Страница 3 из 13
Леся опять заглянула в гостиную. Папа сидел лицом к ней в самом дальнем месте за столом.
“Увидел. Ругать будет. Нет. Он зовет. Точно зовет? И как я пойду в этот шум. Это папа, а мама? Мама будет ругать? Папа-то зовет. Иди. Он улыбается. Я не могу. Как не могу? Там много людей. Ты не к людям, а к папе. Они заняты разговором и мама на кухне, пока не заметила. Быстро.”
Леся, озираясь на взрослых, аккуратно подошла к папе.
“Все разговаривают и не замечают”
Папа весь ее маневр перечеркнул, быстро взяв и усадив на свои колени. Не успев попятится назад, она уже сидела за столом. И увидела всех очень близко, стол был такой светлый, большой и там была куча разных блюд, мисочек, бокалов. Что она не смогла все это рассмотреть. Интерес перевесил боязнь, шум, а потом вошла мама.
– Леся, иди с мальчиками играй.
– Со взрослыми интереснее, – подхватил муж той женщины, которая была самая активная. Он сидел слева от папы и улыбался девочке.
– Ну конечно интересно, – хотела было мама начать длинный монолог. Но ее кто-то перебил, и все опять закружилось.
– Как Леся выросла все-таки, большая уже. Время. Время.
“Время. Почему они улыбаются мне? Мама села, значит не будет выгонять меня. Тут и поесть можно. Но запах. Фу. Я так долго не просижу. Или просижу. Папа держит, вроде удобно. Я же не могу уйти”
Папа наложил ей салата “заячья радость” под взор своей жены, которая сидела, напротив. Но за разговорами и шутками она смягчилась.
Под конец ужина женщины как-то невзначай переместились на кухню. Их мужья остались с папой в гостиной.
– Иди поиграй, а то устала сидеть, – так же неожиданно папа поставил Лесю на пол.
Пришлось идти в свою комнату и слышать оттуда громкий смех папы. Мальчишки уже носились по всей квартире, то хлопая дверью на кухне, то забегая в гостиную. Леся нехотя вошла в свою комнату, закрыв за собой дверь.
Через какое-то время забежал один мальчик. Никого не обнаружив в комнате, он допрыгнул до выключателя и с хлопком свет погас.
Леся стояла за занавеской и смотрела на снег. Испугавшись темноты, она хотела выйти и побежать. Но снег остановил её, он становился ярче, стало видно намного лучше. Он подсвечивался соседним окном гостиной, трепетал, кружил и разрушал темноту блестками. Подоконник, за который она держалась был холодный, а ноги грелись о трубу батареи.
И этот снег заставлял ее представлять, что она летит и улетает все дальше и дальше.
“Уже и не так темно. Посмотри нет ли никого в комнате. А снег? Я не могу отвести глаза. Он все падает и падает”, – она повернулась, все же охваченная незнанием и заглянула в щелку между занавесками, – “Никого. Даже все видно. Из коридора свет. И не страшно. Теперь спокойно можешь смотреть на снег. Снег. Летит, летит, летит”
– Леся? Тут ее тоже нет. Леся, все уходят, иди прощайся.
“Снег. Я не могу оторвать глаз. Они говорили про меня. Снег падает. Меня тут не видно. А снег меня видит? Что я смотрю на него? Откуда он летит? Все закончилось. Тишина. Снег. Летит, летит, летит”
И так в один из поздних вечеров рабочей недели Юрий вернулся домой. На этот раз девочка не услышала маминых ворчаний, мама была целый день тихая. В ожидании. Может так длилось куда больше времени, чем всего один день.
– С ней что-то не так, – сказала Аня своему мужу, они уже были на кухне. Она по привычке поставила чайник, треснула плита, загорелся газ, начал шуршать, и она села на свою табуретку.
– С Лесей? С чего ты взяла?
– Ей уже 4 года, она даже не пытается говорить. Вон у Лариски ребенку три, он во всю говорит, непонятно местами, но звуки произносит.
– Все в разном возрасте начинают.
– Хватит притворятся уже, и я больше не могу, понимаешь? Не все хорошо, и она не разговаривает. И я не знаю что делать. Ты на работе постоянно.
– Я деньги зарабатываю для нас.
– Дело в нашей дочке, а не в деньгах. С ней разговариваешь, она молчит, странно себя ведет, не как другие дети, но ты этого не видишь всего. Я-то вижу. Откуда ты вообще знаешь, что все хорошо с ней?
– Хорошо, давай к врачу сходим.
