Страница 9 из 16
– Помнишь, в 49-м мы новую площадь, которая на Орджоникидзе, постановили назвать в честь Пушкина? И памятник решили установить в следующем году.
– Конечно, сегодня шёл мимо – вспоминал.
– Ну закрутились, понимаешь, тут сначала это НАТО образовалось в 49-м, потом этот штатовский самолёт сбили в 50-м. Все же на нервах постоянно – вдруг новая война. Не мне тебе рассказывать – мы же куём оборону страны. Ну а потом – Корея. 19-ый съезд партии. И тут Сталин умер. Не до памятника нам было.
– Я тебя понимаю.
– Так вот, в 49-м мы поставили бюст Пушкина и в городском бюджете выделили на памятник почти 400 000 рублей.
– Так. Ой-ой – ой, вот это уже совсем нехорошо…
– Правильно понимаешь, сейчас 53-й, а памятника – нет. Мой человек в Москве услышал, что через месяц будет у нас комиссия с ревизией из Центра. Понимаешь, чем дело «пахнет»?
– Да уж понимаю, сколько, говоришь, бюджет? 400 000? Тут строгачом можно и не отделаться…
– Вот я тебя и прошу, организуй нам этот памятник. На тебя одного надежда. Наш снабженец-то совсем зелёный. Ну пошлём мы его с заданием. И что? А тут – каждый час дорог!
– Ну, у меня же дочь! Ты знаешь!
– А я тебе кто – сирота приблудная? Выручай! Тебе телефон, кстати, я уже договорился – проведут! И если всё гладко будет, я тебе по партийной брони сделаю автомобиль – «Победу».
Карлу Ивановичу дали три дня на сборы. «Вот ведь какие дела. Хорошо иметь больших начальников в друзьях, но и какие большие от них проблемы…», – грустно размышлял всемогущий снабженец.
Где искать этот памятник, он понятия не имел. Но у него была записная книжка, в которой можно было найти ответ на любой вопрос.
Назавтра он уже сидел в кабинете главного архитектора:
– Карл Иванович, по телефону ты ничего не решишь – нужно ехать. Я бы начал с Тбилиси – у них хорошая самобытная школа скульпторов, потом поискал бы в Ленинграде, ну и, если ничего нигде не получится – остаётся Москва. Есть там такой – Манизер. Толковый дядька, но он всегда загружен заказами, поставит тебя в план на следующую пятилетку, а у тебя, как я понимаю, вопрос не терпит отлагательств.
Глава вторая
Тбилиси встретил Карла Ивановича коктейлем летних кавказских ароматов. «Хорошо в Тбилиси, где нас нет», – подумал Карл Иванович.
Записная книжка привела его в Тбилисскую академию художеств.
Высокий, статный директор академии – Вахтанг Асташвили встретил его как давнего друга, хотя и видел впервые:
– Дорогой Карл, для Кузбасса – обязательно найдём! Везде тебе скажут: приходите завтра, а у нас – пожалуйста, есть Пушкин! Забирайте хоть сегодня!
«Какая удача, – вот сейчас договор подпишем – и домой. Всё оказалось не так уж и сложно» – Карл Иванович обрадовался неожиданному повороту дел.
– Можно взглянуть?
– Можно обсмотреть всего с головы до копыт – пойдём, дорогой!
Ангар со скульптурами был пристроен к зданию академии. В высоком помещении стояли чьи-то большие головы, отдельные руки, ноги, девушки с вёслами и без, атлеты и пионеры с горнами. Вахтанг провёл его в дальний угол, где в полумраке виднелась массивная скульптура, заставленная другими произведениями монументального искусства.
Когда они подошли поближе, Карл Иванович увидел конную скульптуру с сидящим на ней верхом великим поэтом. Левой рукой он сжимал поводья, а правой касался уха, за которое было по замыслу автора заложено длинное гусиное перо, напоминающее уже по размеру павлинье. Без сомнений, это был Александр Сергеевич – профиль, бакенбарды, курчавая шевелюра:
– Конь?..
– Не просто конь – Орловский рысак*! Ты посмотри, как он гордо идёт! – правая нога коня была приподнята и согнута в колене, собираясь сделать шаг. – Он же как птица в небе летит, только по земле – цок-цок, цок-цок. Бери! Будет в Кемерово как в Ленинграде – Медный Пушкин.
– Вахтанг, мне нужно обсудить это с начальством.
