь свой огромный рост и по-кошачьи потянулась, проведя темным тонким язычком по неподвижным густо напомаженным губам. Я отчетливо почувствовал, как кровь прилила к гениталиям, а в голове пронеслась череда картинок не самого целомудренного содержания, – Так что, выпьем?

Каждый из них по очереди приложился к бутылке, закидывая голову. С довольным фырканьем они, передавали напиток друг другу. Наконец, очередь дошла и до меня. Холодное, как лед стекло легло в ладонь, и сильный запах спирта пополам с черемшой ударил мне в ноздри так, что глаза заслезились. Я хотел было вытереть горлышко рукавом, но смутился – не хотел, чтобы новые знакомые подумали, будто я брезгую. С мыслью «А, будь, что будет!» я сделал глоток.

Геенна огненная, горящий напалм, азотная кислота и раскаленные угли, сдобренные вкусом свежескошенной травы прокатились по моему горлу и взорвались самодельной бомбой исламского террориста в желудке, больно втыкаясь в стенки поражающими элементами. Я закашлялся и хотел передать бутылку дальше, но готесса шагнула ко мне, мягко положила мне руки на плечи, прижалась бедрами к паху и сказала:

– До дна. За меня.

Поддавшись собственной похоти и какому-то неведомому отчаянию, всплывшему из глубин моей души, словно раздувшийся утопленник, я принял горечь и пламя напитка. Мелкие кусочки травы и веточки прокатывались по языку, внутренности горели, точно я заливал в себя средство для чистки труб. Но в мыслях был лишь тот факт, что сейчас, прижимаясь ко мне, Монт чувствовала мою эрекцию и, кажется, вовсе не была смущена. Даже наоборот – нежно терлась бедром о мой пах, улыбалась, но глаза под этими чертовыми линзами были непроницаемы. Как речные голыши, они ничего не выражали, неподвижно застыв в плену густо накрашенных век.

Когда бутылка опустела, я уже был пьян в стельку.

Мир кружился, будто размытая черная карусель. Я пошатнулся, потерял равновесие и чуть было не плюхнулся на плитку колумбария, но меня вовремя поймал Бокасс и помог опереться о колонну.

– Закусить надо, давай-давай, – прошипел Огр, протягивая неизвестно откуда взявшийся красный контейнер, в котором блестело темное влажное мясо.

– Что это? – вопрос был исключительно риторическим. Съесть я готов был сейчас что угодно, лишь бы перебить чудовищную горечь, вязавшую рот.

– Карпаччо из оленины. Я сама приготовила, – я уловил жаркое дыхание Монт над самым ухом, вуаль щекотала шею. По телу прошла горячая волна от ее близости. Когда я прикоснулся к мясу, оно оказалось слегка теплым, и мне вдруг стало невероятно интересно, такая же ли Монт мягкая и влажная там, внизу, как эти тонко нарезанные кусочки «мертвечины». Смотри, Анна, я поедаю трупы животных, приди сюда и останови меня!