Небоскрёб

Глава 10. Старые фотографии и новые люди

Ох, и хорошо же мы с утра пошевелились! Что ни говори, а когда доброго утра он и она желают друг другу именно так, оно и правда становится добрым.

Совершив затем все положенные утренние процедуры — душ, чистку зубов, бритьё морды лица у меня и рисование лица у Маринки — и упаковавшись в приличную одежду, мы отправились выполнять намеченную на сегодня программу. Череду приятных удивлений на этот раз продолжил завтрак в небоскрёбовской столовой. С одной стороны, обычные столовские дела — очередь, необходимость самим таскать туда-сюда подносы. С другой — всё очень чисто, ложки-вилки-ножи стальные, не алюминиевые, посуда красивая, мебель удобная, салфетки, соль и перец на столах в наличии. Что готовят тут вкусно, мы успели заметить ешё по вчерашнему ужину. А уж в сочетании с бесплатностью… В общем, из городского общепита нас теперь больше интересовали кофейни, а меня ещё и пивная. У кофеен, однако, тут же отыскался конкурент в виде небоскрёбовского буфета, куда мы сразу после обеда и заглянули, благо, по соседству. Чай у них, ясное дело, в пакетиках, но вполне приличный выбор, качество кофе оказалось намного выше среднего для таких мест, да и сладкие закуски к названным напиткам тоже порадовали вкусом и свежестью. Да, и всё это опять же по бесплатке. Хорошо!..

В общем, в музей мы двинулись в самом что ни на есть прекрасном настроении, но обстоятельства тут же начали складываться так, чтобы постараться нам его испортить. Во-первых, открыв дверь с табличкой «Музей Управления Специального Домовладения», мы обнаружили за ней чуть ли не первозданную тьму, хорошо ещё, выключатель светился и его оказалось несложно найти. Во-вторых, никого, кроме нас, в музее не было. Никого — значит, именно никого, то есть не только публики, не было и ни единого работника. Интересно, слово «экскурсовод» тут вообще кому-нибудь известно? Самообслуживание, оно, конечно, вещь хорошая, но не в данном же случае! В-третьих, ожиданий моих музей ничуть не обманул. Большую часть экспонатов составляли те самые чёрно-белые фото, которые я, от нечего делать, и принялся рассматривать — всё же сам факт строительства такого домика у чёрта на рогах определённый интерес вызывал. Чёрт, а это вообще что за…?!

— Паш, ты что? — хм, кажется, своё удивление я выразил в той самой непристойной форме, которая оказалась бы к месту, будь музей и правда безлюден. Но вот при Маринке вышло не совсем удобно. Пусть и ругался я уже при ней, но в той ситуации без мата было никак нельзя… Вместо ответа я ткнул пальцем в фотографию молодого широко улыбавшегося мужчины в офицерском кителе без погон.

— Шилов Владимир Андреевич, — вслух прочитала Маринка. — И что?

— А то, что у мамы моей девичья фамилия была Шилова, — ответил я. — И по отчеству она Владимировна. Да и лицом она на него, — я кивнул в сторону фотографии, — похожа. Только не говорила она никогда, что дед на такой стройке работал.

Мы ещё побродили среди фотографий, разбавленных немногочисленными вещественными экспонатами. Я увлёкся разглядыванием набора инструментов, которыми работал бригадир плотников Николай Иванович Авдеев (предок нашего Григория Петровича?) и не сразу заметил, что Маринки рядом нет. Поискав подругу взглядом, я обнаружил её, с изрядным удивлением рассматривающую очередной фотопортрет.

— Паш, я тоже нашла тут… — что именно Маринка там нашла, она не сказала, и я подошёл посмотреть сам.

С фотографии на меня смотрел довольный жизнью и собой малый лет тридцати, одетый в мятую рубашку с закатанными рукавами и характерную кепочку с отворотами, застёгнутыми спереди на две пуговицы. Лицо, впрочем, тоже весьма убедительно говорило о национальной принадлежности довольного малого, хотя без кепочки он вполне бы сошёл много за кого. Но с кепочкой, тут уже без вопросов — полная гамма ассоциаций от «рус, сдавайс» до «Хитлер капут».

— Альфред Диллингер, электрик, — прочитал я и тут же поинтересовался: — Этот галерист, что хотел Малюева у меня купить?

— Очень похож. Тоже, наверное, предок, — ошарашенно выдала Маринка.

— Своих-то дедушек-бабушек не нашла ещё? — подначил я её.

— Нет, — она даже головушкой замотала. — Мои все московские и архангельские. Хотя теперь я уже ни в чём не уверена.

— Так и мои не отсюда, — возразил я. — Твои-то чем занимались?

— Дедушки — один военный был, другой моряк. Бабушки — врач и учительница, — ответила Маринка. — Но что-то я не слышала, чтобы они в этих местах отмечались.

— Могли и подписку давать о неразглашении, — напомнил я ей советские реалии.

— А почему тогда их фоток здесь нет? — озадачилась Маринка.

— Да кто ж теперь знает? — я и правда не представлял, по какому принципу фотографии тех или иных людей сюда попали.

Следующий час мы уже вполне целенаправленно искали на стендах музея знакомые фамилии. Нам удалось обнаружить фото бригадира отделочников Фёдора Дмитриевича Кушнарёва, а также сварщика Хельмута Вайсса — в лицо директора Управления Специального Домовладения я не знал, но фамилию его, как и то, что он «Х.», помнил по зуховским письмам. Ни фига ж себе товарищ сделал карьеру! Но самый писк — нам попалось фото чертёжника Эдуарда Феликсовича Ковальского! Невыразительный такой человечек, и не скажешь, что художник. Но картина, похоже, и вправду написана с натуры…

Из музея мы выбрались совершеннейшим образом обалдевшими. Да уж, не зря Наталья Матвеевна так рекламировала нам этот очаг культуры, не зря. И как-то по-другому стали смотреться и интерес к картине со стороны того же Диллингера, и активность Авдеева, и та же Наталья Матвеевна с её преданностью своей работе. Вот интересно, знала Кушнарёва, кого она с таким пылом зазывала в этот музей, или как?

— А давай пройдёмся по этажам? — предложила Маринка, когда мы, погасив за собой свет, покинули оказавшийся столь богатым на сюрпризы музейчик.

— Издеваешься?! — возмутился я. — Меня как-то не привлекает перспектива топать на двадцать первый этаж!

— Паш, ну не делай вид, что ты такой тупой! — подколола меня Маринка. — По этажам мы пройдёмся, а поедем на каждый этаж на лифте!