Друг на «Фейсбук»

– Мама, ты меня слышишь? Как ты?

– Прекрасно! Секундочку!

Следовала некая возня. Дети подозревали, что мама надевала свой новый роскошный аппарат… и в трубке раздавалось жизнерадостное:

– Can you hear me better now? Сейчас вам лучше слышно?

Столетний юбилей Удивительной Грэйс отмечали вместе с миллениумом три дня. Собрались всей семьей. Дети, внуки, правнуки. Сестры, к сожалению, ушли. Грэйс была самым младшим ребенком в семье.

В пятницу, после того как вся семья после перелетов из 1 разных штатов собралась наконец-то в одном отеле, у парадного входа остановился «кадиллак» Грэйс. На пассажирском сиденье красовался сорокалетний партнер по бриджу, тренер по гольфу и просто друг Грэйс. «Детки, – сказала Грэйс спустившимся в холл сыну, дочери, невестке, зятю, внукам, – что вы такие скучные? Прыгайте в "кадиллак", поедем веселиться!»

И они веселились. И неустающая Грэйс ни на минуту не покидала компанию.

Подкосила ее смерть дочери Лиззи. Случилось это за день до падения башен-близнецов. Может быть, поэтому всеамериканская трагедия 9/11 прошла мимо нее, не зацепившись за память 101-летней женщины.

Я спросила у сына Удивительной Грэйс:

– А отчего умерла ваша сестра?

– От старости, – усмехнулся он. – Я родился, когда Удивительной Грэйс было тридцать шесть. Поздний ребенок.

После смерти дочери Грэйс перестала ездить на бридж. Когда сын звонил и спрашивал, как прошел день, мама отвечала:

– Так же, как вчера. Утром я открываю жалюзи, а вечером – закрываю. А между… ничего не происходит.

Когда медсестра наконец отключила монитор, сын невольно посмотрел в окно.

«Я открываю жалюзи и закрываю их».

Как правильно делать шопинг

Подруга детства Марина приехала в гости. Из Нью-Йорка – города контрастов и моды – в нашу деревню Херндон, штат Вирджиния, – тихую гавань, скромную обитель.

Первые два дня мы перемывали косточки всем, кого могли еще вспомнить. На третий – отправились на шопинг. В принципе, нам ничего не было нужно, кроме летнего белого пиджака, сумки, бежевых брюк и какого-нибудь шарфика.

Из деревни Херндон доехали до ближайшего молла, где есть все. Белые пиджаки всевозможных фасонов висели в каждом бутике, сумки с самыми эксклюзивными именами на ярлычках горами высились на прилавках и за стеклянными дверцами шкафчиков, гламурные шарфики в глянцевых кольцах изысканно переливались всеми цветами и порхали, как бабочки, под дуновением кондиционеров, брюки всех оттенков бежевого призывно обтягивали бедра манекенов. Мы примерили все, на чем задержался взгляд, покрасовались перед зеркалами, прикладывая сумки к брюкам и пиджакам, подефилировали в шарфиках, придирчиво разглядывая друг друга в различных комбинациях: пиджак + шарфик, брюки + сумка, сумка + брюки, пиджак + сумка + брюки и т. д.

– Нет, Вика, – вынесла приговор Марина, – надо худеть. Не смотрится ничего. Ничего не подходит. Сначала надо сбросить килограмм пять-десять, а потом примерять бежевые брюки и белые пиджаки.

– Может быть, шарфик купим? – жалобно заныла я.

– Нет! Первым делом – худеть.

– Или сумку? – просила я. – Вон ту, желтую.

– Нет, желтый цвет полнит, – отрезала безжалостная Марина. – И я извиняюсь, но у вас возмутительные цены. Где обещанный сейл? Где нью-йоркские распродажи, где скидки на брендовые вещи нового сезона или хотя бы старого? Где, я тебя спрашиваю? Та тряпка, называющая себя белым пиджаком, стоит 300 $, а бежевые «брюки», – Марина изобразила кавычки, загнув второй и третий пальцы, – мне моя гордость не позволяет купить за 150 $. Двадцатка – их красная цена.

– Ну и славно, деньги не потратили, богаче будем. Может, пойдем выпьем? – предложила я. – Тут очень симпатичное место есть. «Мими-кафе».

