Страница 8 из 16
Оружейка (сленг) – охранное предприятие с лицензией на хранение и использование огнестрельного оружия.
Подогревать, греть (воровской жаргон) – передавать на зону деньги из воровского общака и продукты для осуждённых, отбывающих наказание.
Пригреть (воровской жаргон) – в рэкете означает закрепить именно за собой право собирать деньги с определённого бизнесмена.
Держать базар (воровской жаргон) – разговаривать.
Лошара (воровской жаргон) – простодушный человек; жертва преступления. «Мама сейчас на отдыхе в Египте, звонит мне каждое утро и говорит: – Ну что, доча, ты на работу? – Да, мам. – А-ха-ха, лошара! Ну а я – на пляж! И кладёт трубку» (анекдот).
Гонцы с добрыми делами (воровской жаргон) – низкие по статусу рэкетиры – представители криминальной группировки, которых посылают к бизнесмену с ознакомительным визитом, чтобы объявить, что он находится в зоне их интересов и… должен платить.
Держать город (воровской жаргон) – собирать долю с оборота с работающих в городе предпринимателей и защищаться от попыток конкурирующих криминальных бригад лишить этой возможности.
Левая отмазка (сленг) – недостоверное или ложное обоснование отказа в чём-либо, например, платить долю с оборота рэкетирам.
Забить стрелу (сленг) – заранее договориться о встрече.
Репа (сленг) – 1. Широкая форма лица. 2. Человек, который представляет бригаду (лицо бригады) на стрелке с другими рэкетирами.
Пчелы (сленг) – все предприниматели, зарабатывающие деньги.
Кто первый встал, того и бабки (сленг) – право рэкетиров собирать дань с определённого бизнесмена подкрепленное исключительно тем основанием, что они первые на него «наехали».
Погоны (сленг) – обобщённое название всех сотрудников силовых ведомств.
Площадь Пушкина: «Наш Пушкин»
Памятник А. С. Пушкину установлен на одноимённой площади 6 ноября 1954 года.
Площадь была названа в честь поэта чуть раньше – в 1949 году.
Скульптор – Матвей Генрихович Манизер.
– Пушкин – наше всё?
– К сожалению, да.
Глава первая
Карл Иванович Блинов – главный снабженец коксохима – проснулся в приподнятом настроении.
За окном его новой трёхкомнатной квартиры в только что сданном доме на Весенней сияло июньское утро 1953 года. Все трудящиеся давно уже несли трудовую вахту, а он – нет. Он был в законном отпуске, который специально подгадал на июнь: любимая дочка Светочка должна была скоро родить, и от забот у Карла Ивановича кружилась голова. Даже с его связями обставить детскую и подготовиться к приёму нового члена советского общества было непросто. Вот, например, детская кроватка. Наши советские, конечно, были в продаже, но ему хотелось для внука солидную, из дуба, чтобы с первых же дней на белом свете он привыкал ко всему хорошему. Коллега из Новосибирска обещал поискать по базам немецкую – первые поставки из «нашей» Германии уже пошли, но что-то не звонил. «Надо бы ему набрать самому», – подумал Карл Иванович.
Он и имя внуку уже придумал – Максим в честь пролетарского писателя Максима Горького. Как гордо будет звучать – Максим Андреевич Блинов! Конечно, не Блинов, а Тихонов, но в голове он упорно называл его своей фамилией, а не отца. Со стопроцентной уверенностью внука ему никто, следует отметить, не обещал, но врач обнадёжил: «Дорогой Карл Иванович, не волнуйтесь, будет вам точно внук, обещаю – пятьдесят на пятьдесят».
– Если внучка – тоже хорошо, но всё-таки лучше внук. Так, куда же Варвара (жена Карла Ивановича) поставила кофе?
В дверь позвонили. «Кто бы это мог быть? Может телеграмма от тёти Аси?»
Оказалось – посыльный с запиской из горисполкома: «Тов. Блинов, просим срочно явиться к председателю горисполкома тов. Горюнову. Дата. Подпись».
