Молчание

— О каком эксперименте ты говоришь? — спросил Максим Викторович.

— Мэр нашего города вернулся из поездки в Африку зараженным какой-то неизвестной науке болезнью, — начал объяснять Шарецкий. — В Африке ее называют новой чумой.

— И зачем, скажи мне на милость, нашему мэру понадобилось поездка в Африку?

В ответ Шарецкий закашлялся.

— Ох, — застонал он. — Не перебивайте меня! Я боюсь, что не успею рассказать главного.

— Я молчу! — рявкнул Магамединов.

— Мэр приказал нам тайно провести эксперимент, за положительный результат которого обещал заплатить громадную сумму. Хорошо помню, что я отказался. Но вчера вечером я сделал укол больному, специально заразив его африканской чумой, чтоб в дальнейшем на нем провести испытания нескольких синтетических препаратов. И вот, когда я уже сделал укол, я с ужасом стал вспоминать: когда же я решился сделать этот гадкий поступок. Ведь я был принципиально против. И не вспомнил. И до сих пор не могу вспомнить.

— Приказал нам. Нам — это кому? — поинтересовался Максим Викторович.

— Мне и Беленькому, — ответил Александр Михайлович и закрыл глаза.

— Какого больного заразил ты? — отчеканил Магамединов. — А какого — Беленький?

Шарецкий открыл глаза, в них сквозь слезы засветились нечеловеческая боль и страдание.

— Я заразил Алексея Горина из третьей палаты, а Беленький… Я точно не знаю кого, но у меня есть предположение.

— Не напрягайся! Я сам тебе скажу: Кадышева из пятой палаты.

Шарецкий вновь кивнул и застонал.

— Вот, что я еще вспомнил, — заговорил он из последних сил. — Мэр хотел к вам направить убийцу, но, видимо, не успел это сделать — умер, гнида!

— А я-то что ему плохого сделал? — удивился Магамединов.

— Беленький жаловался ему на вас, что вы его много загружаете работай, не даете свободы его действиям.

Магамединов с состраданием посмотрел на Шарецкого, обхватил голову руками.

— Что же вы, мужики, натворили?

В коридор подвала из морга выскочили две «зместрелы». Это были те самые две твари, что когда-то плавали в ванночке с формалином, правда, они подросли и изменились внешне. Теперь они были больше похожи на белок, а не на ужей. Крылья у них отвалились. Но зато остались шесть пар лап, которые могли полностью прятаться в тело, при этом животное легко трансформировалось в змею с головой, похожей на наконечник стрелы.

Двигались «зместрелы» завораживающе, синхронно: то обе влево, то обе вправо, то обе крутились на одном месте, словно что-то выискивали. Затем они и вовсе остановились возле батареи и стали заглядывать под нее. Из их голов вылезли антеннки. «Зместрелы» открыли маленькие ротики, обнажили острые зубки и неприятно запищали.

Где-то за батареей раздался шум крысиной возни. Крысы истерически завизжали, будто кто-то их садистки мучил. Через несколько секунд возня и визг прекратился, и из-под батареи потекла темная кровь.

«Зместрелы» продолжили свое движение, они бросились к лестнице и стали подниматься на первый этаж, прыгая с одной ступеньки на другую.

В вестибюле первого этажа скопилось много людей. Многие сидели на скамейках и стульях, часть расположилась на куртках, расстеленных на полу. Несколько человек ходили возле окон.

Двое мужчин — Игоревич и Артемович — стояли недалеко от лестницы и курили.

— Прожил столько лет и беды не знал, — пожаловался Игоревич. — Ни в какой войне не участвовал. А тут на тебе, на старости лет — такой сюрприз!

— А я тебе так скажу. Это все проделки японцев, — заявил Артемович.

Игоревич с удивлением посмотрел на Артемовича.

— Почему именно японцев? — спросил он.

— Никто другой до такого не додумался бы, а эти могут, — стал объяснять Артемович. — Я когда-то, молодым еще, слышал где-то, что у них громаднейшие лаборатории занимаются управлением погодой. Хотят снег вызовут, хотят — жару нестерпимую.

— Брехня все это, — недоверчиво произнес Игоревич.

В этот момент две «зместрелы» выскочили в вестибюль и бросились под ближайшую скамейку, на которой сидели две пожилые женщины.

— А сугробы откуда, а? А каток этот ледяной вокруг больницы? Японцы, верно тебе говорю. А мы, дураки, гадаем, правда это или нет.

Из-под скамейки, просунув головы между ног людей, выглянули две «зместрелы» и с интересом стали наблюдать за спором курящих мужчин. Из их голов вылезли антеннки и наклонились в сторону Игоревича и Артемовича. «Зместрелы» тихо и неприятно запищали.

Игоревич вдруг выронил сигарету и резко шагнул вперед, одновременно замахиваясь кулаком на Артемовича.

— Знаешь, что я тебе скажу, дрыщ ты бессмертный?! — заорал он.

— Эй, Игоревич, ты чего?! — испугался Артемович.

Игоревич ударил собеседника кулаком в лицо. Артемович отлетел от удара на полтора метра и упал на скамейку, на которой сидели пожилые женщины. Они завизжали и бросились в разные стороны.

— Дураки, что вы творите? — закричала одна из них.

Глаза Артемовича налились бешеной кровью, он достал из кармана складной нож и бросился на Игоревича.

— Зарежу, сука!

Игоревич двумя руками схватился за руку Артемовича, вырвал у него нож и нанес противнику шесть ударов в грудь. Артемович упал на пол, подергался немного и замер. Изо рта его вытекла струйка крови.

Люди в шоке уставились на Артемовича. Казалось, его душа только что отлетела от тела… Но мужчина, получивший серьезные ножевые ранения, внезапно открыл глаза.

— Игоревич, за что ты меня так? — прошептал он. И умер.

Игоревич взглядом, полным агрессии, обвел всех столпившихся вокруг него людей и заревел, брызгая слюной:

— Что смотрите на меня, с-суки?! Готовьтесь, сейчас буду резать каждого, одного за другим.

И он развернулся в сторону ближайших объектов. Ими оказались Полина Шарапова и Оля Синицына — те самые девчата, чей друг погиб, пытаясь перелезть через забор.

Взвизгнув, Оля и Полина отскочили назад.

— Пожалуйста, не надо! — закричала Оля.

Игоревич ее даже не услышал, он уже занес над ней нож… Но тут же из толпы выскочил Сергей Ветров и заорал:

— Стой, козел!

Игоревич успел только повернуть голову. Сергей схватил разъяренного мужчину под руки, сбил с ног и вместе с ним полетел на пол. В отчаянной борьбе парень наступил мужчине коленом на грудь и выкрутил руку. Игоревич вскрикнул и отпустил нож. Сергей нанес кулаком Игоревичу три сильных удара по лицу, забрал нож себе и спрятал в кармане брюк.

Игоревич тяжело дышал, ноздри его раздулись, как у разъяренного быка. Глаза стали почти черными. Его буквально колотило от злости.

— Пусти меня! Пусстииии!!!

Убийца неутомимо рвался из рук Сергея.

— Заткнись! — прохрипел Ветров и нанес кулаком сильный удар Игоревичу между глаз, после чего тот потерял сознание.

В ожоговом отделении в двенадцатой палате стало совсем тихо. Василий и Пузырь молча сидели на своих кроватях, на их лицах не было никаких эмоций. Пузырь смотрел куда-то в одну точку. Федор Иванович лежал на кровати и перелистывал папку «Дело», похожую на ту, что нашли студенты в темном помещении подземных этажей.

— И все-таки он гений! — вскрикнул Федор Иванович, оторвал взгляд от папки и посмотрел на Даньку.

— Правильно я говорю, Пузырь?

— Правильно, Иванович! — согласился Данька, продолжая при этом смотреть куда-то в сторону.

В палату несмело вошел Груша, обвел всех взглядом. Федор Иванович закрыл папку «Дело» и небрежно кинул ее в тумбочку.

Груша шагнул в сторону своей кровати, взглянул на Василия и развел руками.

— Это… Извините, что ли, — сказал он. — У меня крыша поехала, наверное.

— Ничего страшного, зато ты нас посмешил, — ответил за всех Василий.

— Со страху, что только в башку не лезет, — промямлил Виталик и повернулся к Федору Ивановичу. — Дедушка Федор Иваныч, дурак я и зря пургу про вас гнал.

Старик снисходительно улыбнулся.

— Да, ничего страшного, Виталик! С каждым такое может произойти, — пробормотал он и мигнул Пузырю, который все еще смотрел в одну точку. — Правильно я говорю, Пузырь?