Страница 5 из 7
Было видно, как сразу стал активно потеть Пётр Васильевич. Не хотел бы Андрей сейчас оказаться на месте полковника. Советникам строжайше было запрещено участие в местных военных конфликтах на чьей-либо стороне, и даже оружие им было не положено по статусу. Правда Палий выбил у атташе "Макарыча" (пистолет ПМ) для себя и семь укороченных "Ксюх" (АКС-74У) – по одному на каждую рабочую боевую машину. И ещё по три снаряжённых магазина к каждому автомату, с условием, что при передаче техники в пользование джибутийской армии всё оружие останется в бронетехнике на своём месте, где и положено ему быть по штатному расписанию. Но, понятное дело, пока что автоматы и снаряжённые магазины все ребята таскали с собой – так спокойней и безмятежней сон на чужбине.
Пётр Васильевич попытался объяснить Его Президентскому Величеству, что они всё-таки технические специалисты, и тут есть очень большая разница между двумя действиями: в бой идти, или гайки крутить. Но все аргументированные доводы не действовали на Халеда. На всё эти объяснения у него один контр довод: "Воин – он всегда воин, только он не всегда на войне". Похоже, глава Джибути вполне натурально и совершенно искренне недоумевал – почему же эти русские выпендриваются. Денег он предложил, по джибутийским меркам, очень даже прилично. В армии Джибути офицеры и за год столько не получают, а тут куча денег всего-то за одну атаку.
Вся армия этой страны держится на вознаграждениях, и нет никаких сомнений, что если бы повстанцы заплатили бы его солдатам и офицерам больше чем Халед, то вся джибутийская армия в полном составе перешла бы на сторону мятежников. Это Африка, здесь кто платит – тот и заказывает музыку. Пришлось полковнику свой отказ озвучить в более резкой форме. Палий заявил, что без приказа своего командования он за рычаги не только сам не сядет, но и не пустит ни одного своего офицера, поскольку именно он ответственен за жизнь и здоровье вверенных ему людей. Как только переводчик закончил перевод слов полковника, Его Президентское Величество в упор посмотрел в глаза Палию и вдруг, на чистейшем русском, с небольшим акцентом, произнёс,
– Это твоё последнее слово? Ты хорошо подумаль полковникь?
– Да, господин Президент. Разрешите связаться с российским посольством, – только что и нашёлся сказать Пётр Васильевич.
Но Халед будто его не слышал вовсе, и через переводчика сказал, – Люди для обучения прибудут завтра. Через два месяца они будут штурмовать Гуэлиль, выучатся они мастерству танкистов полностью или нет – это неважно. – Затем резко встал, тем самым показывая, что разговор окончен, потом сделал два шага к выходу, резко остановился и ни на кого не глядя сказал менторским тоном по-французски,
– "On ne lance pas de pierre quand on vit dans une maison de verre".
– Личный переводчик Его Президентского Сиятельства рванул к двери со скоростью зайца улепётывающего от своры гончих, забыв про свои профессиональные обязанности, и распахнул дверь перед своим повелителем, склоняясь в вежливом поклоне. Советники стали с грохотом подниматься со своих мест, а Хасан ибн Халед, по-прежнему ни на кого не глядя, быстро вышел в открытую дверь.
На улице послышались громкие команды по-французски, послышалась разноголосица заводящихся автомобилей, и через три минуты весь этот гомон стал удаляться от общежития советников. Все головы повернулись к нашему переводчику Сергею.
– Ну, и…, обратился к нему ближайший офицер – танкист, друзья называли его Лёхой.
– Что? – захлопал глазами Серёга.
– Серёга, не тупи. Чего этот павиан на прощанье сказал-то? А?
– Да, пословицу французскую выдал. Приблизительно переводится: "Не бросай камни, если живёшь в стеклянном доме".
– Вот сука, – негромко сказал кто-то из танкистов.