Карл Иванович повертел её в руках: «Странно. Вроде ничего срочного, когда я уходил в отпуск, не было. Может быть, телефон! Он же просил поспособствовать в установке телефона в квартире. Нет, вряд ли бы они стали посылать по этому вопросу курьера… Всё-таки это странно …», – размышлял Карл Иванович.
С председателем горисполкома Константином Ивановичем Горюновым они были знакомы давно – ещё по партийной работе в Новосибирске, а потом – он вот вырос до головы Кемерово, а Карл Иванович – пошёл по хозяйственной линии и осел на Коксохиме, что было тоже неплохо – крупнейший комбинат Кемерово; с одной стороны, размах, с другой – начальников над тобой поменьше.
«Да если посмотреть в суть вопроса, и он и я – мы оба по хозяйству, только у него забот больше, а денег меньше», – немного позлорадствовал Карл Иванович. «Что же я ему так срочно понадобился?», – город частенько обращался к руководству крупных предприятий – то там помочь, то тут оказать содействие. «Ну а как иначе? Одно дело делаем».
Он отложил поиски кофе, быстро оделся и пошёл в горисполком – благо, было недалекою.
«Посмотрю заодно, как он там обосновался на новом месте – я ведь не был ещё у него в новом кабинете на площади», – горисполком занял основательное здание напротив строящегося Дома Связи, которое изначально предназначалось для НКВД, но потом курс партии изменился, и его отдали городским властям.
Прошёлся по Островского, свернул направо и через просторную площадь Пушкина, мимо гипсового бюста поэта на белом белёном постаменте в начале аллеи подошёл к горисполкому.
«Как быстро летит время… Ещё в начале 1949-го городские депутаты решили назвать площадь в честь великого русского поэта к 150-летию со дня его рождения – соорудили бюст по-быстрому, я же помню. А в 1950-м должны были установить памятник, но, видимо, закрутились – в городе столько новых строек, и голова у них полна забот», – Карл Иванович подходил к своей цели.
«Красавец у нас городской совет! Жаль, конечно, что Москва башню на нём срубила – как они хорошо бы вместе с Домом Связи смотрелись! Ну конечно, им же там в Москве виднее, если экономить – так сразу на Кемерово. Ни разу здесь не были, а указания слать – хлебом не корми. «Борьба с излишествами»! Башня им помешала! Да Касьяныч (Моисеенко Леонид Касьянович – один из ведущих архитекторов Кемерово 1940-50-х гг. В частности, по его проекту построена «визитная карточка» Кемерово – ансамбль Главпочтамт (Дом Связи) – Администрация города (здание управления НКВД) – С. К.) такое сильное решение на Советской запроектировал! Ночами не спит – всё чертит, макеты клеит, а они – раз шашкой – и нет вам башенки. Ну ладно, мы её ещё при случае достроим, не забудем…».
Зашёл в просторный вестибюль. Постовой с кобурой на ремне поинтересовался: «К кому»? Оказывается, пропуск ему уже был выписан. Ждут! Что же там случилось?
Поднялся на второй этаж. «Шикарно они тут устроились – с размахом!» Залитые солнцем холлы с высокими потолками были устелены свежими ковровыми дорожками. В приёмную председателя вели массивные дубовые двери. Карл Иванович потянул за бронзовую ручку с шишечкой, тяжелая дверь легко поддалась:
– Добрый день, Зиночка. У себя? Зайду?
– Здравствуйте, конечно, заходите. Вас ждут.
В огромном кабинете за массивным столом сидел председатель горисполкома. Кабинет был ещё не до конца обжит, и даже внушительный дубовый стол в нём терялся.
Увидев Карла Иванович, он встал из-за стола и сделал несколько шагов ему навстречу, расплываясь в улыбке:
– Карл, сколько лет, сколько зим! Как у тебя, говорят пополнение рода ждёшь?
– Спасибо, Костя! Всеми мыслями со Светочкой, врачи у нас в Кемерово, конечно, замечательные, но всё равно переживаем.
– Сколько осталось?
– Говорят, недели две.
– Ну, чтобы всё у вас благополучно!
– Что-то срочное?
– Да. Извини, что дёрнул тебя из отпуска. Но без тебя мы, кажется, не разберёмся.
– Ну, давай, рассказывай…