– К какому врачу?
– Я не знаю.
– Я тоже не знаю. А, что если с ней правда что-то не так? Что тогда?
– Мы будем знать, что именно. Я возьму на следующей неделе выходной, вместе сходим.
– На следующей недели? Я завтра пойду.
– Ну, хорошо.
– Хорошо? Все у тебя хорошо. Наша дочь, – она поджала губы, отвернулась и ушла в ванну.
Девочка лежала, укутанная в одеяло, старалась не слушать и не смотреть на щелку света под дверью, но глаза как всегда не закрывались. Она слышала, как мама в ванне плачет, а на кухне папа налил себе чай.
“Говорить, я должна говорить. Мама плачет. Не хочу, чтобы она плакала. Говорить. Просто сказать, что я могу сказать. Я понимаю, что она мне говорит. Просто не могу. Я могу. Скажу, завтра скажу. Или нет. Что я скажу? Что говорить и зачем? Она плачет. А папа что? Ему тоже плохо? Он и так меня понимает. Я скажу”
Мама вышла из ванны, папа ушел за ней в спальню и еще там они долго говорили, девочка слушала про то как она себя странно ведет, что дело уже не в возрасте. И она до сих пор ни с кем не играет.
“Я могу сжать ее руку, могу, но не хочу, ей неприятно меня держать за руку” – отвечала она себе на мамины слова, а она все повторяла одно и тоже: “Я беру ее за руку, а она не держится, она уже не маленькая, я думала все дети так. Слабые руки у них, я откуда знала? Ларискин Ванька, я просто не хотела верить, но он как-то взял за руку меня по-настоящему. А она не держит меня. Не сжимает, почему она не как все?”.
Она высказывала все своему мужу, что накопилось в ней за эти годы, опасения, стыд.
Девочка прокручивала в голове все слова, которые доходили до неё из соседней комнаты.
– Какой садик? Она сама ничего не может сделать. Как она общаться будет? Её обижать будут. А школа? Что делать то с ней? Это уже скоро. Ее в школу не примут.
– Ты раньше времени не думай. Она еще не заговорила, но она не инвалид же. Она все умеет, я уверен, она все понимает и слышит. Развитие просто не как у всех.
– Я слежу за ней, она играет в одно и тоже.
“Следит. Инвалид. Нет. Не инвалид. Мама следит за мной. Я не как все”
– Сначала врачи, потом уже выводы будем делать. Хорошо?
“Не хочу к врачу. Там пахнет”
На улице начинали петь птицы.
Девочка повторяла по кругу слова, застрявшие в голове слова, снова и снова. Смотрела сквозь игрушки, которые все отчетливее можно было разглядеть.
“Я скажу. И меня не поведут ко врачу. Руку сожму. Сожму, скажу и мама не будет расстраиваться. Я не инвалид. Я смогу. Игрушки. Уже видно игрушки”
Только девочка заснула, мама пришла ее будить. Солнце пятнами отсвечивало штору, блики качались и смешивались, плясали на красном ковре. Девочка потерла глаза, перевернувшись на другой бок стала разглядывать узоры на полу. Свет был яркий, глаза никак не хотели открываться. Мама пришла еще раз.
– Леся, ну, давай вставай, завтрак на столе. Нам надо собираться.
“Не хочу”
– Вставай, ну же, ты уже и так достаточно полежала.
Мама села на край кровати, потянув руку, погладила дочку по голове.
Девочка встрепенулась, отведя глаза от бликов.
– Ты же знаешь, что я твоя мама? Да? Почему ты не говоришь? Скажи: мама, ма-ма.
“Я не могу”
Мама отвернулась и вышла из комнаты.
– Леся, вставай. Мы идем к врачу.
“Я не хочу”
Автобус затрясся, мысли из кровати неожиданно переместились в другое место. Леся сидела у окна и смотрела на деревья, дома, машины; только сейчас поняв, что она сидит у окна и смотрит на них.
“Я не хочу”
Машины исчезли за пеленой ночи, разговоров родителей и тенями мыслей. Девочка, не отрываясь от мыслей, смотрела в одну точку, незаметно для себя перемещаясь в пространстве улиц.
“Там было еще так холодно. Когда я совсем маленькая была. Меня положили на весы, а они такие холодные. Как лед. Ледяные. Потолок ледяной, тьма колючая за шершавой стеной, тьма колючая за шершавой стеной. Потолок ледяной, тьма колючая. Меня же взвешивать не будут? Почему в поликлинике все так голо? Ледяное”