– Слушай, там ещё в комплекте есть кот, который цепью надо приковать к постаменту. Ну ты помнишь: «И днём и ночью кот ученый, всё ходит по цепи кругом …»
– Кот тоже орловский?
– Вах, шутишь, дорогой! Кот ваш —сибирский!
– Кот —это хорошо. У нас любят котов …. Позвоню и всё опишу.
– Конечно, переговори. Бронза! Передай ему, что пусть тоже приезжает – возьмём барашка, поедем в горы, будем читать его стихи и пить молодое вино за великого советского поэта – Пушкина!
Из-за разницы во времени сегодня звонить было уже бесполезно – в исполкоме никого не было. Карл Иванович вышел на связь с Кемерово следующим утром:
– Костя, нашел я Пушкина…
– Ну, я верил в тебя! Подписывай договор и домой к дочке!
– На коне и с котом.
– Кто на коне, с каким котом? – Карл Иванович почувствовал, как на другом конце провода напряглись не только провода.
– Пушкин.
– Карл, ты пьян?
– Нет, есть конная скульптура. Пушкин сам на себя похож, я его узнал – это точно он. Конь породистый, с родословной – орловский рысак. Кот – сибирский …
– Карл, если ты шутишь, то это не смешно. А если нет, то тем более не смешно. Пушкин – не маршал Жуков. Ищи дальше! Удачи! – и собеседник повесил трубку.
Карл Иванович подумал: «Да, у всех нервы… Понятное дело – ревизия на носу…».
Перезвонил Вахтангу и вежливо отказался. Сказал, что в Кемерово в принципе не против коня, но по крайней мере двойки, запряженной в карету, а так – не подходит. Вахтанг предложил ещё раз хорошо подумать и порывался сам позвонить в Кемерово, чтобы объяснить, какой шедевр они упускают, но Карл Иванович убедил его этого не делать.
Глава третья
Следующим пунктом в поисках солнца русской поэзии в бронзе или на крайний случай в чугуне был Ленинград. Знающие люди сказали, что есть только одно место, где можно попробовать его найти – это Творческие мастерские имени И.А. Крылова.
– Здравствуйте, я из Кемерово. Меня интересует памятник Пушкину.
– Очень приятно. У нас очень широкий выбор памятников и многие есть в готовом виде – Гоголь, Маяковский и, конечно, Пушкин.
– Пушкин на коне?
– Ну, зачем же сразу на коне… Пешком. Хотя, если нужно…
– Ой, хорошо-то как. Да я тут только что из Тбилиси – так у них Пушкин на коне, представляете? Думаю, может, какое распоряжение было, чтобы повыше как-то выглядел, посолиднее.
– А! Это работа Ираклия Гурадзе. Известный мастер. Неоклассицист. Постоянно переосмысливает заржавевшие догмы искусства.
– А у вас какой Пушкин?
– Обычный. Задумчивый.
– Отлично! Можно взглянуть?
Хранилище готовых памятников находилось не в Ленинграде, а в Выборге. Договорились встретиться там завтра. Карл Иванович тотчас забронировал билет на вечерний рейс на Москву и дальше в Кемерово и в предвкушении скорого возвращения домой отужинал в ресторане, выпил за «Сергеича», как он теперь по-дружески называл Пушкина, водочки и довольный собой пошёл спать.
На огромном складе, где опять нужно был продираться через лес чьих-то отделённых и прикреплённых рук и ног, перед Карлом Ивановичем предстал памятник поэту, который заставил его усомниться в правильности отказа от грузинского предложения. Пушкин стоял в окружении зайцев, один из которых, видимо, самый наглый, сидел у него на плече, другие окружали его плотной группой слева и справа. Карл Иванович насчитал их 12, потом сбился и бросил эту затею.
– А зайцы чьи? – грустно спросил он, понимая, что домой он не полетит.
– Некрасова. Памятник задумал для советской выставки во Франции наш молодой перспективный скульптор Дмитрий Петров. Символизирует преемственность русской поэзии от Пушкина к Некрасову – связь времён, так сказать. Некрасов, как и всякий литературный новатор, был крепко связан с традициями своих великих предшественников, и больше всего – с традициями Пушкина. К сожалению, этой преемственной связи не замечали читатели-современники. Противопоставляли, в сущности, выдуманного, небывалого Пушкина выдуманному, небывалому Некрасову. А ведь именно из произведений Некрасова крестьяне узнали, как им плохо живётся. А кто предтеча? Пушкин! Он был чувствителен к ним во многих местах: