Ночь империи

Самаэль своевременно вспомнил, что принцесса была одной из искренне верующих жительниц дворца, так что она бы не упустила возможности поговорить с самим Королём, вдруг явившимся на порог. Возможности сбежать лучше, чем эта, ему бы не представилось, и, пользуясь тем, что Василиск отвлёкся, генерал скользнул за ближайший угол.

Говорить не хотелось, но Первородный все же умудрился его задеть. На мгновение перед тем, как принцесса обозначила своё присутствие, Самаэлю казалось, что он услышит то, что не нравилось ему в качестве даже банального предположения.

5.

Если принцесса Офра умудрялась дорваться до аудиенции с Королём богов, когда тот был, как про себя выражался «не при исполнении», можно было считать день законченным. К своему же довольству, Василиск не так часто захаживал во дворец, когда у него было свободное время. Сегодня и вовсе явился в надежде поговорить с генералом Гриндом, но тот оказался хуже своего предшественника Джанмарии, который, завидя Первородных, разворачивался на расстоянии нескольких метров и уходил искать обходные пути. Самаэль, хоть и не бежал от разговора заранее, предпочитал держать собеседника на вежливом почтительном расстоянии и не давал сунуться ближе дозволенного.

Краем уха слушая принцессу и её рассуждения о жизни после смерти брата, Василиск с тоской подумал о том, что по дороге в столицу растерял все своё красноречие – обычно даже такой сварливый гадёныш, как Гринд, не смог бы отвертеться. В конечном итоге они бы поболтали, нашли общий язык, а по итогу Первородный вывалил бы на него то, что узнал от Нории. Кто бы мог подумать, что некоторые генералы могут иметь наглости достаточно, чтобы повернуться к столпу религии в стране спиной.

Если бы не красноволосая ифритовая гадина, ему бы не пришлось и упрашивать Самаэля поговорить.

Вздохнув, Василиск подпёр щёку ладонью и нахмурился. В последнюю неделю он вспоминал Джартаха Неповторимого с такой завидной частотой, что в скором времени давно почивший Владыка должен был выбраться из склепа и прийти к Первородному с вопросом: «Когда ты оставишь меня в покое?».

«Пусть это будет местью ему на том свете,– оправдывал сам себя валакх,– он нам все испортил при жизни, так пусть хоть помучается там, с праотцами.»

Мысли о том, как Владыка Джартах попортил Первородным жизнь незаметно потащились ещё дальше в дебри породы Гесселингов, и Василиск вдруг вспомнил, что мать самого нелюбимого его правителя была из Геенны, и это была не просто какая-то сторонняя женщина. Она практически никогда не появлялась на людях, но ходил слух, что ифритка была одной из приближенных самого Князя.

«И что теперь?». Вздрогнув, Василиск обернулся – на мгновение ему показалось, что голос старшего брата послышался над ухом, а не в собственных мыслях. Айорга на горизонте не намечалось, и Король богов вздохнул с облегчением.

Мысль, поначалу видевшаяся удачной, померкла: не важно, кем была мать Джартаха Неповторимого при дворе Геенны, она не была родственницей правителю. Не было никакого смысла кидаться, сломя голову, на аудиенцию к Иблису и пытаться его убедить, что он имеет права на эрейский престол.

– Я не знаю,– вздохнула тем временем Офра, приходя в своём неимоверно длинном рассказе к какому-то логическому концу.– Я могла бы смириться – он недурен собой – но уезжать в Геенну…

– Ваша матушка тоже когда-то оставила отчий дом, чтобы быть рядом с супругом.– Глядя в сторону от принцессы, выхоложенным тоном произнёс Василиск.– Это тяжело, несомненно, но Вы не должны-… Стоп, куда?

– В Геенну,– девушка, сложив руки на коленях, с беспокойством посмотрела на повернувшегося к ней Первородного.– Что-то не так?

Василиск некоторое время молчал, осмысляя услышанное. Офра оставалась единственной законной наследницей, если смотреть только на прямых потомков семьи Гесселинг, но согласно закону о первородности девушка не могла получить титул просто так. Она была женщиной и, как ни поверни, империя бы не приняла такой расклад – единственной, кому когда-либо дозволялось править страной в одиночку, была легендарная Принцесса Роханна.

Однако, если единоличное правление было под запретом, то наличие супруга могло помочь обойти этот закон. Офра бы объявлялась Владычицей, а её супруг – регентом при ней. Он не стал бы официальным лицом в полном смысле, но получил бы право направлять свою жену на нелёгком пути правления. Конечно, Офра была при этом лишь символом, прямым потомком, но всё было лучше, чем Айорг Гессе. Василиск слишком ярко представлял, как будет усмехаться старший брат, когда на его плечи ляжет тяжестью алая мантия с золотым подбоем.

– А за кого конкретно Вас выдаёт сударь регент?– как можно более мягко улыбнулся Василиск, возвращая внимание принцессе.– За какого-то тамошнего вельможу?

Тема для девушки была болезненной: в уголках её маленьких, всегда широко раскрытых карих глаз стали собираться слёзы, и Василиск сотню раз пожалел, что спросил. К своей чести, Офра сдержалась и почти без запинок заявила, что в супруги ей пророчили самого Князя.

Птица Великая. Пусть лучше бы Айорг Гессе, заливисто хохоча, бегал по дворцу в мантии и Венце.

– О, Птица,– почти беззвучно выдохнул Василиск, прикрыв нижнюю часть лица ладонью.– Птица великая, этого нельзя допустить.

– Вы тоже так считаете?

– Да,– выпалил Король богов, не слишком заботясь о том, говорила ли принцесса что-то до этого.– Да, точно. Простите, Ваше Сиятельство, мне нужно бежать.

Не откланявшись и толком не попрощавшись, валакх выскочил в коридор и, посмотрев по сторонам, как показалось Офре, потянул носом воздух. По запаху определив нужное ему направление, Василиск исчез в левой стороне, а принцесса, гулко вздохнув, уставилась в окно. Даже, когда регент был просто регентом при живом брате, к ней относились более сочувственно.

Виновник всего нашёлся в дворцовой кухне – без малейшего зазрения совести шарил в поисках чего-то съестного и только белозубо скалился в улыбке, когда повар, замечая его поползновения, устало просил: «Сударь Айорг, ну подождите Вы до обеда».

Сколько Василиск помнил брата, тот при всей своей субтильности мог есть бесконечно много. Не толстел, как ни пытайся, но, если переест, мог потом пару дней лежать без дела и никуда даже толком не ходить, как хищник, нуждавшийся в свободном времени для переваривания.

Вынужденный, чтобы добраться до брата, проскользнуть мимо двух слуг, Василиск случайно задел плечом свиную тушу, вытянутую среди четырёх таких же и подвешенных вдоль стены за задние ноги. На одном из столов лежал в медном поддоне не ощипанный лебедь, рядом ютились корзины с овощами и миски с хлебом. Айорг в основном крутился возле печи, в которой на вертеле уже были насажены четыре мелкие тушки феантов, а внизу, над самым огнём, висел котелок с супом.

Повар не заметил Короля богов, воодушевлённо ругаясь на своего подмастерья, который рассыпал на занятым ими втором широком столе пшено, и Василиск, пользуясь возможностью, проскользнул к родственнику поближе.

Как раз собиравшийся посмотреть на содержимое котелка, Айорг от неожиданности, когда Первородный тронул его за плечо, выронил крышку, и та с грохотом упала на законное место. На них никто не отреагировал – только вбежавшая в помещение с ещё одной корзиной овощей девчушка коротко вскрикнула, отшатнувшись к стене и едва не уронив с висевших там полок всю посуду.

Проводив взглядами разок обернувшуюся на них служанку, мужчины переглянулись и почти одновременно хмыкнули. Если было на то желание, в юные годы они могли смеха ради даже говорить одновременно – это почему-то приводило окружающих не то в ужас, не то в умиление, не то в оба этих состояния разом.

– Полагаю, ты не лепёшки с сыром красть пришёл,– заметил Айорг, все же сунувшись в котелок и слегка морщась от запаха.– Фу, капуста… Чем обязаны, Ваше Святейшество?

– Мы будем у печи разговаривать?– хмуро поинтересовался Василиск.– Может, ещё за феантами следить начнёшь?