Ночь империи

В этот раз за побег с занятия со стариком, вызывавшим у неё своими нудными лекциями исключительно желание поспать, но никак не учиться, Мадлена вынуждена была отбывать своего рода наказание: и она могла бы смириться с этим, если бы подобный указ поступил от отца. Родитель не счёл нужным даже показаться ей на глаза и отчитать, всего лишь поручив это сделать одному из своих людей, и от этого на душе было ещё хуже, чем от осознания того, что на её выходку никто во всем дворце толком не отреагировал.

Он всегда подсылал кого-то в последние четыре года, и в какой-то момент Мадлена поняла, что может творить все, что пожелает: все равно ведь регент не обратил бы внимания. В лучшем случае он бы смерил её безразличным взглядом и фыркнул слегка, тут же отвлекаясь на очередного более интересного собеседника.

У отца были другие, о ком ему доставляло удовольствие заботиться, и ради них он готов был бросить все свои самые важные дела – Мадлена в их число войти не смогла, как ни старалась. На первом месте всегда был её старший брат – красивый улыбчивый юноша с поразительными кудрями, завивавшимися крупными кольцами и поблескивавшими на свету, точно вороново крыло. Он был личной гордостью отца. Вторым по важности шёл тави, последние лет семь где-то пропадавший, а теперь появившийся вновь, но не соизволивший даже разок заехать к регенту. Валакх все равно нет-нет, да и вспоминал про него, особо выделяя нужды именно его крепости.

Дочь.... Ну, она присутствовала. «Впрочем, нет,– мелькнула в голове Мадлены мысль,– стоило говорить «старшая дочь».»

Невысокая, неказистая простушка, которая даже в дорогих одеждах с трудом могла сойти за дочь высокородного аристократа и одного из самых сильных валакхов среди известных, Сейрен привлекала людей своей открытостью, добродушием и чувством юмора, которыми её при рождении сполна наделили боги – неважно, какие, хоть Первородные, хоть Птица лично. Ни на что толком не претендовавшая, она даже не могла полноценно называть себя дочерью регента: Айорг не помнил матери этой девчонки, сколько та ни пыталась ему объяснить.

Просто в один день десять лет назад Сейрен оказалась на пороге дворца, рыдавшая горючими слезами и сквозь них пытавшаяся рассказать, что матушка от неё отказалась и послала к отцу.

О, этот день Мадлена запомнила навсегда – она больше никогда не видела такого отвращения на отцовском лице. Тогда девушка надеялась, что отношение такое, какое было к ней, перекинется на младшую, что эту мартышку вообще не пустят на порог, но Айорг, пусть и кривился, разрешил девчонке остаться. Когда подросла, определил её принцессе Офре в помощницы, а та была и не против, как-то резко забыв про Мадлену, с которой общалась гораздо дольше.

Мадлена надеялась, что Сейрен возьмёт на себя её бремя, пришедшая из ниоткуда, возможно, вообще не приходившаяся им роднёй. Надеялась, что появится шанс получить побольше любви – не столько, сколько получал брат, с ним тягаться не приходилось – но хоть немного больше обычного.

Судьба любила разбивать надежды на тысячи мелких кусочков. Хотя бы брат редко появлялся, заезжавший в лучшем случае раз в пару лет, чтобы проверить, все ли живы и нет ли каких занятий на его совесть. В основном он пропадал в Геенне, и в ответ на замечания об этом Айорг мог только ворчать что-то о неразборчивости старшего, а Мадлена пользовалась известным ей способом лишний раз заставить валакха щериться, как увидевший воду кот.

– От того, что смотришь в окно, знания не появятся.

Мадлена с фырканьем посмотрела на массивного ворона, спавшего прежде на стойке, сделанной специально для него. Ноктис тоже был отцовским любимчиком, и вызывал этим самым неприязнь к себе, порой смягчавшуюся: с девушкой нянчился с её первых дней. Он был прекрасным компаньоном и её матери, пока та вдруг «при странных обстоятельствах» не отказалась от дочери и не сбежала, оставив её на попечение своего возлюбленного и его сомнительного вида подчинённых.