Мы отправились в кафе напротив молла, по дороге рассуждая о том, какие идиоты проектировщики модных бутиков: понаставили зеркал, которые намеренно полнят, и свет яркий в примерочные провели, чтобы пугать покупательниц – все ж изъяны фигуры видны.

– Я бы, – горячилась Марина, – ввинтила приглушенные споты, направленные исключительно в пол, а не в зеркало. А зеркала бы заказывала специально только дымчатые и которые фигуру вытягивают, а не укорачивают и приплющивают. Как они вообще что-то продают?

В «Мими-кафе» в послеланчевое время было немноголюдно. Кафе было симпатично декорировано под джаз-клуб времен сухого закона: фигурки трубачей и кларнетистов, напоминающие Дюка Эллингтона и Луи Армстронга, на ложных балкончиках – барабанные установки и контрабасы.

– Как мило, – сказала Марина, устраиваясь на высоком стуле перед барной стойкой.

– Вина? – спросила я.

– Да, и никакой закуски.

– Какая может быть закуска после тех бежевых брюк?

Очень симпатичный бармен, похожий на молодого Дэвида Бекхэма, блестя белоснежными зубами, прокричал:

– Велком ту «Мими-кафе»! У нас акция – три бокала вина по цене одного, если закажете два маленьких эпитайзера на выбор из семи.

– Не много будет по три бокала на человека? – спросила у меня Марина. – Но предложение такое выгодное, что грех отказаться.

– Посмотри, какие эпитайзеры они предлагают, гады. И крабовый дип, и шпинатный киш с пармезаном, и роллы с тигровыми креветками. Сволочи!

Мы заказали все.

После первого бокала вина Марина сказала:

– Кстати, тот белый пиджак из BCBG не так уж и плохо сидел.

Я поддакнула подруге:

– И не такой уж и дорогой.

– И брюки бежевые на тебе прекрасно смотрелись, – продолжила Марина, запивая креветки вторым бокалом вина, – хотя бежевые брюки не в теме, я бы взяла розовые.

– И правда, – откликнулась я, жуя третий ролл, – розовый мне идет.

– А тот шарфик от «Шанель» в глазах остался, как говорит твоя мама, – добавила Марина.

Выпив по три бокала на душу населения и проглотив все семь эпитайзеров в «мимишном» кафе, мы двинули через дорогу. Все ранее примеренное сидело идеально, как на манекенах, зеркала отражали подтянутых, очаровательных худышек, цены больше не кусались.

Мы с Мариной – гулять, так гулять – купили по пиджаку из тонкой лайки, не скажу, за сколько, шарфики от «Шанель», желтые одинаковые сумки, розовые брюки и много еще чего.

На следующий день, еле упаковав чемоданы, Марина отбыла домой в Нью-Йорк.

Проводив подругу на вокзале, не заезжая домой, я помчалась в молл и сдала обратно лайковый пиджак, розовые брюки и шарфик от «Шанель», стоивший как пиджак и брюки вместе.

Марина, выйдя из поезда на Манхэттене, взяла такси и поехала в магазин BCBG, где сдала пиджак, сумку и брюки. Потом пешком прошлась в «Шанель» и сдала шарфик.

Желтая сумка осталась у меня, уж больно она была жизнерадостной. Сумка полнит меня до сих пор.

Наира Григори

Родилась в Ереване. Окончила Ереванский медицинский институт. Работала в Институте хирургии им. Микаэляна. В 1994 г. переехала в Москву, где продолжала работать врачом. Публиковать рассказы начала на «Фейсбуке».

Песня сентября

Автобус был переполнен. Люди сидели, стояли и висели в вынужденных позах, стараясь не касаться друг друга. Жара вырисовывала влажные узоры на их одежде, тела щедро отдавали излишнее тепло и запахи пота.

Перегруженный автобус лениво полз по загородной трассе, не защищенный ни тенями деревьев, ни облаками от палящего сентябрьского солнца. Обстановка в салоне была угнетающей. Казалось, достаточно искры, чтобы вспыхнул настоящий пожар. Люди, что стояли, уже усталые от дороги и жары, ревниво озирались на занявших сидячие места. Хотя и те, услужливо взяв на колени тяжелые сумки стоящих и накрепко приклеившись к дерматиновому сиденью жарой и тяжестью, чувствовали себя не слишком уютно…