Страница 25 из 48
Ей, черт подери, куда больше подошла бы фамилия Рейт.
Сукин сын… И здесь Белая Коллегия.
Суккуб на съемочной площадке. Черт, да не один – с учетом ее озабоченной здоровым образом жизни сестренки уже два суккуба. Или две… кто? Суккубихи? Суккубицы? Чертовы латинские корни в сочетании с нашими суффиксами… Впрочем, может, и одна: ведь не испытывал же я и десятой доли того влечения, когда общался с Инари.
Тут до меня дошло еще одно – словно обухом по голове огрело. Как бы глупо и досадно это ни выглядело, я опять вляпался в историю, которая может стоить мне жизни. Я имел дело не просто с подпольным порносиндикатом, а еще и с суккубами Белой Коллегии. Или суккубихами – да ну ее, грамматику эту!
Выходит, в дополнение к кровожадной партнерше по военному танцу из Черной Коллегии я получил еще и злобных, похотливых кинозвезд, смертельные проклятия и чертовски хлопотную следовательскую работу.
Да, и еще пиццу с фасолью и соей, что едва ли не хуже всего вышеперечисленного.
Ну и наборчик!
Я сделал зарубку на память: в следующую же встречу с Томасом хорошенько врезать ему по носу.
Глава 13
Со второй или третьей попытки я справился-таки с телефоном Геносы и дозвонился до Мёрфи:
– Мёрф? Это я. Ну что, нашла чего-нибудь в Интернете?
– Угу. И еще кое с кем переговорила. В общем, нарыла кой-какого добра.
– Отлично. Какого?
– Ничего, что можно было бы предъявить в суде, но тебе это может помочь разобраться в происходящем.
– Ух ты, Мёрф. Ты прямо как настоящий детектив.
– Обижаешь, Дрезден. В общем, вот тебе про Геносу. У него двойное гражданство: Штаты и Греция. Он младший сын богатенькой семьи, которая переживает не лучшие времена. Поговаривают, он из Греции слинял, чтобы отделаться от родительских долгов.
– Угу, – задумчиво кивнул я. Оглядев стол, я обнаружил здоровенный, старый на вид фотоальбом в кожаном переплете. – Да-да, слушаю.
– Он сделал состояние, снимая и продюсируя порнофильмы. И вкладывает деньги он продуманно, так что на сегодня стоит чуть больше четырех миллионов.
– Секс – ходовой товар, – согласился я и, нахмурившись, полистал альбом. В нем хранились аккуратно подшитые газетные вырезки, распечатки и фотографии Геносы, сделанные во время разных общенациональных телешоу. Или, например, фото Артуро, стоящего бок о бок с Хью Хефнером, основателем «Плейбоя», в окружении хорошеньких молодых женщин. – На этом делаются большие деньги. Это все?
– Нет, – сказала Мёрфи. – Он выплачивает трем своим бывшим женам алименты из какого-то подобия специального фонда. Почти все, что у него осталось, он вложил в новую, собственную студию.
Я хмыкнул:
– Если так, Геноса в изрядном цейтноте.
– Это как?
– У него осталось тридцать шесть часов на то, чтобы доснять фильм, – объяснил я. – Один проект он завершил, но, если не снимет еще пару прибыльных фильмов, студию он потеряет.
– Ты считаешь, кто-то хочет выдавить его из бизнеса?
– С предположениями – к Оккаму, – буркнул я, перевернул страницу и пробежал глазами очередную статью. – Черт!
– Чего?
– Он революционер.
– Он… Что?
Я без особой охоты перечитал ей строку:
– «На сегодняшний день Артуро Геноса считается революционером в своей области».
Я почти воочию увидел, как скептически изогнулась бровь Мёрфи.
– Революционный царь перетраха?
– Похоже на то.
Она фыркнула:
– Интересно, что такого надо сделать, чтобы стать порнореволюционером?
– Трудиться, трудиться и еще раз трудиться, – посоветовал я.
– Ну и хитрозадый же ты!
Я продолжал перелистывать страницы:
– Интервью с ним напечатаны без малого в трех десятках журналов.
– Угу, – буркнула Мёрфи. – Скорее всего, с названиями вроде… вроде «Титьки торчком» или «Восемнадцатилетние школьницы-лолиты».
Я полистал еще:
– А вдобавок «Тайм» и «Ю-Эс тудей». А еще он засветился у Ларри Кинга и Опры Уинфри.
– Ты шутишь, – не поверила она. – У Опры? С чего это?