Мадлена знала, какими были эти обстоятельства, но о своей осведомлённости никого не оповещала: ей было вполне спокойно жить в мире, где все полагали, будто она не понимала, что настоящей матери у неё никогда и не было.

Её родители остались где-то далеко, в захудалой деревне, откуда Айорг Гессе обманом забрал девочку, и, возможно, жили дальше, нарожав ещё детей, а может и умерли в одиночестве – конкретикой Мадлена не интересовалась. Женщина, с которой на момент появления девочки Айорг состоял в отношениях, пыталась найти к ребёнку подход, ругала за отношение к ней валакха, но из этого ничего не выходило. Более того, раз за разом несчастная только подливала масла в огонь ненависти к себе. Все закончилось донельзя плачевно, и Мадлена до сих пор порой вспоминала последнюю ссору отца с той женщиной, помня то, что вообще не должна была увидеть.

До сих пор порой в те редкие моменты, когда ей удавалось поговорить с ним, она немного опасалась перевести всё в откровенный скандал: перед глазами сразу вспыхивала картина из детства.

– А кому важно, появятся они у меня или нет?– в привычной своей манере огрызнулась Мадлена, сжимая перо в кулаке и глядя на своего собеседника.– Вон, Сейрен, тупа, как пробка, и ничего! «Глядите, как она танцует», «Послушайте её истории»! Чушь собачья. А Гленн вообще солдафон! Он хоть одну книгу прочитал в жизни?!

– Поверь мне, Гленн прочитал достаточно. Мальчик говорит на четырёх языках, чтоб ты знала, так что он не только врагов рубить горазд.

– Конечно,– раздражённо процедила Мадлена, вкладывая всю свою злость в написание следующего слова на листе,– поэтому почему бы не отправить нашего золотого мальчика в Геенну к самому Князю?– Хлопнув перо на стол, девушка вскинула руки и продолжила, нарочито гримасничая,– «Он ведь так туда хочет, он ведь так многому там научится»! А теперь сидит, дурак старый, и не знает, как Гленна оттуда вытащить, потому что тот сделал самое логичное – вцепился в Князя руками и ногами и не хочет возвращаться к отцу!

Ноктис прикрыл глаза, скептично качая головой. В чем-то Мадлена была права, но её действия это не объясняло и ни в коей мере не оправдывало.

– Почему ты не хочешь поучиться для себя? Не для кого-то ещё.

– А смысл? Мы в империи – через пару лет, если сама не сподоблюсь, «любящий» папочка пихнёт меня за кого-нибудь замуж. В нашей стране после церемонии ум не нужен, главное готовить умей, да соглашайся детей плодить.

Ворон тяжело вздохнул, переступая с лапы на лапу, и поднял голову в направлении двери, за которой послышались голоса. Сразу же можно было отличить регента, но для того, чтобы понять, что с ним шёл тави Сонрэ, возмущавшийся, что «так поступать нельзя», потребовалось некоторое время.

Так же, как и Птица, посмотревшая в сторону двери, Мадлена вздохнула. Повернувшись к питомцу, она криво усмехнулась:

– К тому же, не мне тебе напоминать – если я когда-то решу обратить внимание папочки на себя, мне всего лишь нужно будет или нажраться вусмерть и приползти к его дверям на локтях, или пойти ограбить какую-нибудь развалину.

4.

Великий генерал Сонрэ, никогда не слывший мужчиной маленьким, вместе с тем умел поразительно тихо подкрадываться, если у него в этом была необходимость. Возможно, этим объяснялись его победы, подарившие в конечном итоге чин – может, враги и не знали, что их противник крался к ним в тишине, основательно заляпанный грязью с поля боя. Айорг в подробности не вдавался, обычно просто переводивший детский лепет предыдущего Владыки в удобоваримые по правилам этикета фразы.

Зайдя с правой стороны, когда регент надеялся в одиночестве мирно и, никого не трогая, покурить трубку, Сонрэ имел редкое счастье видеть валакха застаным врасплох и подавившимся дымом, будто юный аристократ, пойманный маменькой за первым знакомством с табаком.

– Что такое, тави?– откашлявшись, просипел Айорг, выдавливая из себя улыбку.– Вам так понравилось со мной во дворце, что вы решили задержаться? Остальные Великие уже давно уехали.