Глава 4
Да – а, нечасто господин Хасан ибн Халед получал отказы в своих просьбах, и все эти завуалированные угрозы в виде поговорки подействовали на всех россиян угнетающе. У входа в общежитие постоянно дежурил джип с охраной четыре – пять человек. Солдаты охраны говорили, что их сюда послал комендант военного лагеря, чтобы охранять советников от местных жителей, если те вдруг захотят заглянуть в дом с целью чего-нибудь стащить, что случается нередко в разных африканских странах. Что ж может быть и так. Но время потихоньку шло, а ничего паскудного не происходило, и постепенно люди стали успокаиваться.
На следующий день пригнали на обучение курсантов, и сразу же у всех появилась масса работы с личным составом. Переводчик был всего один, поэтому лекции читали сразу всем: или стрелкам – наводчикам, или собирали всех вместе мехводов (механиков – водителей), а полковник Палий зачитывал будущим командирам танков основы стратегии танкового боя. Красовский с Толей еле вырвали Серёгу у танкистов для того чтобы Толик смог научить своих подопечных управлять бронетранспортёром, а Андрей разъяснить башенным стрелкам их обязанности.
Со стрелками проблем не было. Практически у каждого живущего в деревне мужчины был автомат Калашникова или французский автоматический карабин (наследие колониального прошлого). Оружие дарилось отцами своим сыновьям на совершеннолетие – это лет в пятнадцать приблизительно, и хотя патроны стоили достаточно дорого, все джибутийцы к двадцати годам становились просто "Ворошиловскими стрелками". Конфликтов между племенами или деревнями было хоть отбавляй, поэтому стрелковая практика у простых джибутийцев была постоянно. Оба башенных стрелка Ясер и Фатлах очень быстро освоили КПВТ калибра 14,5 мм, и на стрельбах на импровизированном полигоне в пустыне показывали просто феноменальные результаты, а вот с водителями Толик намучился в обучении.
Люди в Джибути в основном живут довольно бедно, и автомобиль позволить себе может далеко не каждая семья, особенно из деревень, откуда и набирали новобранцев. Городские жители и жили богаче, и работы в городе было больше, чем в глубинке, поэтому в армию они не очень-то рвались. Хорошо, что пустыня это не узкий горный серпантин и не лесная дорога с ёлками по обеим сторонам – крути баранку в любую сторону куда хочешь, всё равно никуда не врежешься, а перевернуть двадцати тонную машину – это ещё постараться нужно, хотя Андрею приходилось видеть и не таких "умельцев". Поэтому Толик выкатывал БТР подальше от казарм в пустыню, втыкал в песок вешки, сажал за руль ученика, и они вместе катались от вешки к вешке. У танкистов дела шли похожим образом. Они отгоняли танки подальше друг от друга, и сажали за рычаги учеников.
Время шло, началась календарная зима. Ночью стало даже относительно прохладно около плюс двадцати градусов, днём около тридцати – тридцати пяти. Джибутийцы явно мёрзли и надевали на себя тёплые вещи, ну а россияне задышали полной грудью, можно сказать, воспрянули духом, появился аппетит, люди стали больше шутить, улыбаться. Правда активизировались насекомые, которых в Африке великое множество, а особенно досаждали людям разнокалиберные мухи, их было всегда огромное количество, были они просто вездесущи и ужасно надоедливы.
Наверное, в Джибути был своеобразный рай для какого-нибудь фанатичного энтомолога, и этот гипотетический учёный запросто мог бы написать настоящую диссертацию, в нескольких толстенных томах на тему "Эти мерзкие мухи Джибути". Но к великому сожалению учёные вряд ли скоро попадут на задворки этой страны, и сей величайший труд так и останется не написанным. Но мухи действительно очень сильно досаждали россиянам, они запросто прокусывали кожу до крови, и пока не заклеишь пластырем место укуса, мухи не отставали, а на место убитой твари тут же прилетали две – три новые, а кусались они очень и очень больно. Потом ещё переводчик Серёга подлил масла в огонь, рассказав историю об одном виде африканских мух, которые откладывают яйца в уши и нос человека, а потом оттуда выползают белые личинки, и человек от боли сходит с ума. После этой истории все стали спать, закрывая лицо полотенцем.