Справедливость силы

– Я тоже хозяин страны… Что ж ты арену бросил, мать твою!..– И разложил передо мной все богатство своих слов – минуты на полторы, не меньше.

"Арена" тут припуталась из-за моего заявления об уходе из спорта. Заявление напечатали многие газеты, разнесло радио.

Если бы такая встреча была эпизодом. В той или иной форме я слышал подобное постоянно – всю спортивную жизнь и десятилетия спустя. Да-а, сэр…

Случайные, чужие люди вспарывали тебе грудь злыми, несправедливыми словами (порой преследовали письмами, звонками). И все надо терпеть. Ведь если ты знаменит, тем более знаменит от спорта, ты уже собственность всех. Я почти не встречал участия и бескорыстной доброты – едва ли не каждый вырывал из тебя часть жизни, пусть небольшую, но вырывал… И уже никто никогда не сомневался в своем праве поступать таким образом. И даже десятилетия спустя это продолжается…

"Власов был буквально деморализован неудачей в Токио…" – написал один из "биографов", который все ведает обо мне (недавно опять напечатал мою биографию), совершенно не интересуясь мной и питая застарелую неприязнь ко мне.

Курьезны эти биографии. Их пишут после одной встречи, часто даже после вялой часовой беседы. В них так все лихо расставлено! А этот "биограф" вообще не знался со мной после Олимпиады в Токио. Следовательно, не слышал от меня и о поединке в Токио.

Помню рекорд в Днепропетровске. Я толкнул 210 кг. По тем временам это было чем-то невероятным. За кулисы ко мне пришел Н. и долго восхищался моей "техникой". Он был одним из ведущих тренеров.

В Токио Жаботинский толкает 217,5 кг, и я с удивлением читаю в газете статью Н. Он сетует, что Власов не владеет "техникой" толчка и вообще не умеет тренироваться…

Что это, один из способов заработка на жизнь или непорядочность?.. Впрочем, в те годы я и не такого "добра" навидался…

Штанга на весах времени.

Что характерно – никаких желаний сводить счеты, посрамить соперника. Только собрать шестьсот! Я рассчитывал отдыхом вывести себя на тот единственный результат и тогда атаковать, вломиться в него. Отдых оказался невозможным. В нем было отказано. Причины те же самые: если остаюсь в большом спорте, должен выступать, да еще по календарю. Особенно настойчивым в изживании меня из спорта оказался Гулевич – начальник отдела тяжелой атлетики армейского клуба. А ведь никто не поздравлял меня с победами столь горячо, как он. Спортсменом он никогда не был – похоже, не только спортсменом…

В сборной команде страны этим в не меньшей степени был озабочен Воробьев. И уж как мог ему пособлял Дмитрий Иванов, штангист, ставший спортивным журналистом.

А я нуждался в сбросе нагрузок, одном затяжном щадящем ритме без выступлений.

Что значит выступать? Я не смел бы отделываться посредственными результатами и подтверждать тем самым "закономерность" своего поражения. Значит, стирать себя в бессмысленных выходах "ради зачета" на большой помост. Все выходы бессмысленны, если не открывают новую силу, не подводят к новой силе. Соревнования перемалывали бы силу, взводили бы на травлю результатами, а я и без того нервно измотан.

Глава 264.

В Токио, после выступления, я получил странное письмо на итальянском языке, вернее на какой-то смеси итальянского и французского, да еще с латинскими вставками.

Перевод его озадачил.

Все там было: и спортивная история, и советы, И сочувствие, и даже рекомендации для любовных отношений с женщинами. Среди всего этого выделялась заключительная фраза:

"Если хотите достигнуть успеха в жизни, а ваша борьба трудна и опасна, делайте свое дело в одиночку – никто не продаст, а самое главное – будьте наибезобиднейшей тварью, двуногой тварью с очень примитивными запросами. Зато в решительный момент – момент, определяющий всю вашу жизнь,– вы неожиданно предстанете для всех коброй. Понимаете: вы всегда и всего лишь безобидное существо, а по сути – мудрая кобра. Только в этом случае ваш удар будет сокрушительно разящ, а успех неотразим…"

Много позже хлынули письма упрекающие, разоблачающие, поучающие, ухмыляющиеся…

Но то, из первых, я запомнил: путь к победе – всю жизнь быть мирным, безобидным существом, чтобы вмиг стать коброй…

Взглянуть бы на автора письма. Судя по почерку, не старый человек: буквы узкие, вытянутые, но сильные.