– Ты сидишь? Держись крепче: читаю. «Похоже, он держится безумной точки зрения, согласно которой каждый в состоянии получить удовольствие в постели, не пытаясь соответствовать недосягаемым стандартам. Он считает, что секс – вещь естественная».
– Секс – вещь естественная, – сказала Мёрфи. – Секс – дело хорошее. Не все им занимаются, но всем стоило бы.
– Я же хитрозадый. Коп у нас ты. Относись с уважением к моей ограниченности. – Я продолжал читать: – «Помимо этого, Геноса набирает в свои фильмы людей самых разных возрастов, а не только двадцатилетних танцовщиц. Если верить отзывам о его появлении у Ларри Кинга, он избегает гинекологических крупных планов и подбирает людей не по внешности, а по чувственности их игры. И еще он не любит хирургически усовершенствованных…» гм…
Я почувствовал, что краснею. Мёрфи, наверное, мой лучший друг – и все же она девушка, а джентльмен не может позволить себе отдельных слов при даме. Прижимая трубку ухом к плечу, я сделал руками неопределенное движение на уровне груди:
– Ну, сама понимаешь.
– Титек? – безмятежно спросила Мёрфи. – Сисек? Буферов?
– Типа того.
– Вымени? – продолжала Мёрфи, словно не расслышав моего ответа. – Шаров? Дынь? Персиков? О! Персей?
– Адские погремушки, Мёрф!
Она рассмеялась:
– Ты так мил, когда стесняешься. А я-то думала, силикон относится к обязательной профессиональной экипировке. Ну, вроде как каски и башмаки со стальными подбойками у строителей.
– Только не в случае Геносы, – сказал я. – Здесь цитируются его слова о том, что природная красота и подлинная страсть куда благоприятнее для секса, чем весь силикон Калифорнии.
– Вот не знаю, чего я больше должна испытывать по этому поводу, восторга или тошноты?
– Шесть частей одного и полдюжины другого, – сказал я. – Подводя черту, можно сказать, что он не обычный порноделец.
– Не уверена, что это исчерпывающая информация, Гарри.
– Если бы ты сказала это мне до того, как я познакомился с ним лично, я бы, возможно, и согласился с тобой. Но теперь – не уверен. Я не уловил никакой порочной вибрации, исходящей от него. Он производит впечатление порядочного парня. Обостренное чувство ответственности. Вызов статус-кво – даже в ущерб доходу.
– Я более чем уверена, что Нобелевской премии за порнографию не присуждают.
– Я к тому клоню, что он привносит в нее некоторую долю искренности. И люди реагируют на это положительно.
– За исключением тех, кто пытается его убить, – заметила Мёрфи. – Гарри, это, возможно, цинично, но люди, выбравшие жизнь вроде этой, рано или поздно притягивают проблемы на свою голову.
– Ты права. Это цинично.
– Всем не поможешь. Ты рехнешься, если будешь пытаться сделать это.
– Послушай, парень попал в беду, а он – такой же человек, как мы. Мне не обязательно одобрять его образ жизни, чтобы хотеть избавить его от возможных неприятностей.
– Угу, – вздохнула Мёрфи. – Пожалуй, это я понимаю.
– Как ты думаешь, могу я убедить тебя…
По моей спине вдруг пробежали ледяные липкие мурашки. Я повернулся к двери как раз вовремя, чтобы увидеть, как погасли огни в коридоре. Сердце заныло от недоброго предчувствия – и сразу же в темном проеме возник похожий на тень силуэт.
Я схватил первое, что подвернулось под руку, – тяжелую стеклянную пепельницу и изо всех сил швырнул в силуэт. Пепельница отрикошетила от косяка и угодила точнехонько в стоявшего, кто бы это ни был. До меня донесся чуть слышный хлопок, похожий скорее на выдох, и что-то, просвистев у меня над ухом, с легким стуком ударилось о стену за моей спиной.
Я заорал во все горло и бросился вперед, но зацепился ногой за телефонный провод. Я не полетел кубарем, но все же оступился, и это дало призрачной фигуре время исчезнуть. Когда я восстановил равновесие и выглянул за дверь, никого не было ни видно, ни слышно.
Свет в коридоре все еще не горел, что делало погоню не только бессмысленной, но и опасной. Я вдруг сообразил, что представляю собой идеальную мишень – темный силуэт на фоне светлого дверного проема, и поспешно нырнул обратно в кабинет, закрыв и заперев за собой дверь.