Небоскрёб

— Силены разумны? — продолжил я пользоваться словоохотливостью телеглавца.

— Нет, — ответил он. — Но коммуникация с ними возможна, хотя и с определёнными ограничениями.

Что ж, всё понятно. У нас коммуникация с домашними животными тоже возможна и тоже с определёнными ограничениями.

— А блокхи? — стало мне интересно. — Я слышал, что они квазиразумны…

— Зачатки разума, — лицо на экране брезгливо скривилось. — Начальные и плохо развитые.

— Почему они напали на вашу базу? — задал я главный вопрос.

— Мы не знаем, — озабоченно ответил Триста девяносто седьмой. — Вероятность успеха нападения стремилась к нулю. Могли блокхи понимать это или нет, нам неизвестно. Несколько блокхов мы захватили живыми, но коммуникация с ними невозможна и вряд ли можно рассчитывать на успех в выяснении причин нападения.

М-да. Особым изяществом речь телеглавца не отличалась, но изложено всё чётко и понятно. Ага, понятно, что ни хрена не понятно. Ладно, нам ещё разгружать имущество и затаскивать его на базу…

С этим делом мы управились быстро. Даже Маринка и Милка приняли участие, вместе с Анькой и Валькой образовав однородную по росту команду для переноски самого лёгкого груза — оранжевых контейнеров. Из-за их габаритов и не самых широких лестниц внутри базы, где сложно было бы держать эти капризные контейнеры строго горизонтально, мы оставили их в подвале пятиэтажки, возле входа в бункер, но всё остальное занесли внутрь. Оружие и ещё оставшиеся патроны (как ни странно, оказались и такие) Авдеев утащил обратно в закрома, ящики, куда мы ссыпали стреляные гильзы, оставили в подвале рядом с оранжевыми контейнерами, после чего снова выбрались во двор — воздухом подышать, а заодно и убедиться, что ничего не забыли. Потихоньку темнело, ветерок, пусть и лёгкий, заставлял ёжиться и застёгиваться, в общем, к нашим услугам оказались все вечерние прелести конца лета, когда именно ближе к ночи явственно начинаешь понимать, что осень уже не за горами. Что ж, денёк выдался более чем насыщенным, и немного такой полуэкстремальной свежести перед его завершением никому из нас не помешает.

Из-за односпальных и довольно узких кроватей ночёвка Наташки у нас не предусматривалась, но вот пожелать спокойной ночи и наполучать аналогичных пожеланий она к нам зашла. Сил на эти пожелания у нас, несмотря на нелёгкий день, нашлось немало, но и закончились они тоже скоро — до того неэкономно мы их расходовали. Так что довольно быстро мы втроём пришли к состоянию, в котором расползаться по спальным местам ещё не хочется, а использовать кровати по другому назначению уже не можется. И что в таком состоянии делать, как не поговорить?

— Марин, а что это сегодня ты заметила, как эти уроды в обход ломанулись, а не Наташа? — спросил я. — Нехорошо отбивать хлеб у подруги!

— Мой хлеб тут ни при чём, — ответила Наташка вместо призадумавшейся Маринки. — Ты же опять почувствовала? — к самой Маринке она и обратилась.

— Да, — призналась та. — Я не видела… Просто знала, что они так поступили.

— У тебя сегодня второй раз уже, — напомнила Наташка. Так, а я и не в курсе…

— Марина почувствовала ваше возвращение, когда эти телевизоры пришли, — пояснила Наташка.

Понятное дело, я тут же потребовал подробностей, что незамедлительно их и получил, понятно тоже. Да, было о чём подумать, прежде чем заснуть…

Вообще, что за последнее время многое в нас меняется, причём в лучшую сторону, я уже заметил. На примере Авдеева это вообще прямо-таки в глаза бросалось — нормальным человеком, можно сказать, стал. Его преображение можно, конечно, было считать результатом благотворного влияния коллектива, что я до последнего времени и делал, но сейчас оно смотрелось слегка по-другому. А Маринкино чутьё на воздействие коллектива вообще не спишешь при всём желании, значит, что? Значит, на неё действует не коллектив, а сама обстановка. Наташка, конечно, могла и по жизни быть глазастенькой, но как-то до регулярных заходов сюда это было не особо и заметно. Так, может, и Григорий умнеет на ходу из-за особенностей здешних реальностей? Надо будет к остальным приглядеться, вдруг ещё что-то такое замечу… Уже почти засыпая, подумал, что в лучшую сторону изменился и я сам — вроде бы ладить с людьми умел всегда, но здесь это умение проявилось прямо с какой-то новой силой.

…За завтраком я приглядывался к нашим, стараясь разглядеть или просто припомнить, что нового появилось в них за это время. Тут, понятно, могло играть свою роль и то, что раньше-то я их вообще не знал, но всё же нашлось, на что обратить внимание.

Вот та же Мила Стрим, хотя бы. Начинала с ворчания, стращала всех желанием уехать из Зухова, вовсю фоткала этот чёртов город, хоть и понимала, что такое здесь не приветствуется… В общем, всячески выпячивала собственное эго, так сказать. А теперь? В активистки не лезет, это да, но когда привлекают к работе, отлынивать даже не пытается. Общается куда как живее, чем поначалу, со всеми девчонками уже на ты. Вон даже личная жизнь подруг ей интересна, Маринка с Наташкой со мной поделились. Про её отца и брата, равно как и про Антона, ничего сказать не могу. Насчёт изменений не могу — эти как сразу показали себя более чем неплохо, так и продолжают. Фриц… А что Фриц? Он тоже с самого начала нормальным был, таким и остаётся. Анька, как и Милка, обжилась в компании, но с ней-то вообще хорошо было всё и всегда.

Да уж, не думаю, что такие изменения планировались организаторами «Нового поколения», но как побочка меня лично они более чем устраивали. Не знаю, что и как у меня с этими людьми сложится потом, но на ближайшее время это мои товарищи, и я, честно говоря, такому положению дел рад.