Каких только советов не понаслышался я .за свою спортивную жизнь… До чего ж люди жаждут победы.

Глава 265.

По количеству рекордов 1964 год оказался для меня самым урожайным. Вот они с учетом проходных:

в жиме– 196 и 197,5 кг;

в рывке– 168, 170,5, 172,5 кг;

в толчке – 215,5 кг;

в сумме троеборья – 562,5, 570, 575, 580 кг.

Десять мировых рекордов!

Таким образом, в последний год выступлений я установил наибольшее их число, причем с внушительным наращиванием каждого. Моя сила была не на исходе. Наоборот, набор ее шел круто по восходящей. Физический расцвет был впереди. Поиск силы, наделение силы разумом оправдались. Все замыкалось на невозможности сочетать два очень серьезных, творчески нервных, изнурительных дела – литературу и спорт. Причем к жизни литературной я так и не успел подготовиться. Слишком мал оказался срок. Что верно, то верно: служить двум богам нельзя.

Моя книга "Себя преодолеть" вышла за несколько недель до Олимпийских игр в Токио. Художник-оформитель переживал: на обложке крупный серебряного цвета круг. С беспокойством спросил: "Вы не в обиде, я ведь вроде накликал "серебро", знакомые попрекают: сглазил!.."

После выхода книги меня опять стали поносить за сгущение красок, преувеличения. Но каким же я должен был изображать спорт? Ведь я сердцем принял его суть! А зная, лгать?! Лгать на свой труд и труд товарищей?!

Поражение в Токио оказалось единственным за всю мою спортивную жизнь. На большом помосте я не знал поражений. И никогда не уклонялся от борьбы, прячась за мнимую или действительную болезнь. Все соревнования я доводил до конца.

Великая гонка сильных не признает исключений. Я отказывался принадлежать ей. И я выпал из нее.

Глава 266.

Я долго не был в залах. Любое сравнение с атлетом оскорбляло. Мне казалось, на мне снова застегивают ошейник той жизни: только "железо", только помост, только заботы о силе. Нет! Нет!..

Эти тренировки – каждый вес держи под контролем. И это постоянное напряжение – вслушиваешься в себя:

как ведет себя организм, как принимает работу, где сбой… И забота: перемолоть усталость к следующей тренировке. И это желание отлежаться и никого не видеть…

Непомерность завязанной силы. Завязанной – потому что не приспособлена к жизни. Искусственная сила, совершенно ненужная и лишняя для жизни. Обременительная для здоровой жизни. Здесь все от ложного представления здоровья и счастья…

Лишь в 1974 году воровски, глубоким вечером, задворками я пришел в ЦСКА к своему залу. Как далек я был от себя – атлета! И как дороги были те годы! Вытравить их из себя я не смог. Наоборот, они приобрели новый смысл. Чистой, лишенной фальши, благородной и достойной представлялась та борьба.

10 сентября 1975 года я получил приглашение на чемпионат мира по тяжелой атлетике – он впервые проводился в Москве. Я не решился пойти ни в первый, ни во второй, ни в третий день… Я не выдержал и пошел во Дворец спорта на восьмой день чемпионата.

Лужники! Я сжался, когда вошел. Исподлобья, осторожно приглядывался к залу. Здесь в 1958 году я впервые выступал на международных соревнованиях. Плохо, правда, выступал… Здесь же в 1961 году выступил на матче сборных команд СССР и США. Здесь установил рекорд…

Вообще я поначалу не умел работать в просторных залах. У меня нарушалась координация – без близких, привычных стен не за что было зацепиться взглядом. Для координации имеет значение вот такая пространственная привязка. Только потом это потеряло для меня значение…